Кашлин. Кто туда привел Шекельграббера? Условный дед Пехто?..
Мимо прошла стайка юнцов в умышленно драных джинсах. Зачем
теперь такая мода? Чтобы чесать задницу, не снимая штанов? --
пыжился. Вот так и с делом Шекельграббера. Хватаюсь за ту
версию, которая укладывается в голове и соответствует моему
циничному и испорченному взгляду на мир. Чем я лучше Горчицына?
Он извращенец тела, я -- извращенец духа. Встретив человека,
первым делом ищу в нем какую-нибудь гадость-мерзость-скотство,
щупаю, с какой стороны он сподличает, чтобы себя уверенней
чувствовать, возвыситься в собственных глазах... Но это уже
философия. Какой вырос -- таким и помирать. А вопрос вопросов:
что делать дальше? Деньги кончились, Размахаева со мной торт
есть не желает при гостях. Но надо, надо подежурить у ее
подъезда на всякий случай. А завтра к Квочкину, выложу ему все,
как на духу. Пусть подскажет, что дальше придумать...
В часы пик на городском транспорте можно ездить без
билета. Зажатые друг другом, висящие на подножке и злые, точно
собаки, пассажиры просто выкинули бы контролера, как мусор и
бесполезную, занимающую место вещь, и еще долго дивились бы его
наглости и безделью. Но по воскресеньям в троллейбусах
более-менее свободно и злого упрека никто контролеру не кинет.
А в моем возрасте ездить "зайцем" уже несолидно, вернее,
совестно должно быть. Поэтому я пошел к дому Размахаевой
пешком.
Нет ничего удивительного в том, что у подъезда стоял
красный "форд". Правда, мало ли в Москве этих подержанных
машин, которых теперь через таможню проходит больше, чем через
все конвейеры страны. Но я чутьем угадал "форд" Терентьевича.
Оставалось ждать и попутно наблюдать жизнь вокруг. Я почему-то
был уверен, что сейчас застукаю Квелого или кого-нибудь из этой
шушеры. В прошлый раз, когда я шел за Размахаевой, она знала об
этом. Значит, кто-то следил за мной и потом "настучал"
зиц-вдове. Но от кого ее охраняют? От всех мужиков подряд, что
ли? Проще ходить по улицам, спрашивать, есть ли деньги? -- и в
случае утвердительного ответа сразу бить морду за умозрительную
возможность полового контакта с Размахаевой.
Правота моя довольно быстро подтвердилась. Наблюдая жизнь
вокруг, я заметил, что за мной исподтишка наблюдает
гробокопатель Навыдов. Это было неожиданно. Ну ему-то на кой
черт было ввязываться? Прекрасная, хорошо оплачиваемая работа
на свежем воздухе, дармовая выпивка, нетребовательные клиенты,
затихшие или в слезах, и вдруг -- филерство по
совместительству. Я решил ускорить развязку и пошел к Навыдову.
Он отвернулся и сделал вид, будто играет с малышом в песочнице,
но бдительная бабушка, видимо, начитавшись газетных статей о
насильниках, прогнала его.
-- Не ожидал вас здесь встретить, -- сказал я. -- Что, в
соседнем подъезде кто-то умер? Нужно снять мерку?
-- Иди своей дорогой, -- пробурчал он.
-- Я всегда хожу своей дорогой, но почему-то на ней меня
подкарауливают странные люди и бьют, недолго думая.
Он отвернулся.
-- Так нечестно, Навыдов. Вы следили за мной, я вас
"проколол" и теперь имею право задать несколько нескромных
вопросов.
-- Я за тобой не следил, я тут живу.
-- Странно, мне казалось, что вы живете в Бирюлево. Так,
по крайней мере, написано в вашем паспорте.
-- Что тебе надо?
-- Помните меня? Мы учились в одном институте. Не помните?
Но это неважно, -- сказал я. -- Кто из ваших друзей в бригаде
мастер бить с левой? А главное, за что? Меня, потом Горчицына.
Кто следующий?
-- Слушай, ты, -- рявкнул он, -- я сейчас милицию позову.
-- А я скажу, что ты крадешь детей и насилуешь, и вот эта
бабушка подтвердит. И милиционеры мне поверят, как частному
сыщику, который давно тебя "вычислил" и, наконец, схватил с
поличным.
Он стал поспешно уходить.
