Боится он, что ли? Не бойся! Помню, я сам раньше боялся поезда.
Входи! Эту штуку устроило правительство.
-- Я не боюсь,-- сказал лама.-- А у вас найдется место для
двоих?
-- Тут и для мыши места не хватит,-- взвизгнула жена
зажиточного земледельца-джата индуистского вероисповедания из
богатого Джаландхарского округа.
В наших ночных поездах меньше порядка, чем в дневных, где
очень строго соблюдаются правила, требующие, чтобы мужчины и
женщины сидели в разных вагонах.
-- О мать моего сына, мы можем потесниться,-- промолвил ее
муж, человек в синей чалме.-- Возьми ребенка. Это, видишь ли,
святой человек.
--Я уж и так семью семьдесят свертков на руках держу!
Может, пригласишь его сесть ко мне на колени, бесстыдник? От
мужчин только этого и дождешься!-- она огляделась кругом,
ожидая сочувствия. Проститутка из Амритсара, сидевшая у окна,
фыркнула изпод головного покрывала.
-- Входи! Входи!-- крикнул жирный ростовщик-индус с
обернутой в ткань счетной книгой под мышкой и добавил с елейной
улыбкой:-- Надо быть добрым к беднякам.
-- Ну да, за семь процентов в месяц под залог не
рожденного теленка,-- промолвил молодой солдат-догра, ехавший
на юг, в отпуск. Все рассмеялись.
-- Он пойдет до Бенареса?-- спросил лама. -- Конечно.
Иначе к чему нам ехать в нем? Входи, а то останемся,-- кричал
Ким.
-- Глядите!-- взвизгнула амритсарская девица.-- Он никогда
не ездил в поезде. О, глядите!
-- Ну, лезь,-- промолвил земледелец, протягивая большую
смуглую руку и втаскивая ламу.-- Вот и ладно, отец.
-- Но... но... я сяду на полу. Сидеть на лавке противно
уставу,-- говорил лама.-- К тому же у меня от этого затекают
ноги.
-- Я говорю,-- начал ростовщик, поджимая губы,-- что нет
ни одного праведного закона, которого мы не нарушили бы из-за
этих поездов. К примеру, вот мы сидим здесь с людьми всех каст
и племен.
-- Да, и с самыми непристойными бесстыдницами,--
промолвила его жена, хмурясь на амритсарскую девицу, строившую
глазки молодому сипаю.
-- Я говорил, лучше бы нам ехать по тракту, в повозке,--
сказал муж,-- тогда бы мы и денег немного сберегли.
-- Ну да, чтобы за дорогу истратить на пищу вдвое больше
того, что удалось бы сберечь. Об этом говорено и переговорено
десять тысяч раз.
-- Еще бы, десятью тысячами языков,-- проворчал он.
-- Уж если нам, бедным женщинам, и поговорить нельзя, так
пусть нам помогут боги! Ох! Он, кажется, из тех, что не должны
смотреть на женщину и отвечать ей.-- Лама, связанный своим
уставом, не обращал на нее ни малейшего внимания.-- А ученик
тоже из таких?
-- Нет, мать,-- выпалил Ким,-- если женщина красива, а
главное -- милосердна к голодному.
-- Ответ нищего,-- со смехом сказал сикх.-- Сама виновата,
сестра!
Ким умоляюще сложил руки.
-- Куда ты едешь?-- спросила женщина, протягивая ему
половину лепешки, вынутой из засаленного свертка. -- До самого
Бенареса.
-- Вы, должно быть, скоморохи?-- предположил молодой
солдат.-- Не покажете ли нам какие-нибудь фокусы, чтобы
скоротать время? Почему этот желтый человек не отвечает?
-- Потому, что он святой,-- свысока произнес Ким,-- и
думает о вещах, которые для тебя сокрыты.
-- Это возможно. Мы, лудхиянские сикхи,-- он раскатисто
проговорил эти слова,-- не забиваем себе головы богословием. Мы
сражаемся.
-- Сын брата моей сестры служит наиком (капралом) в этом
полку,-- спокойно промолвил ремесленник-сикх.-- В этом полку
есть роты из догр.-- Солдат воззрился на него, ибо догры другой
касты, чем сикхи, а ростовщик захихикал.
-- Для меня все одинаковы,-- сказала девица из Амритсара.
-- Этому можно поверить,-- язвительно фыркнула жена
земледельца.
