решения в ходе заседаний. Советская делегация всегда приходила и уходила уже с
готовыми решениями или знаком вопроса в красной папке генерала, которую он
никогда не выпускал из рук. Он скорее был курьером, чем действующим лицом на
заседаниях Контрольного Совета. Поднятый вопрос никогда не решался в один день.
Он только обсуждался. По ночам в кабинете генерала, за обитыми войлоком дверями
звонила "вертушка" - прямая телефонная связь с Москвой. Обычно на другом конце
провода был Анастас Микоян, член Политбюро ЦК и Чрезвычайный Уполномоченный
Совета Министров СССР по Германии, собственно кремлевский вице-король Германии.
Здесь принимались решения, или вернее приказы, о которые потом ломали зубы
делегации союзников.
Пока идет битва вокруг злосчастных "политикс", я присматриваюсь к окружающим.
Когда я был в России, то никогда не приходилось заниматься вопросом - кто
собственно ты? Здесь-же чувствуется - ты русский. Это чувствуется по тому
удельному весу, который имеет советская делегация на заседании. Это - плоды
героизма и самоотверженности русских солдат. Для национально мыслящего человека
это очень много.
Конечно, политика есть политика, и никогда нельзя предаваться иллюзиям. За каким
либо другим столом все мои иностранные коллеги могут быть чудесными ребятами и
собеседниками, но за столом заседаний я не должен забывать, что я русский. И не
то и не другое. За другим столом я с ними общаться не должен, а за столом
заседаний - какой я к черту русский, когда я коммунист. Коммунисты не имеют
отечества. Каждый из нас здесь, за овальным столом, защищает интересы своей
нации или своего государства. Для "них" эти два понятия совпадают. Для нас...
При первых встречах с союзниками остро бросается в глаза разница. Союзники
встречают нас как заслуженных победителей и искренних союзников в войне и мире.
Они исходят из национальной точки зрения. Между нашими национальными интересами
нет расхождений или противоречий ни в данный момент, ни в ближайшем будущем. Они
полагают, что эта простая вещь должна быть очевидна и для нас.
Мы же встречаем "союзников", как противную партию, как врагов, с которыми мы
только в силу тактических соображений вынуждены сидеть за одним столом. Здесь
вопрос решается с идеологической точки зрения. "Союзники" думают, что Карл Маркс
и Ленин мертвы. Нет, ихняя тень стоит за нашей спиной в этом зале заседаний
Контрольного Совета. "Союзники" этого сегодня еще не понимают. Тем хуже для них.
Помимо того, что каждая делегация представляет собой интересы своего
государства, члены делегаций одновременно являются исключительно яркими и
типичными представителями внешнего и внутреннего облика своей нации. Конечно, из
этого не следует заключать, что Димитрий Шабалин курит махорку, а Вильям Дрейпер
жует резинку. Во всяком случае, не во время заседаний.
Глава американской делегации, американский директор Экономического Директората -
генерал Вильям Н. Дрейпер. Средних лет. Очень моложавый. Худощавая фигура
спортсмена. Костистое смуглое лицо. Живой и энергичный. Когда он смеется, то под
черными усиками сверкает белизной крепкий волчий оскал. Такому палец в рот не
клади. Он задает тон заседаниям, даже когда не председательствует. Он дышит
здоровой энергией молодой самоутверждающейся нации.
Не знаю сколько миллионов действительно брякает в кармане у Вильяма Дрейпера, но
генерал Шабалин неоднократно замечал: "У-у! Миллионер. Акула!" Интересно из чего
он исходит: из коммунистического мировоззрения или из данных нашей разведки?
Глава английской делегации и английский директор Экономического Директората -
сэр Перси Милльс. Типичный британец. От него веет туманом и Трафальгар-сквером.
На нем солдатская униформа из грубого сукна без знаков различия. По тому, как с
его мнением считаются присутствующие видно, что он крупный авторитет в
экономических сферах. По данным генерала Шабалина - он один из директоров
крупнейшего английского концерна Метрополитен-Виккерс, английского Круппа. Сэр
Перси Милльс до синевы выбрит. Если верить тому, что англичане бреются два раза
в день, то это в первую очередь относится к сэру Перси Милльс. Когда он считает
нужным улыбнуться, то двигаются только тяжелые складки вокруг рта, глаза
устремлены в бумаги, а уши внимательно слушают многочисленных советников.
