руках которого впервые в жизни оказалось ценнейшее драгоценное
бриллиантовое ожерелье, равного которому не сыщется во всем свете?
Сказать по правде, в тот день на нее наручники тоже произвели
некоторое впечатление. Она вспомнила, какими блестящими были они,
как играл льющийся из окна свет на их голубой стали и зазубринах
трещотки, позволяющей легко подгонять размеры браслетов под любую
ширину запястья.
Она поинтересовалась у него, где он достал наручники - из
простого любопытства, никакой подозрительности или тревоги тут не
было - и он рассказал ей, единственно то, что ему помог один из
его приятелей, какая-то среднего масштаба шишка из суда графства.
Коротко со значением подмигнув ей, он добавил, что в суде графства
Кэмберленд у него много знакомых, в самых неожиданных местах,
занятых весьма разнообразными и прелюбопытными процедурами в
кабинетах, камерах и альковах этого монументального здания.
Сказать по правде, со стороны могло показаться, что в тот день он
приволок домой не менее чем парочку самонаводящихся реактивных
снарядов _Скад_, а не простую пару казенных наручников, столько
самомнения и значительности было в его тоне и взгляде.
Она лежала на их постели, облаченная в белые кружевные
трусики и топик под стать, практически в тот же самый наряд, в
котором началась их вчерашняя игра, и смотрела на него со смесью
любопытства, удивления и восторга... хотя удивление было ее
основополагающей эмоцией в тот день, не правда ли? Да, именно так.
Вид Джеральда, изо всех сил старающимся принять образ Мистера
Крутого и носящегося из угла в угол спальни словно жеребец в
период самого интенсивного гона, не мог не удивлять. Его волосы
были всклокочены и поднялись на макушке наподобие смешного завитка-
штопора, который в детстве братец Джесси называл _цыплячьим
хохолком_, при этом на Джеральде до сих пор были его черные
нейлоновые носки _путь к успеху_, чего он решительно не замечал.
Она вспомнила, как кусала изнутри свою щеку - впрочем не слишком
сильно - для того чтобы только не рассмеяться.
В тот день Мистер Крутой болтал быстрее председателя
аукционной распродажи имущества обанкротившейся фирмы. Внезапно он
замолчал, прервавшись на полуслове. Выражение почти комического
изумления появилось на его лице.
- Джеральд, что случилось? - спросила она.
- Знаешь, я ведь только что понял, что не слышал еще твоего
мнения обо всем этом, - ответил он. - Я тут болтаю и болтаю,
распинаюсь сама-знаешь-о-чем, и даже еще ни разу не спросил тебя,
что ты...
Тогда она ему улыбнулась, частично потому, что ей уже до
смерти надоели забавы с шелковыми шарфами и она ума не могла
приложить, как сказать ему об этом, но по большей части потому,
что ей приятно было видеть, что в нем снова пробудился интерес к
сексу. Пускай это выглядит несколько странновато и экзотично, да
именно то, что прежде чем выйти в море на рыбалку с длинным белым
шестом, вы прежде всего приковываете свою женушку в кровати парой
настоящих полицейских наручников. Ну и что с того? Ведь все это
останется только между ними и все что они собираются теперь
сделать, это позабавиться - по сути дела здесь нет ничего более
зазорного, чем в комической опере _три креста_. Джильберт и
Салливан балуются веревками, а что касается меня, то я только лишь
Прикованная Леди Ее Величества Королевского Военно-Морского Флота.
А кроме того, случаются вещицы и почуднее, сплошь и рядом; Фрида
Qn`lq с той стороны улицы как-то призналась Джесси (после пары
коктейлей до ланча и полбутылки белого вина во время) что ее
бывший муж обожал пудрить нос и щеголять перед ней в ее же белье.
