Начнем сначала, я московских конфет привез.
Из недр рюкзака появились многочисленные кулечки, коробки печенья,
сигареты, лимоны. Стае накрывал стол и отрывочно излагал свои столичные
похождения. Был он какой-то смущенный и невеселый. Я попросила его при-
держать повествование и отправила Кешку на соседнюю улицу с наказом при-
тащить сюда Дара. Звонить ему все равно бесполезно, он час будет соби-
раться.
Но, кажется, я зря понадеялась на Кешку - он неожиданно задержался.
Стае более не мог терпеть, и нам пришлось слушать его московскую одис-
сею. В общем, одиссея довольно типичная для провинциала.
На семинаре Стае раззнакомился с хорошими ребятами, сплошь гениями и
сплошь непечатаемыми. За время семинара Стае, похоже, разучился спать и
нажил мозоль на языке. В первую же неделю молодые прозаики сумели убе-
дить друг друга в том, что их произведения куда как выше уровня совре-
менной литературы, и просто непонятно, отчего это издатели не толкутся в
очереди под дверями конференц-зала, где и происходили занятия. Молодые
гении решили исправить сию несправедливость и предприняли рейд по сто-
личным редакциям. - Ну и?..
- Да что! Нужны мы там... Такое впечатление, что все в литературу
кинулись. Эпидемия! В каждой редакции портфель сформирован на на года
вперед, литконсультанты вежливо улыбаются, потом доверительно, оглядыва-
ясь на дверь главного, сообщают: ну ты ж понимаешь, старик, у нас само-
тек вообще не печатается, ну, если хочешь - оставь свою рукопись, но я
тебе ничего не обещаю, вот если бы ты пришел с рекомендацией от члена
редколлегии... итак далее. А по глазам же вижу: оставлю я ему рукопись,
так он даже и читать не станет. Надо оно ему!
Разозлились мы, отловили одного такого, напоили коньяком, увезли с
собой на семинар. Так он всю ночь нам рассказывал тайную механику наше-
го, так сказать, издательского процесса. Ну и лопухи мы с вами, братцы!
Послушал я, послушал - начисто прочь всякая охота соваться в это болото.
Да пошли они все. В конце концов, пишу я для себя, это меня там на семи-
наре просто заведи: печататься да печататься, чего, мол, ты ломаешься,
как девочка, пора продаваться... Девочка! Оказались мы там, как старые
проститутки, - никому не нужны. Один даже взятку дать пытался, от него
так шарахнулись! А он-то просто ведь с отчаяния, понимаете? Ну, глупость
сделал, попер напролом. Так ему теперь там хоть вовсе не появляйся. Да и
я не собираюсь. Для себя пишу ведь...
Последняя фраза прозвучала фальшиво. Ох, парни, парни... никто не
спишет для себя. Неопубликованное произведение - нерожденный младенец.
Если он не появится на свет, "родительница" помереть может. Сколько
угодно...
А все эти декларации - "пишу для себя" - всего лишь кокетство по
формуле "зелен виноград".
Ничего нового для меня в рассказе Стаса не содержалось. Знаю я все
эти дела. Затем сюда и приехала, чтобы ломать всю эту издательскую сис-
тему, в которую, между прочим, входят и мощнейшие залежи стереотипов в
головах драгоценных моих юных дарований. Вроде акушерки я тут. Ничего,
творцы мои милые, будем рожать... А это всегда больно.
Между прочим, куда запропастился Кешка? А вот и он - свистнул во
дворе и единым духом взлетел по лестнице. Глаза квадратные, лицо блед-
ное, аж веснушки позеленели, от бурного дыхания цепочка на - груди пры-
гает.
- Атас, парни! У Дара шмон!
Стае вскочил, опрокинув на джинсы кружку с горя- чим чаем. Пока он
ругался сквозь зубы, ухватила Кешку за шейный платок и почти насильно
заставила сесть. - Тихо ты. Кто? - А я знаю?
- Тогда почему решил, что именно шмон? - Ого, ты бы слышала, как
разговаривают! Двое! В штатском! И участкового нету! И вообще... - Ты
там был?
- Что я, дурной... Я хотел Дара через окно вызвать. Подошел из сада,
слышу - голоса. Официальные такие. Дару про его нехорошее поведение
рассказывают и санкциями грозятся. "Диссидент" говорят. Какой диссидент?
