этом мгновенно заполнило ее переживанием горя и гнева. Он без
всякого стеснения смотрел ей в глаза, разворачивая перед ней
паутину своей лжи; малые же слова правды заставили его в смущении
отвести взгляд.
Она вспомнила, как уже открыла рот, чтобы сказать, что ему
совсем не нужно перед ней извиняться, но потом остановилась _
частично потому, что боялась, что все, что она теперь скажет,
может заставить его снова передумать, но в основном потому, что
даже в свои десять лет понимала, что имеет полное право на то,
чтобы ей принесли извинения.
- Салли стала очень холодной - хотя это мало что значит, как
оправдание. Я до сих пор понять не могу, что такое на меня нашло.
Отец коротко усмехнулся, по-прежнему не глядя на нее.
- Может быть виной всему затмение. Если так, то слава Богу,
что мне больше никогда не придется пережить новое затмение.
Потом, словно обращаясь к самому себе:
- Господи, если мы будем держать рот на замке и она все равно
узнает, потом...
Положив ему голову на грудь, Джесси сказала:
- Она ничего не узнает. Я ничего никому не расскажу, папочка.
Помолчав, она добавила:
- Да и что я могу рассказать?
- Вот и хорошо.
Он улыбнулся.
- Потому что ничего не случилось.
- Я не то имела в виду... я хотела сказать, что я ведь не...
Она подняла на него лицо, ожидая что и без ее слов он скажет
ей то, что ей хотелось знать, но он только смотрел сверху вниз на
нее, подняв брови в молчаливом вопросе. На смену улыбки на его
лице пришло выражение осторожного ожидания.
- Ведь я не забеременею, правда?
Он сморщился, потом его лицо превратилось в напряженную
маску, словно бы он изо всех сил старался сдержать в себе какие-то
сильные рвущиеся наружу эмоции. Ужас или горе, вот что тогда
пришло ей на ум; только годы спустя до нее дошло, что в тот момент
он пытался подавить в себе взрыв дикого смеха. В конце концов
овладев собой, он поцеловал ее в кончик носа.
- Нет, дорогая, конечно же нет. Не случилось ничего из того,
от чего женщины беременеют. Ничего такого не случилось. Мы с тобой
чуточку повозились, только и всего...
- Ты потискал меня?
Как сейчас, она помнила, что сказала именно это.
- Ты потискал меня, и все.
Он снова улыбнулся.
- Да. Лучше, пожалуй, не скажешь. Ты как всегда права,
Тыковка. Значит вот, как ты об этом думаешь? Вот что между нами
произошло?
Она кивнула в ответ.
- Ничего подобного больше никогда не повторится - ты
понимаешь это, правда?
Она снова кивнула, но на этот раз улыбка у нее вышла очень
неуверенная. То, что он только что сказал, должно было отозваться
в ее душе облегчением, и так, по сути дела оно и вышло, но какая-
то целеустремленная мрачность и серьезность его слов и грусть в
его лице едва не разбудили в ней панику снова. Она вспомнила, как
после этого, взяв его руки в свои, она крепко их сжала.
- Ты ведь не разлюбил меня, папочка? Ведь не разлюбил,
правда?
Он снова кивнул ей и ответил, что любит ее так же, как и
прежде.
- Тогда обними меня! Обними покрепче!
Он так и сделал и Джесси заметила одно - нижняя часть его
тела даже не прикоснулась к ней.
Ни тогда, ни потом, подумала Джесси. Ни разу с тех пор,
насколько я это помню. Даже когда я закончила колледж, когда он
плакал от радости, даже тогда он наградил меня только этим
старомодным смешным полуобъятием в стиле старых дев, когда зад
оттопыривается назад и нет ни единого шанса на то, что низ вашего
живота столкнется с аналогичным местом персоны, которую вы
заключаете в объятия. Бедный старик. Видел ли хоть раз кто-нибудь
из его коллег по работе или клиентов таким выбитым из колеи и
измученным, каким видела его я в день затмения. Такая боль и все
ради чего? Из-за сексуальной шалости, настолько же серьезной,
насколько серьезным бывает отбитый на ноге палец. Господи, что за
жизнь он себе устроил. Что за, мать его, жизнь.
Сама не замечая того, она поднимала и опускала раз за разом
руки, наподобие шатунов паровой машины, только лишь для того,
чтобы ток крови не застаивался в ее верхних конечностях, в ее
предплечьях и кистях. По ее прикидкам уже было что-то около восьми
часов утра, или чуть больше. Выходило так, что она пролежала
прикованной к этой постели уже целых восемнадцать часов. Это
казалось невероятным, но это была правда.
Голос Руфи Нири раздался в ее голове настолько внезапно, что
она едва не подскочила на месте. В голосе ее давнишней подруге
звучало смешанное с отвращением любопытство.
Значит, до сих пор пытаешься найти ему оправдание? Все еще
пытаешься дать ему возможность сорваться с крючка и перевалить всю
вину на тебя? И это после всех этих лет? Даже теперь. Потрясающе.
- Замолчи, - хрипло выкрикнула она. - Ничего из того, что
qkswhknq| в затмение, не имеет никакого отношения к тому, во что
вляпалась я теперь.
Ты потрясающая штучка, Джесси.
- А если бы и имело, - продолжила она, чуточку подняв голос,
_ если бы и имело, то какого черта мне путать это с тем, каким,
мать его, образом мне теперь выбраться из всего этого дерьма,
поэтому утихни сейчас же!