Не удержавшись (она продолжала кусать собственную щеку, но
даже это не помогло) она все-таки рассмеялась. Джеральд смотрел на
нее, чуть-чуть склонив голову направо к плечу и со слабой улыбкой
в левом уголке рта. Это выражение его лица было отлично знакомо ей
после семнадцати лет супружества - оно могло означать только одно
из двух: либо он сейчас взорвется от гнева и устроит скандал, либо
расхохочется вместе с ней. К несчастью невозможно было определить,
в какую сторону качнется чашка его весов.
- Так как ты на все это смотришь? - наконец спросил ее он.
Она не стала отвечать ему немедленно. Оставив смех, она
пригвоздила его к месту взглядом, который, как она надеялась, был
достоин самой злющей и грозной нациствующей богини, когда-либо
украшавшей обложку журнальчиков типа _Мужские Приключения_. Когда
наконец по ее мнению она достигла достаточного уровня выражения
леденящей высокомерности, она подняла левую руку и четко
произнесла пять слов, выскочивших у нее в голове, от которых он
едва не взорвался, рванув к ней через всю комнату вне себя от
восторга:
- Подойди ко мне, ты, скотина.
В одно мгновение он заковал в наручники ее руки и прицепил их
к столбикам кровати. У хозяйской кровати в их доме в Портленде не
было горизонтальных перекладин и если бы Джеральда хватил
сердечный приступ именно там, то она без особого труда смогла бы
освободиться, просто сняв кольца наручников со столбиков. Как он
пыхтел и старался, пристегивая ее наручниками и при этом с
наслаждением терся одной коленкой об ее условно прикрытую
кружевами промежность. Все это время он не переставал болтать.
Среди прочего там было и кое-что о буквах _М_ и _F_ в марках
наручников и то, каким образом работает на наручниках защелка-
трещотка. Он сказала ей, что просил _F_, потому что у женских
наручников на трещотке целых двадцать три зубчика, вместо
семнадцати, как на мужской модели. Благодаря большему количеству
зубчиков, женские наручники можно сомкнуть плотнее, заковав самую
тонкую ручку. Но женских наручников выпускалось меньше и их
сложнее было достать и когда его приятель из суда графства сказал,
что мужские наручники он сможет принести хоть завтра, по самой
умеренной цене, а женские придется ждать неизвестно сколько,
Джеральд сейчас же согласился.
- Некоторым женщинам удается освободиться из мужских
наручников, - сказал он ей, - но у тебя кость достаточно широкая.
Кроме того, мне не хотелось ждать. Вот так... теперь поглядим...
Он обхватил браслетом ее правое запястье и сжал его, сначала
прощелкивая зубчики быстро, потом замедлив щелчки, после каждого
спрашивая ее, не больно ли ей, не прищемил ли он ей кожу. Она не
почувствовала ничего, до самого последнего щелчка, и когда он
попросил ей попробовать вытащить руку, оказалось что рука ее сидит
в кольце очень прочно и вытащить ее никак невозможно. Она сумела
просунуть сквозь браслет почти треть ладони и Джеральд объяснил
ей, что по правилам даже этого не должно случиться, но осмотрев ее
руку и убедившись, что браслет прочно застревает, упираясь в
тыльную сторону ее ладони и в основание большого пальца, он
успокоился, при этом выражение комичного напряженного внимания
ушло с его лица.
- Кажется, в самый раз, - сказал он. Она помнила, что он
сказал именно так, слово в слово и помнила так же и то, что он
прибавил потом, так же дословно:
- Мы с ними всласть повеселимся.
Продолжая вспоминать события того первого дня появления в их
жизни наручников, Джесси снова попыталась вытащить руку из
браслета, стараясь сложить ладонь как можно уже и раз за разом
вытягивая ее вниз, все сильнее и сильнее. Когда она дернула совсем
уже сильно, боль стала пронзительной, причем начало боль брала не
в ладони, а в перенапряженных мышцах плеча и предплечья. Зажмурив
глаза и стараясь не обращать внимания на боль, Джесси потянула
вниз еще сильнее, силясь добиться своего.