Дар отроду поэт... - Они тебя не видели?
- Еще чего. Я на дерево влез и за стволом спрятался. - И что?
- А ничего. Дарка сидит злющий, дымит, как паровоз, отругивается, но
чувствую - на пределе уже. А эти... даже в бумагах на столе роются...
Мальчишки мои, кажется, перепугались - в таком возрасте все склонны
преувеличивать собственную значимость.
- Ладно, вы тут посидите, только не разбегайтесь, а я схожу посмот-
рю. Стае глянул на меня с недоумением: - Ты что? Я тебя одну не пущу. -
Да брось ты, Стае. Мне одной удобнее. А по деревьям я тоже лазать умею.
- Ну ты, мать, вообще меня западло держишь? И Стае решительно принялся
натягивать куртку. - Стае, не ходи. Я быстро вернусь. А ты лучше позвони
Дару. Посмотрим, ответит ли и что именно.
После небольшой перепалки мне все-таки удалось уйти одной. Это было
необходимо - ведь я вовсе не думала забираться на дерево, чтобы загля-
нуть в окно домика Дара. Я просто-напросто оказалась в его комнате, нес-
лышимая и невидимая. Ситуацию я там застала интересную.
За кухонным столом тихо-мирно сидели трое. Взъерошенный Дар вскрывал
трехлитровую банку малинового сока, заготовленного на зиму.
Пока он сражался с консервным ключом, я внимательно разглядывала его
гостей. Один их них мне незнаком совсем - какой-то потертый, мышастого
цвета и таких же манер. Иногда лицо его болезненно передергивалось неп-
риятной гримасой. Не люблю я таких лиц. Чудится мне тайная гадостность
в. людях с подобными лицами. В прошлом веке сказали бы - "печать поро-
ка". Впрочем, может быть, у него просто больная печень.
А вот второго я где-то видела... И в этот момент он повернулся. Ба!
Да это же бывший старший уполномоченный! Он-то как сюда попал? Ты гля-
ди... никак не желает "пост оставлять". Ну, я тебе!..
Дар наконец открыл банку. Рубиновый напиток пролился в зеленое стек-
ло и вспыхнул черными огнями. Я проглотила слюну: сок Дар готовил класс-
но, с лимонной корочкой, с корицей...
- А вот интересно, чего это вы ко мне вообще приперлись? - задумчиво
спросил Дар, вытирая испачканные малиной губы.
- Исключительно из благих побуждений, - с торопливой готовностью
откликнулся старший уполномоченный. - Вы, молодой человек, отчета себе
не отдаете...
- Да? Ну, может быть. Но с какой стати я этот отчет должен вам отда-
вать?
- А как же? А как же? Вы ж не в пустыне живете, не на острове необи-
таемом, а среди людей. А с людьми надо считаться. С обществом, так ска-
зать... - Да чем я обществу помешал? - Эх, молодо-зелено... Поглядеть на
вас - сердце разрывается. Молодой парень, уже год нигде не работает, на
что живет - непонятно...
- У меня были сбережения, - быстро ввернул Дар. - Да? Допустим. Но в
нашем обществе человека, который нигде не работает, называют тунеяд-
цем...
- ...и даже принудительно лишают его этого названия путем команди-
ровки на лесоповал, - язвительно заметил Дар.
Гости скучно переглянулись, затем негромко высказался серый:
- А что вы себе думаете? Если так и дальше будет продолжаться, я
посчитаю своим долгом поставить в известность участкового...
- Да литератор я, литератор, понимаете? Стихи пишу! - рявкнул Дар.
Вот тут старший уполномоченный почувствовал себя в своей стихии:
- Литера-атор... Книжечки извольте предъявить? Что, нету? Стишочки в
местной газетке? Литература, нечего сказать. Да и, кстати, о книжечках.
Что вы читаете? Я тут поинтересовался вашей библиотекой - сплошной са-
миздат и тамиздат!
- А это что, до сих пор запрещено? - наивно округлил глаза Дар.
- А ты не храбрись. По такому подбору можно судить об умонастроениях
и... - ...о лояльности, - тихо закончил фразу Дар. - Если угодно. А что?
Не так? И ведь результат же налицо: райком комсомола до сих пор расхле-
бывает кашу, которую вы заварили. Помните майский концерт? Что вы там
читали, Дар? Это, простите великодушно, просто уж какая-то порнография.
