кривой усмешкой. -- Я не обвиняю вас, инспектор, ни вас, мистер
Холмс, -- ваши подозрения были естественны. Я чувствовал, что
меня вот-вот должны арестовать, и своим оправданием я обязан
только тому, что разделил судьбу моего бедного друга.
-- Нет, нет, мистер Мэрдок. Я уже догадывался, в чем дело,
и если бы меня не задержали сегодня утром дома, мне, возможно,
удалось бы избавить вас от страшного переживания.
-- Но как же вы могли догадаться, мистер Холмс?
-- Я всеядный читатель и обладаю необычайной памятью на
всякие мелочи. Слова "львиная грива" не давали мне покоя. Я
знал, что где-то уже встречал их в совершенно неожиданном для
меня контексте. Вы могли убедиться, что они в точности
характеризуют внешний вид этой твари. Я не сомневаюсь, что она
всплыла на поверхность, и Макферсон ее ясно увидел, потому что
никакими другими словами он не мог предостеречь нас от
животного, оказавшегося виновником его гибели.
-- Итак, я, во всяком случае, обелен, -- сказал Мэрдок, с
трудом вставая с дивана. -- Я тоже должен в нескольких словах
объяснить вам кое-что, ибо мне известно, какие справки вы
наводили. Я действительно любил Мод Беллами, но с той минуты,
как она избрала Макферсона, моим единственным желанием стало
содействовать их счастью. Я сошел с их пути и удовлетворялся
ролью посредника. Они часто доверяли мне передачу писем: и я же
поторопился сообщить Мод о смерти нашего друга именно потому,
что любил ее и мне не хотелось, чтобы она была извещена
человеком чужим и бездушным. Она не хотела говорить вам, сэр, о
наших отношениях, боясь, что вы их истолкуете неправильно и не
в мою пользу. А теперь я прошу вас отпустить меня в школу, мне
хочется скорее добраться до постели.
Стэкхерст протянул ему руку.
-- У всех нас нервы расшатаны, -- сказал он. -- Простите,
Мэрдок. Впредь мы будем относиться друг к другу с большим
доверием и пониманием.
Они ушли под руку, как добрые друзья. Инспектор остался и
молча вперил в меня свои воловьи глаза.
-- Здорово сработано! -- вскричал он. -- Что говорить, я
читал про вас, но никогда не верил. Это же чудо!
Я покачал головой. Принять такие дифирамбы значило бы
унизить собственное достоинство.
-- Вначале я проявил медлительность, непростительную
медлительность, -- сказал я. -- Будь тело обнаружено в воде, я
догадался бы скорее. Меня подвело полотенце. Бедному малому не
пришлось вытереться, а я из-за этого решил, что он не успел и
окунуться. Поэтому мне, конечно, не пришло в голову, что он
подвергся нападению в воде. В этом пункте я и дал маху. Ну что
ж, инспектор, мне часто приходилось подтрунивать над вашим
братом -- полицией, зато теперь Cyanea capillata отомстила мне
за Скотленд-Ярд.
Перевод М. Баранович
Артур Конан-Дойль. Камень Мазарини
Доктору Уотсону было приятно снова очутиться на
Бейкер-стрит, в неприбранной комнате на втором этаже, этой
исходной точке стольких замечательных приключений. Он взглянул
на таблицы и схемы, развешанные по стенам, на прожженную
кислотой полку с химикалиями, скрипку в футляре, прислоненную к
стене в углу, ведро для угля, в котором когда-то лежали трубки
и табак, и, наконец, глаза его остановились на свежем
улыбающемся лице Билли, юного, но очень толкового и
сообразительного слуги, которому как будто удалось перекинуть
мостик через пропасть отчуждения и одиночества, окружавшую
таинственную фигуру великого сыщика.
-- У вас тут все по-старому. И вы сами нисколько не
изменились. Надеюсь, то же можно сказать и о нем?
Билли с некоторым беспокойством посмотрел на закрытую
дверь спальни.
-- Он, кажется, спит, -- сказал он.
Стояла ясная летняя погода, и было только семь часов
вечера, однако предположение Билли не удивило доктора Уотсона:
он давно привык к необычному образу жизни своего старого друга.
