совершенно случайным образом, события, результат которых
никогда нельзя предсказать независимо от объема имеющейся
информации - от всего этого философ и игрок получали равное
наслаждение.
И, наконец, для всех людей оставались еще объединенные
вместе миры любви и искусства. Объединенные - ибо любовь без
искусства есть просто утоление желания, а искусством нельзя
наслаждаться, если подходить к нему без любви.
Люди искали красоту во многих формах - в
последовательностях звуков, в линиях на бумаге, в поверхностях
камня, в движениях человеческого тела, в оттенках, размещенных
в пространстве. В Диаспаре продолжали жить все эти средства,
равно как и другие, добавившиеся к ним за века. Но кто бы мог
знать с уверенностью - открыты ли уже все возможности
искусства? имеет ли оно какой-нибудь смысл вне человеческого
сознания?
И то же было справедливо для любви.
6
Джезерак неподвижно сидел, окруженный хороводом цифр.
Первая тысяча простых чисел в двоичной системе, используемой
для арифметических вычислений со времени изобретения
электронных компьютеров, по порядку проходила перед ним.
Проползали бесконечные шеренги нулей и единиц, разворачивая
перед глазами Джезерака полный набор всех чисел, не имевших
других делителей, кроме единицы и их самих. В простых числах
была тайна, вечно привлекавшая Человека, и они недаром
удерживали его внимание.
Джезерак не был математиком, хотя иногда ему хотелось
верить в обратное. Все, что он мог делать - это отыскивать в
бесконечной веренице простых чисел особые связи и правила,
которые усилиями более одаренных людей могли быть потом
обращены в общие законы. Он мог подметить, как именно ведут
себя числа, но был не в состоянии объяснить - почему.
Продираться через арифметические джунгли было для него
развлечением, и иногда ему удавалось обнаружить занятные
подробности, ускользнувшие от более опытных исследователей.
Он составил матрицу всех возможных целых и пустил свой
компьютер нанизывать на ее поверхность простые числа, подобно
бусинкам в узлах сети. Джезерак делал это уже сотни раз и
ничего нового пока не извлек. Но ему нравилось смотреть, как
изучаемые им числа разлетаются по всему спектру целых, не
подчиняясь каким-либо видимым закономерностям. Он знал все уже
открытые законы их распределения, но постоянно надеялся
обнаружить новые. ... Ему не стоило жаловаться, что его
отвлекли. Для того, чтоб этого не случилось, достаточно было
соответствующим образом настроить оповеститель. В его ушах
послышался нежный звон, стена чисел задрожала, цифры слились
вместе, и Джезерак вернулся в мир грубой действительности.
Он сразу же узнал Хедрона и не был особенно рад ему.
Джезерак не хотел отвлекаться от своего размеренного образа
жизни, а Хедрон являлся олицетворением непредсказуемости. Тем
не менее Джезерак достаточно вежливо приветствовал гостя,
стараясь не выказывать некоторой обеспокоенности.
В Диаспаре, при первой встрече - или даже при сотой -
прежде чем перейти к делу, полагалось час или около того
провести в обмене любезностями. Хедрон несколько расстроил
Джезерака, проскочив эти формальности минут за пятнадцать, а
затем заявил прямо, без обиняков:
- Я хотел бы поговорить с тобой об Элвине. Ты был его
наставником, я полагаю.
- Совершенно верно, - ответил Джезерак. - Я еще встречаюсь
с ним несколько раз в неделю - так часто, как он сам этого
желает.
- Можешь ли ты утверждать, что он был способным учеником?
Джезерак тщательно обдумал этот непростой вопрос.