Британия, в лице сэра Перси Милльс, старательно работает, но чутко
прислушивается к голосу своего молодого союзника и победоносного конкурента -
Америки.
За столом заседаний Контрольного Совета, как на ладони, видно перемещение
исторического значения великих держав мира. Великобритания сыграла свою роль.
Осталась только Англия. С гордым самосознанием она уступает место более молодым
и сильным. Как и полагается джентльменам!
Франция. Отблеск всего прекрасного, что было в духовной культуре Европы.
Отблеск, но не больше. Потомки Бонапарта и Вольтера, современники Пьера Петэна и
Жан-Поля Сартра. Все в прошлом. Эксистенциализм. Как бы продержаться на воде.
Французскому директору Экономического Директората - генералу Сержен не остается
ничего лучшего, как, вспоминая золотые дни Шарля Талейрана, наиболее деликатным
образом лавировать. Не слишком соглашаться с Западом. Не слишком противоречить
Востоку.
Великий союзник на Востоке представлен советским генералом Шабалиным, смертельно
боящимся слова "политика", да еще майором Климовым, одновременно совмещающим
обязанности секретаря, переводчика и советника по всем вопросам. На первое
заседание мы приехали как на пикник. Несмотря на то, что мы были во всеоружии
коммунистической теории, мне стало неуютно на душе, когда я увидел
многочисленный состав других делегаций и ознакомился с их персональными данными.
В то время я наивно полагал, что на этих заседаниях будет действительно что-то
решаться. С таким же успехом с советской стороны мог участвовать и один человек
- самый обычный почтальон.
На западном фронте без перемен. Объединенные силы союзников настаивают на
формулировке "политикс", генерал Шабалин уже третий час категорически твердит:
"Никакой политики. На Потсдамской Конференции..." В подтверждение он вытаскивает
из папки газету и показывает места, отчеркнутые красным карандашом. Ученые мужи
Запада в свою очередь достают газеты и начинают сверять тексты - может быть
действительно все решено? Нет, один раз поехать на заседание Контрольного Совета
- это очень интересно, интересней чем в оперетку. Но присутствовать на них
еженедельно - опасно, можно заболеть расстройством нервной системы. Ведь полдня
бьются над одним единственным словом в повестке дня будущего заседания!
Участники заседания довольно недвусмысленно поглядывают на часы.
Западноевропейский желудок привык к точности. Наконец генерал Шабалин не
выдерживает и официально заявляет: "Вы что от меня, собственно, хотите -
изнасиловать? Да?!"
Переводчики склоняют голову на бок, - уж не ослышались ли они. Затем, не зная
как это принять - в шутку или всерьез, неуверенно спрашивают: "Так и
переводить?"
"Так и переводить", - отвечает генерал.
Я углом глаз смотрю на хорошенькую, с точеным как камея профилем, секретаршу
генерала Сержен. "Как придутся по вкусу парижанке русские остроты?" - думаю я.
Сэр Перси Милльс старается показать, что ему очень весело и растягивает углы рта
в улыбку.
Генерал Дрейпер, как председательствующий на этом заседании, встает и говорит:
"Предлагаю закончить заседание. Пойдемте обедать!" То-ли он в самом деле
проголодался, то-ли ему стало дурно от советской дипломатии. Все облегченно
вздыхают и заседание заканчивается.
Мы вышли победителями. Оттянули время пока на неделю, а дальше - видно будет.
Сегодня ночью генерал Шабалин будет иметь возможность позвонить по "вертушке" и
спросить у тов. Микояна - можно ли ставить политику на повестку дня или нельзя.
Пока мы митингуем, Особый Комитет по демонтажу и Репарационное Управление
генерала Зорина работают. Союзнички будут поставлены перед совершившимся фактом.
О-кэй! В конце-концов каждый защищает свои интересы.
3.