-- Это означает, если не ошибаюсь, что ему поручено дело,
не так ли?
-- Совершенно верно, сэр. Он сейчас весь поглощен им. Я
даже опасаюсь за его здоровье. Он бледнеет и худеет с каждым
днем и ничего не ест. Миссис Хадсон его спросила: "Когда вы
изволите пообедать, мистер Холмс?" -- а он ответил: "В половине
восьмого послезавтра". Вы ведь знаете, какой он бывает, когда
увлечен делом.
-- Да, Билли, знаю.
-- Он кого-то выслеживает. Вчера он изображал рабочего,
подыскивающего место. А сегодня нарядился старухой. И так
похоже, что я совершенно не узнал его, а уж я бы, кажется,
должен знать его приемы.
Усмехнувшись, Билли указал на необыкновенно потрепанный
зонтик, прислоненный к дивану.
-- Это одна из принадлежностей костюма старухи.
-- Но какое у него на этот раз дело, Билли?
Билли понизил голос, словно речь шла о великой
государственной тайне.
-- Вам я, конечно, скажу, сэр. Но, кроме вас, этого никто
не должен знать. Это то самое дело о бриллианте короны.
-- Вы говорите о похищении камня в сто тысяч фунтов?
-- Да, сэр. Они должны разыскать его во что бы то ни
стало. И премьер-министр и министр внутренних дел были у нас и
сидели вот на этом самом диване. Мистер Холмс был очень любезен
с ними. Он совсем не важничал и пообещал сделать все, что
только можно. И потом еще лорд Кантлмир...
-- Вот как?
-- Да, сэр, вы понимаете, что это значит. Он, если только
можно так выразиться, ужасно заносчивый. Я могу иметь дело с
премьер-министром и ничего не имею против министра внутренних
дел -- он производит впечатление воспитанного и любезного
человека, -- но этого лорда я совершенно не выношу. И мистер
Холмс тоже. Дело в том, что он не верит в мистера Холмса и
возражал против того, чтобы ему поручили дело. Мне кажется, он
был бы даже рад, если бы мистер Холмс с ним не справился.
-- И мистер Холмс это знает?
-- Не было еще такого случая, чтобы мистер Холмс
чего-нибудь не знал.
-- Ну, я очень надеюсь, что он справится и лорд Кантлмир
будет посрамлен. Послушайте, Билли, зачем эта занавеска на
окне?
-- Мистер Холмс повесил ее три дня тому назад. У нас там
есть кое-что любопытное. -- Билли подошел и отдернул занавесь,
отделявшую комнату от оконной ниши.
Доктор Уотсон невольно вскрикнул от удивления. Перед ним в
глубоком кресле сидела точная копия его старого друга, и халат
и все остальное были в точности как у Холмса, лицо, на три
четверти обращенное к окну, было слегка наклонено вниз, словно
над невидимой книгой. Билли снял голову с туловища и подержал
ее в руках.
-- Мы придаем ей различные положения, чтобы было больше
похоже на живого человека. Если бы штора не была спущена, я бы,
конечно, не решился ее трогать. Когда штора не задернута, ее
видно с той стороны улицы.
-- Однажды у нас уже было что-то в этом роде.
-- Меня тогда еще здесь не было, -- сказал Билли. Он
раздвинул шторы и выглянул на улицу. -- За нами из того дома
ведут наблюдение. Вон в окне человек, хотите посмотреть?
Уотсон сделал шаг вперед, но в это время дверь спальни
отворилась, и оттуда появилась худая и длинная фигура Холмса;
лицо его осунулось и побледнело, но держался он, как всегда,
бодро. Одним прыжком он очутился у окна и поправил штору.
-- Довольно, Билли, -- сказал он, -- вы рисковали жизнью,
а как раз сейчас вы мне очень нужны. Рад вас видеть, Уотсон, в
вашей старой квартире. Вы явились в критическую минуту.
-- Я это чувствую.
-- Можете идти, Билли. Не знаю, как быть с этим мальчиком.
Насколько я вправе подвергать его опасности.
-- Какой опасности, Холмс?
-- Опасности внезапной смерти. Я не удивлюсь, если сегодня
вечером что-нибудь произойдет.
-- Но что именно?