Теперь от гневной боли раскалывалась вся рука, и как только
рычаг ее руки и приложения силы оказался достаточным для того,
чтобы металл браслетов начал глубоко впиваться в кожу тыльной
стороны ладони, боль стала просто пронзительной и невыносимой.
Боковые сухожилия, подумала про себя она, лежа с запрокинутой
назад головой, с приоткрытым в безжалостном оскале сухим ртом,
искаженным от боли. Боковые сухожилия, боковые сухожилия,
проклятые боковые сухожилия.
Бесполезно. Ни малейшей продвижки. Ее начали одолевать
сомнения в том - более чем небезосновательные - что в ее неудачах
виновны не только боковые сухожилия. Дело был так же и в костях, в
парочке крохотных глупых косточек, сбегающих сбоку ладони вниз от
сустава большого пальца, в паре идиотских косточек, уже готовых
приговорить ее к мучительной кончине.
Издав крик разочарования и еле сдерживаемой боли, Джесси
наконец прекратила истязать свою руку, позволив ей бессильно
повиснуть. Ее плечо и предплечье трепетали от долгого напряжения.
Так закончилась ее попытка вытащить руку из наручников, основанная
на том, что данная модель именуется _М-17_, а не _F-23_.
Разочарование и отчаяние были посильнее любой физической боли;
уколы этих чувств были болезненней отравленных жал тысяч ос.
- Сука поганая! - заорала она на всю комнату. - Поганая
чертова сука, поганая сука, поганая сука!
Где-то на другой стороне озера - сегодня еще дальше, чем
вчера - снова ожила и завизжала цепная бензопила, от чего она
потеряла последние капли выдержки. Это тот вчерашний парень, он
снова занялся своей херней. Какой-нибудь придурок в красной
шерстяной рубашке в клетку от _Эль. Эль. Бин_, слоняется по
округе, играя в хренова Поля Баниани, трещит тут своей пилой
_Стил_ и только мечтает о том, как снова забраться в постельку со
своей сладкой в потемках... а может он думает о футболе или о паре
холодненького в городке в морском погребке. Закрыв глаза, Джесси
различала опилки на рукавах и груди красной шерстяной рубашки в
клетку так же ясно, словно видела парня стоящим в метре от себя,
этого засранца, который твердо вознамерился убить ее, с каждым
разом все отдаляясь для своего тупого занятия от ее домика,
погрузившись в свои тупорылые мысли.
- Это нечестно, мать вашу! - заорала она. - Нечестно, говорю
вам!
Нечто вроде сухой судороги свело ее горло и она замолчала,
откинув в испуге назад голову. В ее глотке словно бы засело
несколько мелких косточек - вроде тех, что преграждали ей дорогу к
свободе (если бы она смогла их так же проглотить) - а свобода была
так близко, что становилось обидно до чертиков. Горечь поднялась в
ней с новой силой - и не из-за того, что правая рука все еще
чертовски болела и не из-за этого кретина с его сраной бензопилой.
Причиной тут было осознание близкой как никогда и все-таки по-
прежнему недостижимой свободы. Можно было продолжать скрипеть
зубами и терпеливо переносить боль, но теперь она была твердо
уверена в том, что от этого ни теперь, ни позже не будет ни
l`keixecn толку. Непреодолимые четверть дюйма так и останутся для
нее насмешливым камнем преткновения. Единственное, чего она
добьется продолжая тянуть и дергать руку, так это того, что
запястье ее распухнет и застрянет в наручниках уже прочно и
надолго и ее положение станет только хуже, вместо того чтобы
улучшиться.
- И не смей говорить, что я спеклась, даже не вздумай, _
проговорила она ледяным, угрожающим шепотом. - Я слышать этого не
хочу.
Так или иначе, тебе придется пытаться выбраться из всего
этого самой, прошептал ей в ответ тихий девичий голос. Просто
потому что он - оно - обязательно вернется. Сегодня вечером оно
вернется. После того, как солнце скроется за горизонтом.
- Я тебе не верю, - прохрипела она. - Я не верю в то, что это