Взаимосвязь "учитель
- ученик" была исключительно важной и являлась, в сущности,
одной из фундаментальных основ диаспарской жизни. Каждый год в
городе появлялось в среднем десять тысяч новых сознаний. Их
прежние воспоминания были скрыты, и в течение первых двадцати
лет все вокруг было для них новым и непонятным. Их следовало
обучить правилам обращения с множеством машин и устройств,
служивших опорой в повседневной жизни. И они должны были ясно
представить свое место в наиболее сложно устроенном обществе из
всех, когда-либо созданных Человеком.
Частично обучение осуществлялось парами, избранными в
качестве родителей новых граждан. Отбор был случайным, а
обязанности - не слишком обременительными. Эристон и Этания
посвятили воспитанию Элвина не более трети своего времени,
сделав все, что от них ожидали.
Обязанности Джезерака состояли в воспитании Элвина в
более формальном смысле. Считалось, что родители обучат его,
как вести себя в обществе и введут в непрестанно расширяющийся
круг друзей; они были ответственны за характер Элвина, тогда
как Джезерак - за его разум.
- Я нахожу, что ответить на твой вопрос весьма трудно, -
произнес Джезерак. - В интеллекте Элвина, конечно, нет
каких-либо недостатков, но ему безразлично многое из того, что,
вообще говоря, должно было бы его интересовать. С другой
стороны, он проявляет болезненное любопытство по отношению к
темам, которых мы обычно не обсуждаем.
- К миру вне Диаспара, например?
- Да, но откуда ты знаешь об этом?
Хедрон секунду колебался, раздумывая, насколько он может
доверять Джезераку. Он знал, что Джезерак добр и благонамерен,
но знал также, что он связан общими для всех жителей Диаспара
запретами - один лишь Элвин был от них свободен.
- Я догадался, - сказал он наконец.
Джезерак устроился поудобнее в глубинах только что
созданного им кресла. Ситуация становилась интересной, и он
хотел проанализировать ее по возможности полнее. Но вряд ли он
сможет многое узнать, если только Хедрон не проявит желания
сотрудничать.
Он должен был предвидеть, что Элвин когда-нибудь
повстречает Шута - и последствия этой встречи будут
непредсказуемыми. Шут был единственным человеком в городе,
которого тоже можно было назвать эксцентричным - но даже его
эксцентричность была запланирована творцами Диаспара. Очень
давно было обнаружено, что без некоторой доли преступлений или
беспорядков Утопия скоро сделается невыносимо унылой.
Преступность, однако, по самой природе вещей не могла
гарантированно сохраняться на оптимальном уровне, требуемом
социальным равновесием. Если она разрешалась и регулировалась,
то переставала быть преступностью.
Должность Шута и была решением, - на первый взгляд
наивным, на деле же глубоко утонченным - найденным создателями
города. Во всей истории Диаспара не нашлось и двухсот человек,
наследственность которых делала их подходящими для этой
необычной роли. Они имели определенные привилегии, защищавшие
их от последствий их же деяний. Правда, были Шуты,
переступившие черту и понесшие единственное наказание, которое
Диаспар мог наложить - быть изгнанными в будущее еще до конца
их текущего воплощения.
Изредка Шут неожиданно переворачивал весь город кверху
дном какой-нибудь шалостью, которая могла быть не просто
тщательно спланированной шуткой, но рассчитанной атакой на
какие-либо общепринятые в данное время взгляды или образ жизни.
С учетом всего этого, прозвище "Шут" казалось наиболее
подходящим. В дни, когда еще существовали короли и дворы, при
них состояли люди с очень похожими обязанностями, действовавшие
в условиях подобной же безнаказанности.
- Будет лучше, - сказал Джезерак, - если мы будем
откровенны друг с другом. Мы оба знаем, что Элвин -
Единственный, что он никогда прежде не жил в Диаспаре.
Возможно, ты лучше меня понимаешь, что под этим кроется. Я
сомневаюсь, что в городе может произойти что-либо
незапланированное, так что в его появлении должна быть некая
цель. Достигнет ли он этой цели - в чем бы она ни заключалась -
я не знаю. Не знаю я также, хороша она или плоха. Я не могу
догадаться о ее сути.