В Контрольном Совете я впервые имею возможность лично познакомиться с нашими
западными союзниками.
Во время войны, сначала в Горьком, а затем в Москве, я встречал, вернее видел,
многих американцев и англичан. Там у меня не было официального повода для
личного контакта, а без специального разрешения НКВД каждое, пусть самое
безобидное, знакомство или разговор с иностранцем в Советском Союзе являются
безумием. По этому вопросу не существует никаких запретов, но каждый советский
гражданин твердо знает, что за роковые последствия может повлечь за собой такое
легкомыслие. Даже если кто-либо даст на улице прикурить иностранцу, то его
следом вызовут в НКВД и учинят строжайший допрос. Это в лучшем случае. В худшем
случае он может попасть в "шпионы" и пополнить ряды рабочей силы в лагерях НКВД.
Чтобы воспрепятствовать контакту советских людей с иностранцами Кремль пустил
легенду, что все иностранцы - шпионы, а следовательно и каждый, кто входит с
ними в контакт, тоже шпион. Просто, как дважды два - четыре.
Универсальным достижением советского строя является узаконенное беззаконие и в
конечном итоге - преувеличенный сковывающий страх перед властью. Страх висит над
головой каждого, как топор. В руках Кремля гипнотизирующий страх служит одним из
основных средств воспитания и руководства массами. Это тоже один из всемогущих
членов Политбюро, от которого не свободен никто из остальных тринадцати
мудрецов.
Однажды, после очередных бесплодных дебатов на заседании в Контрольном Совете,
сэр Перси Милльс взглянул на часы и предложил перенести продолжение заседания до
следующей встречи. Одновременно он пригласил членов делегаций к себе на обед.
Генерал Шабалин сел в машину своего английского коллеги. Я, не получив никаких
инструкций, уселся на генеральское место и приказал Мише держать в кильватер за
машиной, где находился мой начальник. После получасовой езды кавалькада
автомашин остановилась у подъезда виллы в предместье Берлина.
Чувствуя себя довольно неуверенно, я вхожу в дом. Все приглашенные оставляют
свои фуражки и папки на столике или вешалке в передней. Служанка берет из моих
рук фуражку, затем услужливо протягивает руку к моей папке. Тут мое смущение
возрастает еще больше. Со мной красная папка генерала. В ней нет ничего
особенного - протоколы предыдущих заседаний, которые к тому-же пришли к нам от
англичан. Оставить папку в машине - нельзя, положить ее, как все, в передней -
государственное преступление, тащить ее с собой - глупо.
Меня выручает сам генерал Шаблин. Он подходит ко мне и тихо говорит:
"Что Вы, майор, сюда поперлись? Идите и ждите меня в машине!"
С облегченным сердцем я выхожу на улицу, усаживаюсь в наш автомобиль и закуриваю
сигарету. Через несколько минут в дверях виллы появляется английский капитан,
адъютант сэра Перси Милльс и просит меня внутрь. Я пробую отказаться, сославшись
на отсутствие аппетита, но капитан делает такое недоуменное лицо, что мне не
остается ничего другого, как последовать за ним.
Когда я вошел в холл, где в ожидании обеда разместились все приглашенные,
генерал искоса взглянул на меня, но промолчал. Оказывается хозяин дома
предварительно испросил его согласие и только затем послал за мной своего
адъютанта. Не даром англичане славятся, как самые тактичные люди в мире.
Красную папку я передал в руки генерала. Изо всех глупых вариантов, я счел это
наиболее безобидным. Пусть сам чувствует себя дураком, если уж играть эту
комедию.
Я стою у огромного венецианского окна, выходящего в сад, и разговариваю с
бригадиром Бадером. Бригадир - настоящий колониальный волк. Песочные, как будто
выжженные солнцем волосы и брови, светло-серые живые глаза под выцветшими
ресницами, иссушенная тропиками кожа лица. По любезной рекомендации генерала
Шабалина он не что иное, как матерой международный шпион. Итак, я имею честь
беседовать с выдающейся личностью. Разговор ведется на англо-немецком жаргоне.
"Как Вам здесь нравиться в Германии?" - спрашивает бригадир.