-- Да нет же, но все, что служат сиркару с оружием в
руках, составляют братство, если можно так выразиться. Братство
касты -- это одно, но кроме этого,-- она робко огляделась
кругом,-- есть узы палтана-- полка, не правда ли?
-- У меня брат в джатском полку,-- сказал земледелец.--
Догры -- хорошие люди.
-- По крайней мере, сикхи твои держались такого мнения,--
проговорил солдат, хмурясь на сидевшего в углу безмолвного
старика.-- Именно так думали твои сикхи, когда две наши роты
пришли им на помощь в Пирзаи-Котале; восемь афридийских знамен
торчали тогда на гребне. С тех пор еще и трех месяцев не
прошло.
Он рассказал о военных действиях на границе, во время
которых догрские роты лудхиянских сикхов хорошо себя показали.
Амритсарская девица улыбнулась; она понимала, что
рассказчик стремится вызвать ее одобрение.
-- Увы!-- произнесла жена земледельца, когда солдат
кончил.-- Значит, деревни их были сожжены и маленькие дети
остались без крова?
-- Они уродовали наших убитых. После того как мы, солдаты
сикхского полка, проучили их, они заплатили большую дань. Вот
как все это было... Это что? Не Амритсар ли?
-- Да, и здесь прокалывают наши билеты,-- сказал
ростовщик, шаря у себя за кушаком.
Фонари бледнели при свете зари, когда контролер-метис
начал обход. На Востоке, где люди засовывают свои билеты во
всякие необычные места, проверка билетов тянется долго. Ким
показал свой билет, и ему велели выходить.
-- Но я еду в Амбалу,-- заспорил он,-- я еду с этим святым
человеком.
-- Можешь ехать хоть в джаханнам, мне-то что? Этот билет
только до Амритсара. Пошел вон!
Ким разразился потоком слез, уверяя, что лама ему отец и
мать, что он, Ким, опора его преклонных лет и что лама умрет
без его помощи. Весь вагон упрашивал контролера смилостивиться
(особенное красноречие проявил ростовщик), но контролер вытащил
Кима на платформу. Лама моргал глазами: он не в силах был
понять, что происходит, а Ким еще громче рыдал за окном вагона.
-- Я очень беден. Отец мой умер, мать умерла. О
милостивцы, если я здесь останусь, кто будет ухаживать за этим
стариком?
-- Что... что это такое?-- повторял лама.-- Он должен
ехать в Бенарес. Он должен ехать со мною вместе. Он мой чела.
Если нужно уплатить деньги...
-- О, замолчи!-- прошептал Ким.-- Разве мы раджи, чтобы
швыряться добрым серебром, когда люди вокруг так добры.
Амритсарская девица вышла, захватив свои свертки, и Ким
устремил на нее внимательный взор. Он знал, что подобные
женщины обычно щедры.
-- Билет, маленький билетик до Амбалы, о Разбивающая
Сердца!-- Она рассмеялась.-- Неужели и ты не милосердна? --
Святой человек пришел с Севера?
-- Он пришел издалека, с самого далекого Севера, с Гор,--
воскликнул Ким.
-- Теперь на Севере снег лежит в горах между соснами. Мать
моя была родом из Кулу. Возьми себе билет. Попроси его
благословить меня.
-- Десять тысяч благословений,-- завизжал Ким.-- О святой
человек! Женщина подала нам милостыню, женщина с золотым
сердцем, так что я смогу ехать вместе с тобой. Побегу за
билетом. Девица взглянула на ламу, который машинально вышел на
платформу вслед за Кимом. Он наклонил голову, чтобы не смотреть
на нее, и забормотал что-то потибетски, когда она уходила с
толпой.
-- Легко добывают, легко и тратят,-- ядовито проговорила
жена земледельца.
-- Она приобрела заслугу,-- возразил лама.-- Наверное, это
была монахиня.
-- В одном Амритсаре тысяч десять таких монахинь. Иди
обратно, старик, не то поезд уйдет без тебя,-- прокричал
ростовщик.
-- Хватило не только на билет, но и на чуточку пищи,--
сообщил Ким, прыгая на свое место.-- Теперь ешь, святой
человек. Гляди! День наступает.
Золотые, розовые, шафранные, алые курились утренние туманы
над плоскими зелеными равнинами. Весь богатый Пенджаб
открывался в блеске яркого солнца. Лама слегка отклонялся назад
при виде мелькающих телеграфных столбов.