-- Караул! -- закричал я.
Навыдов встал.
-- Отстань от меня, -- сказал он. -- Говорят тебе русским
языком: ты мне не нужен. Я шел к одному человеку.
-- Неужели вам не хватает денег, Навыдов? -- я снова взял
официальный тон. -- Неужели Терентьевич платит так много за
охрану своей персоны?
-- Чтоб ты понимал!
-- Так объясните. Я не из дураков.
-- Мы общаемся бескорыстно.
-- Мы -- это кто? Коллеги с кладбища?
-- Нет, я один оттуда. Остальные из других мест.
-- А зачем его охранять?
-- Так просто.
-- Логично. И все-таки?
-- Да никто его не охраняет!
-- Вы меня интригуете, как девушку. Тут явно какая-то
тайна.
-- Ладно, попробую объяснить, -- снизошел он. -- Ты кто по
убеждениям?
-- Знаете, Навыдов, я в политике, как свинья во фруктах.
Мое нелегкое дело -- ловить преступников на каждом шагу.
-- Ну, про войну в Сербии ты-то слышал?
-- Краем уха. Как и про Нагорный Карабах. До сих пор не
разберу, кто там воюет.
-- А еще журналист!
-- Откуда вы знаете?
-- Да ты один тут дурак набитый! -- рявкнул он. -- Бродишь
впотьмах, вынюхиваешь, сам не знаешь чего, хотя у каждого на
роже все написано.
-- Почему? Я вынюхиваю вполне конкретного человека,
которым можете оказаться и вы, потому что имеете необходимые
задатки.
-- Не могу, это не я.
-- А кто?
Он хмыкнул.
-- Ладно, -- решил я блефануть. -- Я вас задерживаю.
Пойдемте, ордер на арест я оформлю на месте. Вздумаете бежать,
буду стрелять по ногам, а так как стреляю я из рук вон плохо,
то могу попасть и в голову.
-- Слушай, -- предложил Навыдов, -- сколько тебе надо,
чтобы ты отвалил и забыл про меня?
-- Двадцать пять тысяч, -- прикинул я.
-- У меня только десять, -- ответил он.
-- Давайте, -- согласился я, -- и рассказывайте все, что
знаете и думаете.
Мы присели возле песочницы напротив бабушки.
-- Рассказывать особо нечего. Я и еще несколько ребят
записались добровольцами в Сербию. Терентьевич скоро уезжает и
заберет нас.
-- Неужели наемнику платят больше, чем землекопу на
кладбище?
-- Тут дело совести. Тебе не понять.
-- А при чем тут Шекельграббер? -- спросил я.
-- Шекельграббер тут совершенно не при чем.
-- И вы дали мне десять тысяч, чтобы поведать о своей
поездке в бывшую СФРЮ? -- удивился я. -- Ладно, а Размахаева с
какого бока?
-- Это личное дело Терентьевича.
-- Что ж он личные дела решает вашими совестливыми
славянскими кулаками?
Навыдов не нашел ответа.
-- Хорош гусь, нечего сказать, -- решил я за него. -- А
если в Сербии Терентьевич огород свой копать заставит?
Я заметил, что Навыдов еле сдерживается, чтобы не
наброситься на меня с кулаками, и встал, дружелюбно похлопав по
плечу.
-- Когда отъезд? -- спросил я.
-- Билетов еще нет, -- буркнул он.
-- Повезло вам с этой войной, Навыдов, -- сказал я. -- Лет
пять назад вы бы уже лес в тайге валили. По совести и без права
переписки. А в нынешнем бардаке армия исчезнет -- никто
внимания не обратит. Не то что работник кладбища. Может, и мне
рвануть в какую-нибудь Эфиопию, помочь родственникам Пушкина?
Нет ли у вас на примете знакомого эфиопа-вербовщика? Я мог бы
организовать пару установок "Град", на худой конец, танковый
корпус. Списали бы по конверсии как гуманитарную помощь
металлоломом и вперед на Аддис-Абебу! Только запевай: "И боец
молодой вдруг поник головой..."
Навыдов уже побагровел и сжал кулаки. Я решил больше не
испытывать его больное терпение. В конце концов, вряд ли оно
адское...