Дар фыркнул. Он вспомнил выступление молодых поэтов в одном из го-
родских училищ. Поглядел он с эстрады в зал на глупые, эмалево блестящие
глаза хихикающих девиц, на туповатые лица вполне созревших сексуально
акселератов... И его понесло. Он вывалил на головы юнцов и юниц все ху-
лиганские буриме, придуманные им и его развеселыми друзьями сугубо для
домашнего чтения под пятую бутылку вина, все армейские экзерсисы, в со-
чинении которых изощрялась компания псевдолейтенантов на очередных офи-
церских сборах. Концерт имел шумный успех... Старший уполномоченный по-
бедно продолжал: - А в прошлом году летом у вас англичане какие-то гос-
тили!
- Да вы что?! - захлебнулся возмущением Дар. - Как вы смеете? Следи-
ли за мной?
Гости оставили возмущение поэта без внимания, зато старший уполномо-
ченный с коварной улыбочкой вытащил из-за диванной подушки затрепанный
журнала "для мужчин". - Это они вам подарили?
Дар уже не знал - смеяться ему или гневаться. Я долго не могла по-
нять, почему он сразу не выгнал в шею непрошеных визитеров, а потом по-
чувствовала: каким-то жутким, мистическим холодком веяло от этого разго-
вора, от двух жалких, но все же странно грозных людей, похозяйски распо-
ложившихся в кухне Дара.
- И вообще! - продолжал старший уполномоченный. - Народ к вам толпа-
ми шляется! Девки размалеванные! Песни орут! Притон какой-то, соседи жа-
луются. Прекратите вы это все, пока не поздно, мой вам добрый совет...
пока. А иначе - будем принимать меры.
Мне это все порядком надоело. И я не могла удержаться от мелкой па-
кости: стакан в руке старшего уполномоченного вдруг шевельнулся и опро-
кинулся. Надеюсь, это не отстирается. Дешевка, конечно, не месть даже -
мстишка, но уж очень хотелось.
А дела-то, между прочим, у Дара неважные. Нервов ему помотают, это
точно. Слава Богу, времена другие: раньше-то по "сигналу общественности"
и вправду могли на лесоповал...
Дома меня ждали встревоженные Санька, Матвей и Стае. Кешка не утер-
пел и вернулся под окно Дара. Вскоре они пришли вместе - непрошеные гос-
ти наконец избавили поэта от своего присутствия, пригрозив долгой отныне
"дружбой".
Мы впади в уныние. Не то, чтобы боялись, скорее - было противно. Дар
петушился:
- Да чего они мне сделают! Телегу на работу - так некуда... А из
комсомола я и сам выбыл...
Да, трудно отнять что-либо у человека, не имеющего ничего. Дар, нас-
колько мне известно, умудрялся жить на сумму пятьдесят копеек в день,
причем сочинил целую философию по этому поводу. Там были и всем извест-
ные постулаты вроде: "Не в деньгах счастье", и совсем свежая мысль:
"Можно прожить вообще без денег". Мы когда-то крупно поцапались с Даром
- мне противна эта философия нищеты, а Дар утверждал, что меня снедает
гордыня и суета, приводил в пример йогов, дервишей и странствующих мин-
незингеров. Ну поэт, что с него возьмешь. Что йогам - им хорошо. Завя-
зался узлом и сиди спокойно. Развязался, руку протянул, банан съел и спи
себе на гвоздях. Тепло, и ментовка не вяжется. А любой дервиш или минне-
зингер у нас называется просто - "бомж". Со всеми вытекающими из этого
названия последствиями. Так-то.
Наверное, это очень субъективно. Я, например, лучше с голоду помру,
чем протяну руку за подаянием. Возможно, именно это и называется горды-
ней. Но когда я смотрю на вечно веселого Дара, мне хочется быть богатой.
Для того, чтобы анонимно назначать этим охламонам стипендии. Пусть сидят
по своим кельям и без тягостных забот о куске насущном ваяют нетленку.
Пусть спокойно женятся и заводят детей. Пусть ездят, куда захотят. Ну
невыносимо же видеть их существование! А ведь еще не вывелись умники,
знающие точный рецепт: надобно всем этим поэтам идти работать на заводы
к станкам. Смену отработал, а вечером и по выходным пиши себе на здо-
ровье вирши про доблестный рабочий класс и героическое крестьянство.
