Но виной тому было не облако; сумерки лежали недвижимы и ближайшие
облака в небе лежали далеко на горизонте.
И мне тоже, сказал он и, оглянувшись на него, она с огромным
облегчением открыла, что он действительно испуган. Если хочешь,
можешь перебраться ко мне на колени?
А можно?
Конечно.
Она так и сделала, довольная торопясь оказаться поближе к его
теплу и легкому запаху пота - запаху папочки - и все это пока день
продолжал угасать. А более всего довольная потому, что ей
действительно было немножко страшно, гораздо страшнее, чем об этом
она думала вначале. Больше всего ей пугало то, как собираются тени
на террасе, как гаснут краски дня. Никогда прежде она не видела,
чтобы тени сгущались с такой скоростью, прямо у нее на глазах. Ну
что ж, пусть будет что будет, мне все равно, подумала она,
прижимаясь покрепче к папочке, довольная тем (по крайней мере на
краткое время краткой призрачно-пугающей прелюдии), что с ней был
ее старый папочка, папочка Тыковки, а не просто надоедины Джесси _
высокой, сутулой, угловатой... скрипучего колеса.
Можно мне посмотреть сквозь закопченное стекло, папочка?
Еще нет.
Его рука, тяжелая и теплая на ее ноге. Она накрыла его руку
своей, повернулась к нему и улыбнулась.
Здорово, правда?
Да, Тыковка. И даже немножко больше, чем я предполагал.
Она снова завозилась, пытаясь пересесть так, чтобы можно было
более менее удобно существовать с твердой частью отца, на которой
как раз и располагалась ее попка. Он быстро и хрипло втянул в себя
воздух, пригнув верхнюю губу.
Папочка? Что с тобой? Я слишком тяжелая?
Нет. В самый раз.
Можно мне посмотреть сквозь закопченое стекло?
Еще нет, Тыковка. Потерпи еще самую малость.
После того, как солнце утонуло в незримом облаке, мир
перестал быть таким, каким был ранее; теперь вокруг, и это теперь
в середине дня, висели густые сумерки. Она услышала, как вдалеке в
лесу заухал старый филин, и от этого звука по ее спине побежали
мурашки. Рейнольдс по WNCH медленно затихла и диджей, который
конечно же заправлял тут всем, объявил, что скоро начнет петь
Марвин Гэй.
Посмотри на озеро! сказал ей отец и она так и сделала и
увидела там крадущиеся жутковатые тени, скрывающие собой
безрадостный мир, из которого исчезли уже все до одного
спектральные цвета, ничего не оставив после себя, кроме пастельных
тонов. Она вздрогнула и сказала ему, что ей становится страшно;
отец ответил ей, что ей стоит набраться духу и отогнать страх, для
того чтобы постараться получить удовольствие от происходящего _
предложение, которое она тщательно обдумала и в котором - только
через несколько лет, наконец уловила двойной смысл. А тогда...
Папочка, папочка! Солнце ушло!
Да. Вот теперь можно смотреть. Но как только я скажу тебе,
что нужно остановится, ты так и сделаешь. Договорились? И чтобы
никаких споров.
Он передал ей три закопченых кусочка стекла, сложенных в
пачку, но прежде подал ей щипцы. Щипцы нужны были потому, что
стеклышки отец вырезал из старых рам, снятых в сарае, а в своих
способностях стеклореза он сомневался. Она взглянула вниз, в своем
полусне, полувоспоминании и ее сознание сделало мгновенный скачек
назад, так же машинально, как делает кульбит назад ловкий акробат,
а все потому что, она услышала, как он сказал: Мне абсолютно не
хочется, чтобы...
Глава двадцать девятая
...по возвращению домой мама нашла записку, в которой
говорится...
Широко распахнув глаза, Джесси проговорила дальнейшее вслух,
обращаясь к пустой комнате и первое, что она увидела, был пустой
стакан стоящий на полочке над ее головой: стакан с водой, еженощно
припасаемый Джеральдом. Стакан стоял совсем рядом с браслетом ее
наручника, которыми она была прикована к спинке кровати. И не
слева, а как раз справа.