По дороге домой проанализировал наш разговор и понял, что
Терентьевича со счета сбрасывать пока рано. От таких
революционеров чего хочешь можно ожидать. Чем джентльмен
отличается от горе-патриота с оскорбленным чувством
национального сознания? Джентльмен умеет и может за себя
постоять, патриот же стоит за себя горой даже тогда, когда в
этом нет никакой необходимости. Сам факт, что его нечаянно
толкнули локтем в очереди, он рассматривает как вызов своему
маленькому угнетенному народу. И если джентльмен вызовет
обидчика на дуэль, то патриот сразу даст по голове гаечным
ключом. Допустим, Шекельграббер сказал в шутку: "Эх ты, серб
недоделанный!" -- Терентьевич убил бы его, не задумываясь, мстя
за сожженные хорватами деревни. Но убил бы сразу, а не спустя
неделю и не мороча голову кражей документов, которые, как я уже
выяснил, украл не он, а Заклепкин.
Что-то не вяжется в словах этого пенсионера. Все в один
голос уверяли меня, что Шекельграббер -- душа человек, лучше не
придумаешь, а тут старику в четырех квадратных метрах отказал.
С чего бы вдруг?.. Нет, не угадаешь. Бывает же так, что просто
человек не понравился. Вот и отказал. Может, у него
идиосинкразия на значок "50 лет в КПСС"...
Дома в почтовом ящике я нашел письмо. По-моему, это первое
за последние два-три-четыре года. Вскрыл, оказалось -- повестка
в милицию. Сначала подумал, что это Квочкин вызывает меня таким
оригинальным способом, но увидел сумму штрафа прописью.
Действительно, пару месяцев назад меня забирали "за появление
на улице в нетрезвом состоянии, оскорбляющем человеческое
достоинство". Ну уж, дудки! Платить отделению, в котором
начальник -- мой подельщик, я не буду. Но все равно, спасибо.
Хоть милиция обо мне вспомнила. Теперь знаю, что нужно делать,
если хочешь получать письма почаще...
С утра я просмотрел список клиентов "Долины царей",
который оставила Кувыркалкина. Фамилии ничего не сообщали. По
ним, в лучшем случае, можно было бы составить социологический
отчет о национальной клановости нуворишей. Правда, Заклепкина я
в списке не обнаружил. Но с чего ему там быть? Карманом он не
вышел, обворовать государство по возрасту не удалось, просил
он, прямо скажем, милостыню, и договора на посмертное
обслуживание с ним никто не заключал. Впрочем, сколько правды
сказал мне пенсионер и сколько вранья -- это еще предстояло
выяснить. Поэтому я посмотрел в досье, где обитают Опрелин с
Кувыркалкиной, и собрался ехать туда.
Но позвонила Размахаева. Я и не предполагал, что она
встает в такую рань. Впрочем, телефон мог стоять у кровати, а
разговаривать, не глядя в глаза, зиц-вдова и без телефона
умела.
-- Вы мне нужны, -- сказала она.
-- Как воздух?
-- Я вас хочу нанять. Меня донимают, мне надо, чтобы вы
избавили меня от одного человека. Дело нетрудное, думаю, это он
убил Шекельграббера из ревности, или с его подачи, а вы заодно
убьете двух зайцев и подработаете.
-- Какого Шекельграббера? -- поиздевался я. -- Который
звал вас Мунькой?
-- Ну ладно, хватит! -- разозлилась она.
-- Хватит, хватит, тем более половым воздержанием
Шекельграббера не воскресишь, -- согласился я. -- Подозреваю,
что речь идет о Терентьевиче.
-- Правильно подозреваете. Этот идиот меня измучил,
проходу не дает, а вчера потребовал, чтобы я ехала с ним в
Югославию.
-- Наверное, санитаркой? -- предположил я. -- Сейчас
многие девушки так делают, но до госпиталя почему-то не
доходят, застревают в баре с обнаженной грудью.
-- Вы пошлый дурак! Вы -- Терентьевич наоборот! -- сказала
она. -- Вы нанимаетесь или нет?
-- Как же я могу отказать девушке со стажем! А чем будете
платить? Любовью?
-- Нет. Я уже запятнала девичью честь нескромными
поцелуями. Зачем вам такая? Вам нужна любовь чистая и светлая,
как квартира после обмена или ремонта. Нечто похожее у вас уже
есть, поэтому берите деньгами, -- предложила она.
-- Какой же нахал покрыл ваши щеки пятнами стыда? --