- Предположим, что она касается чего-то вне города.
Джезерак понимающе улыбнулся: Шут, как и следовало
ожидать, немного пошутил.
- Я объяснил ему, что там находится; он знает, что за
пределами Диаспара нет ничего, кроме пустыни. Отведи его туда,
если ты в состоянии: возможно, ты знаешь дорогу. Стоит ему
увидеть действительность, и странности его рассудка, быть
может, будут излечены.
- Я думаю, что он уже видел ее, - тихо произнес Хедрон.
Но это он сказал себе, а не Джезераку.
- Я не верю в то, что Элвин счастлив, - продолжал
Джезерак. - У него не появилось подлинных привязанностей, и
трудно ожидать, что они появятся, пока он страдает этой манией.
Но, в конце концов, он очень молод. Он может перерасти это
состояние и включиться в городскую жизнь.
Джезерак говорил так, убеждая сам себя; Хедрон
сомневался в том, что он верит в свои слова.
- Скажи мне, Джезерак, - резко спросил Хедрон, - знает ли
Элвин, что он не первый Уникум?
Джезерак опешил, потом принял слегка вызывающий вид.
- Я должен был сообразить, - сказал он гневно, - что это
тебе может быть известно. Сколько Уникумов было за всю историю
Диаспара? Не менее десятка?
- Четырнадцать, - ответил Хедрон без малейшей запинки. -
Не считая Элвина.
- У тебя лучшие источники информации, чем те, которыми я
располагаю, - сухо продолжал Джезерак. - Может быть, ты
расскажешь мне, что стало с этими Уникумами?
- Они исчезли.
- Спасибо; об этом я уже знал. Вот почему я как можно
меньше говорил Элвину о его предшественниках: это вряд ли
помогло бы ему в его теперешнем настроении. Могу я положиться
на тебя в этом вопросе?
- В настоящее время - да. Я хочу сам изучить его; тайны
всегда привлекали меня, а в Диаспаре их слишком мало. Кроме
того, я думаю, что Судьба может разыграть с нами шутку, по
сравнению с которой все мои усилия будут выглядеть очень
скромно. В случае, если это действительно произойдет, я хотел
бы увериться, что присутствую в самой гуще событий.
- Тебе очень нравится изъясняться загадками, - мрачно
сказал Джезерак. - Но чего именно ты ожидаешь?
- Сомневаюсь, чтобы мои догадки были ближе к истине, чем
твои. Но я уверен вот в чем - ни ты, ни я и никто другой в
Диаспаре не смогут остановить Элвина, когда тот решится
действовать. Нам предстоят очень интересные столетия.
Когда изображение Хедрона скрылось из виду, Джезерак
долго сидел неподвижно, позабыв свою математику. Над ним
нависало небывалое ощущение чего-то угрожающего. На миг он даже
решил затребовать аудиенции в Совете - но не будет ли это
смешной возней вокруг пустяка? Возможно, вся эта история - лишь
очередная сложная и непонятная шутка Хедрона, хотя и трудно
было представить, почему именно он был избран ее целью.
Джезерак тщательно обдумывал это дело, рассматривая
проблему со всех точек зрения. Примерно через час он пришел к
весьма характерному решению.
Он подождет и посмотрит.
Элвин, не теряя времени, выяснял о Хедроне все, что мог.
Джезерак, как обычно, явился основным источником информации.
Старый наставник дал подробный отчет о своей встрече с Шутом и
добавил немногое, известное ему об образе жизни Хедрона. В той
мере, в какой это было осуществимо в Диаспаре, Хедрон был
отшельником: никто не знал, где он жил и чем, в сущности,
занимался. Последняя его выходка была вполне ребяческой затеей,
и заключалась в том, что движущиеся дороги вдруг остановились,
охваченные параличом. Это было пятьдесят лет назад; столетием