...что мне пришлось срочно отвезти тебя в травмпункт в
больницу Оксфорд-Хилл, для того чтобы врачи там пришили тебе пару
пальцев обратно.
Только теперь Джесси вдруг осознала всю пользу, весь смысл,
заложенный в этом древнем, болезненном воспоминании; она поняла,
что недавно пыталась подсказать ей Тыковка. Ответ ни имел ничего
общего ни со Старым Адамом, ни со слабым минеральным духом,
исходящим от мокрого пятна на задке ее хлопковых трусиков.
Напротив, ответ заключался в полудюжине кусочков стекла, тщательно
вырезанных из старых рам, давным-давно вынутых из перестроенного
сарая. Она лишилась баночки с кремом _Нивея_; и тем не менее у нее
остался еще один источник естественной смазки, разве нет? А как
еще ей ускользнуть в Землю Обетованную? В ней еще была кровь. А до
тех пор пока кровь не свернется, она почти такая же скользкая, как
масло.
Будет чертовски больно, Джесси.
Да, конечно, будет чертовски больно. Но она помнила, как
читала где-то, что в запястьях гораздо меньше нервных окончаний, в
отличии от других жизненно важных точек человеческого тела; вот
onwels перерезание вен на запястье, в особенности в ванной, полной
теплой воды, спокон века было излюбленным способом самоубийства,
со времен тога-заседаний в Императорском Риме. А кроме того, она и
так уже наполовину без сознания.
- Я была наполовину бесчувственная тогда, когда позволила ему
приковать меня этими чертовыми браслетами к кровати, - прохрипела
она.
Если ты разрежешь слишком глубоко, то истечешь кровью как
древние римляне.
Да, и это вполне возможно. Но если она не решится попытаться,
она так и проваляется здесь, пока не загнется от судорог и
обезвоживания... или пока не пожалует ее приятель с корзинкой
костей.
- Ну хорошо, - сказала она.
Ее сердце колотилось как отбойный молоток и впервые за
прошедший час она совершенно пришла в себя. Ток времени
возобновился, пускай с рывками и толчками, словно товарный состав,
свернувшись с главной нитки на стрелочный разъезд.
- Ты меня убедила. Последнее было самым убедительным.
Послушай, настойчиво заговорил голос и с удивлением Джесси
осознала, что голос этот не принадлежит ни Руфи, ни Женушке. Они
теперь слились в одно, может быть ненадолго, но все же. Послушай
меня внимательно, Джесс.
- Слушаю, - сказала она в пустую комнату. Одновременно она
смотрела во все глаза. Она смотрела на стакан. На один из дюжины,
которые она купила на распродаже у Сирса три или четыре года
назад. Шесть или восемь из них уже разбились. Скоро за остальными
последует и этот. Она сглотнула и поморщилась. Казалось, что все
ее горло обложено укутанными фланелью мелкими камешками.
- Я слушаю очень внимательно, будь уверена.
Отлично. Потому что, раз ты решишь начать, ты больше не
сможешь остановиться. Все должно произойти очень быстро, потому
что твой организм уже и без того сильно обезвожен. Но помни; даже
если у тебя ничего не получится...
- ...выход из положения все равно будет наилучший, _
закончила она.
И это была правда, верно? Ее положение упростилось настолько,
что в своем, несколько мерзковатом роде, даже приняло вид
определенной элегантности. Само собой ей совершенно не светило
истечь кровью до смерти - а кому бы этого хотелось? - но возможно
что этот выход из положения окажется лучше вечных непрекращающихся
и быстро усиливающихся судорог и жажды. Лучше чем он.
Галлюцинация. Чтобы то ни было.