-- Например, меня убьют.
-- Не может быть, Холмс, вы шутите!
-- Даже при моем отсутствии юмора я мог бы придумать
лучшую шутку. Но пока что мы можем наслаждаться жизнью, верно?
Спиртные напитки вам не противопоказаны? Сифон и сигары на
прежнем месте. Надеюсь, вы еще не презираете мой жалкий табак и
трубку? В эти дни они должны заменить мне еду.
-- Но почему вы отказываетесь от еды?
-- Потому что голод обостряет умственные способности. Мой
дорогой Уотсон, вы, как врач, должны согласиться, что при
пищеварении мозг теряет ровно столько крови, сколько ее
требуется для работы желудка. Я сейчас один сплошной мозг. Все
остальное -- не более чем придаток. Поэтому я прежде всего
должен считаться с мозгом.
-- Но вы говорили о какой-то опасности, Холмс?
-- Ах да, на всякий случай вам, пожалуй, не мешает
обременить свою память адресом и именем убийцы. Вы сможете
передать эти сведения в Скотленд-Ярд в виде прощального привета
от преданного Холмса, Его зовут Сильвиус, граф Негретто
Сильвиус. Запишите: Мурсайд-Гарденс, 136, Норд-Вест. Готово?
Честное лицо Уотсона нервно подергивалось. Ему было
слишком хорошо известно, что Холмс никогда не останавливался ни
перед какой опасностью и скорее склонен был недооценивать ее,
чем преувеличивать. Уотсон не привык тратить время даром и
решительно поднялся.
-- Можете располагать мной, Холмс, в ближайшие дни я
совершенно свободен.
-- В моральном отношении вы нисколько не изменились к
лучшему, Уотсон. Ко всем вашим старым порокам добавился еще
один -- вы научились лгать. Весь ваш вид говорит о том, что вы
загруженный работой врач, которого осаждают больные.
-- Среди них ни одного сколько-нибудь серьезного. Но разве
вы не можете арестоватъ этого человека?
-- Конечно, могу, Уотсон, поэтому-то он так и беспокоится.
-- Так в чем же дело?
-- Дело в том, что я не знаю, где бриллиант.
-- Ах да, Билли рассказывал -- бриллиант короны.
-- Вот именно, огромный желтый камень Мазарини. Я
расставил сети, и рыбка уже попалась, но я еще не получил
камня. Какой мне толк забирать грабителей? Разумеется, мир
станет лучше, если всех их посадить за решетку. Но у меня
другая цель -- мне нужен камень.
-- Так, значит, граф Сильвиус -- одна из попавшихся рыбок?
-- Да, и при этом акула, которая кусается. Другой -- Сэм
Мертон, боксер. Сэм -- неплохой парень, но граф использует его
для своих целей. Он не акула, а всего только глупый
большеголовый пескарь. Но все равно он тоже бьется в моих
сетях.
-- А где этот граф Сильвиус?
-- Я сегодня все утро провел у него под самым носом. Вы
ведь видели меня в роли старухи. Но так удачно, как в этот раз,
у меня еще никогда не получалось. Граф даже поднял мой зонтик
со словами "Позвольте мне, сударыня", он ведь наполовину
итальянец и, как истинный южанин, умеет быть чрезвычайно
любезным, если только он в духе, но если не в духе, -- это
сущий дьявол. Как видите, Уотсон, в жизни случаются
прелюбопытные вещи.
-- Но это могло кончиться трагически.
-- Не спорю. Я шел за ним до мастерской старого Штраубензе
на Майнорис. Ему там изготовили духовое ружье -- великолепная
штука, и, если не ошиблось, сейчас она находится в окне
напротив. Вы видели манекен? Ах да, Билли вам показывал. В
любой момент в эту прекрасную голову может угодить пуля. В чем
дело, Билли?
Билли вошел с карточкой на подносе. Холмс взглянул на
карточку; брови его поднялись, и на губах появилась усмешка.
-- Он решил пожаловать сюда собственной персоной. Этого я
не ожидал. Надо хватать быка за рога, Уотсон. Этот человек
способен на все. Вы ведь, наверное, слышали, что граф --
знаменитый охотник на крупного зверя. Если ему удастся