-- Велика скорость этого поезда,-- сказал ростовщик с
покровительственной усмешкой.-- Мы отъехали от Лахора дальше,
чем ты успел бы пройти за два дня. Вечером приедем в Амбалу.
-- Но оттуда еще далеко до Бенареса,-- устало молвил лама,
жуя предложенные Кимом лепешки. Все пассажиры развязали свои
узлы и принялись за утреннюю еду. Потом ростовщик, земледелец и
солдат набили себе трубки и наполнили вагон удушливым, крепким
дымом; они сплевывали и кашляли с наслаждением. Сикх и жена
земледельца жевали пан, лама нюхал табак и перебирал четки, а
Ким, скрестив ноги, улыбался, радуясь приятному ощущению в
полном желудке.
-- Какие у вас в Бенаресе реки?-- неожиданно спросил лама,
обращаясь ко всему вагону вообще.
-- У нас есть Ганга,-- ответил ростовщик, когда тихое
хихиканье умолкло. -- А еще какие? -- Какие же еще, кроме
Ганги?
-- Нет, я имел в виду некую Реку Исцеления.
-- Это и есть Ганга. Кто искупается в ней, очистится и
пойдет к богам. Я трижды совершал паломничество на Гангу,-- он
гордо оглянулся кругом.
-- Ты в этом нуждался,-- сухо сказал молодой сипай, и смех
путешественников обратился на ростовщика.
-- Очиститься... чтобы вернуться к богам,-- пробормотал
лама,-- и вновь вращаться в круговороте жизни, будучи
по-прежнему привязанным к Колесу!-- Он с раздражением покачал
головой.-- Но, может быть, здесь ошибка. Кто же вначале
сотворил Гангу?
-- Боги. Какую из известных нам вер исповедуешь ты?--
спросил ростовщик, сбитый с толку.
-- Я следую Закону, Всесовершенному Закону. Так, значит,
боги сотворили Гангу? Что это были за боги?
Весь вагон в изумлении смотрел на него. Никто не понимал,
как это можно не знать о Ганге.
-- Какому... какому богу ты поклоняешься?-- спросил,
наконец, ростовщик.
-- Слушайте!-- произнес лама, перекладывая четки из одной
руки в другую.-- Слушайте, ибо я буду говорить о нем! О народ
Хинда, слушай!
Он начал рассказывать историю владыки Будды на языке урду,
но, увлеченный своими мыслями, перешел на тибетский и стал
приводить монотонные тексты из одной китайской книги о жизни
Будды. Мягкие, веротерпимые люди благоговейно смотрели на него.
Вся Индия кишит святыми, бормочущими проповеди на незнакомых
языках; фанатиками, потрясенными и снедаемыми огнем
религиозного рвения; мечтателями, болтунами и ясновидцами. Так
было от начала времен и так будет до конца.
-- Хм!-- произнес солдат из полка лудхиянских сикхов.-- В
ПирзанКотале рядом с нами стоял мусульманский полк и в нем
служил какойто ихний жрец,-- помнится, он был наиком,-- так
вот, когда на него накатывало, он пророчествовал. Но бог хранит
всех безумных. Начальство многое спускало этому человеку.
Лама, вспомнив, что он находится в чужой стране, опять
перешел на урду.
-- Послушайте рассказ о Стреле, которую владыка наш
выпустил из лука,-- сказал он. Это гораздо больше отвечало
вкусам присутствующих, и они с любопытством выслушали его
рассказ.
-- А теперь, о народ Хинда, я иду искать эту Реку. Не
можете ли вы указать мне путь, ибо все мы, и мужчины, и
женщины, живем во зле?
-- Ганга, только Ганга смывает грехи,-- пронеслось по
всему вагону.
-- Однако у нас в Джаландхаре тоже добрые боги, уж это
так,-- сказала жена земледельца, выглядывая из окна.--
Смотрите, как они благословили хлеба.
-- Обойти все реки в Пенджабе -- немалое дело,-- промолвил
ее муж.-- С меня хватит и той речки, которая покрывает мое поле
хорошим илом, и я благодарю Бхумию, бога усадьбы,-- он дернул
узловатым бронзовым плечом.
-- Ты думаешь, наш владыка заходил так далеко на север?--