Она облизала пересохшие губы сухим же языком и привела в
порядок разбегающиеся мысли. Постаралась заставить их двигаться
логическим путем, так же как тогда, когда намечала путь, при
помощи которого надеялась освободится от наручников при помощи
баночки с кремом _Нивея_, которая теперь бесполезная валялась на
полу рядом с кроватью. На этот раз навести в голове порядок
удалось с большим трудом чем раньше и она отметила это для себя. В
ее сознании продолжали вертеться обрывки
(смажься, смажься)
этого старого блюза-речитатива, она продолжала время от
времени слышать запах отцовского одеколона, чувствуя как что-то
твердое упирается в ее зад. И потом, невдалеке от нее по-прежнему
находился Джеральд.
Джеральд обращался к ней со своего места на полу комнаты. Оно
все равно вернется, Джесси. Ничто на свете его не способно
остановить, не ты, ничто другое. Он преподаст тебе урок, моя
cnpd` красавица.
Быстро взглянув на него, она снова перевела взгляд на пустой
стакан из-под джеральдова ночного питья. Джеральд словно бы
насмехался над ее бедственным положением, скалился углом рта,
изрядно пострадавшим во время обеда бродячего четвероногого
гурмана. Призвав на помощь волю, она снова попыталась выстроить
мысли в надлежащем порядке и после непродолжительной борьбы ей это
удалось - в ее голове возобновилась целенаправленная мыслительная
деятельность.
В течение следующих десяти минут она продвигалась вперед шаг
за шагом. По правде признаться, она не многого достигла _
намеченное ею предприятие было самоубийственно рискованным, однако
не слишком сложным. Мысленно она несколько раз проиграла в голове
каждый свой шаг, высматривая малейшие ошибки, которые могли бы
стоить ей последнего шанса выиграть жизнь. Она не смогла найти ни
одного крупного изъяна. Самым узким местом была скорость - все
необходимо было проделать очень быстро, прежде чем кровь начнет
сворачиваться - в результате чего у нее оставалось только два
возможных выхода: либо быстрое освобождение, либо потеря сознания
и смерть.
Она повторила предстоящую операцию про себя еще раз - не
содрогаясь от жутковатых подробностей, а методично пересматривая
их, как осматривала вязанье, например шарф, который вязала в
спешке и потеряла одну из петель - и все это в то время, как
солнце продолжало клониться к западу. На заднем крыльце поднялась
на ноги собака, оставив на месте своей трапезы мокрое блестящее
жиром пятно сукровицы. Собака затрусила в направлении леса. Дело
было в том, что до ее ноздрей снова донесся отдаленный порыв того
вчерашнего темного духа, а теперь, когда в животе у нее была
приятная тяжесть, даже одного единственного порыва было для нее
многовато.
Глава тридцатая
Двенадцать-двенадцать-двенадцать, мигали часы, но время, на
то и было временем, чтобы утекать независимо ни от чего.
Еще одно, прежде чем ты всерьез примешься за дело. Ты довела
себя до последней крайности и это, может быть, хорошо, но внимания
все равно не теряй. Если ты в самом же начале уронишь этот чертов
стакан на пол, считай, что твое дело - труба.
- Держись от меня подальше, псина! - пронзительным,
клекочущим голосом выкрикнула она, не знающая того, что несколько
минут назад собака убралась с заднего крыльца и углубилась в лес.
Она еще немножко помедлила, размышляя о том, а не помолиться ли ей
еще, как она с самого начала хотела. Теперь она целиком и
полностью оказалась в зависимости от своих голосов... и от самой
себя.
Она потянулась к стакану правой рукой, двигаясь без прежней
чарующей осторожности. Часть Джесси - возможна та самая часть,
которая была так влюблена в Руфь Нири и обожала ее - осознавала,
что дело теперь сводилось отнюдь не к осторожности, а к
способности опустить вниз молоток и сделать это сильно и
решительно.
Теперь я Леди-Самурай, - подумала она и улыбнулась.
Окружив кольцом пальцев стакан, для того, чтобы завладеть
которым она так недавно столько билась, и несколько секунд с
любопытством на него смотрела - как смотрит садовник на некую
неизвестную ему разновидность растения, появившуюся среди его