Ты не Лолита и никогда не была ей, Джесси, все равно что бы
он там о тебе ни надумал. До Лолиты тебе всегда было как до Луны.
Джесси отказалась отвечать. Руфь опять взяла над ней верх;
она не стала молчать.
Если ты до сих пор считаешь, что твой папочка был твоим
доблестным благородным рыцарем, всю жизнь защищавшим тебя от
огнедышащего дракона-мамочки, то тебе стоит разуть глаза и
подумать об этом еще раз, Джесси, и как следует.
- Заткнись.
Джесси быстрее задвигала своими руками-паровыми шатунами _
вверх-вниз, вверх-вниз. Цепочки звенели, стучали браслеты.
- Заткнись, ты ужасна.
Он все спланировал, Джесси. Разве ты еще не въехала? Это не
была мгновенная страсть, когда охреневший от воздержания отец
бросается на свою едва опушившуюся дочку; он заранее все
спланировал.
- Ты врешь, - прорычала Джесси. Пот катился по ее лбу
крупными прозрачными каплями.
Я вру? Хорошо, тогда вспомни - кто предложил тебе одеться в
пляжное платьице? Которое было тебе и мало и слишком туго? Кто
знал, что ты подслушиваешь и все слышишь - и восхищаешься им,
мастерски выделывающим маневры вокруг твоей мамаши? Кто схватил
тебя собственными руками за сиськи за день до того и кто
специально надел спортивные шорты без ничего в день затмения?
Внезапно она представила себе Брайана Гамбэла, стоящего в их
с Джеральдом спальне прямо перед кроватью, эдакого болвана в
тройке и с золотым браслетом и парня с мини-камом рядом с ним,
панарамирующим вдоль ее почти обнаженного тела, чтобы в конце
концов взять в фокус ее мокрое от пота лицо в красных пятнах.
Брайан Гамбэл, делающий свой живой репортаж из дома удивительной
Прикованной Женщины, наклоняется к ней с микрофоном в руке и
спрашивает: Когда вы впервые поняли, что ваш отец неровно дышит к
вам, Джесси?
Остановив руки, Джесси закрыла глаза. Она чувствовала на
своем лице чей-то упорный, близкий взгляд.
Ну хватит, подумала она, я еще могу позволить себе
существовать с голосами Руфи и Женушки в своей башке, если по
другому нельзя... я могу даже допустить присутствие этих
разношерстных инопланетных голосов НЛО, время от времени
подбрасывающих разные идейки, которые и гроша ломанного не
стоят... но давать интервью Брайаны Гамбэлу в полуголом виде, в
одной только паре проссанных трусиков. Пусть это просто мое
воображение, но даже тут всему должны быть свои пределы.
Скажи-ка мне вот что, Джесси, заговорил новый голос. Не НЛО;
то был голос Норы Каллиган. Скажи мне одну вещь и на этом мы будем
считать вопрос для обсуждения закрытым, на сейчас уже точно, а
может и навсегда. Как тебе такой вариант?
Джесси лежала молча - она настороженно ждала.
Когда вчера днем ты вдруг вышла из себя - когда ты решила
врезать как следует Джеральду - кого ты ударила тогда? Ты ударила
Джеральда?
- Конечно, я ударила Джераль... - начала свой ответ она, но
rsr же внезапный единый образ, совершенно четкий и ясный, заполнил
ее голову. Длинные капли белой слюны, свесившиеся из уголка рта и
с подбородка Джеральда. Она увидела, как растянувшись, капля
срывается и падает на ее живот, прямо над резинкой трусиков. Всего
только капелька слюны, только и всего, ничего особенного, после
долгих годов страстных поцелуев, когда их рты проникали один в
другой, а языки занимались шпажной дуэлью друг с другом; и она и
Джеральд разделили между собой огромное количество различного рода
телесных выделений и единственной ценой, которую им пришлось за
это заплатить, было несколько подцепленных друг от друга простуд.
Такая-то ерунда, Боже мой, когда он вдруг отказался
освободить ее, потребовавшую этого от него, когда ей нужно,
необходимо было освободиться. Ничего особенного, но только до той
поры, пока она не услышала этот подложечный тупой запах
минеральных солей, который у нее ассоциировался с запахом
колодезной воды на Темном Пятне, с самой озерной водой, теплой в
жаркие летние дни... в такие дни, как 20-е июля 1963-го года,
например.
Увидев слюну, она подумала о спуске.
Нет, это неправда, сказала себе она, но на этот раз ей даже
не пришлось призывать на помощь дьявола вечной спорщицы Руфи; она
знала и сама - это правда. Это был чертов проклятый спуск - вот в
точности то, что она подумала, после чего вообще перестала на
некоторое время о чем-либо думать. Вместо того она доставила себе
облегчение, влепив Джеральду разом обеими ногами - одной ногой в
пах, другой в живот. Никакая не слюна, а спуск; никакое не
отвращение к джеральдовым игрищам, а старый привычный ужас,
неожиданно всплывший из темных глубин подобно морскому чудищу.
Джесси взглянула на жалкое, униженное тело собственного
супруга. На ее глаза ненадолго навернулись слезы, но потом
слезливость прошла. Потому что, и она знала это точно, в ее
положении Департамент Выживания мог посчитать слезы излишней
непозволительной роскошью, по крайней мере на ближайшее время. И
тем не менее ей было жаль Джеральда - жаль его, так внезапно
распрощавшегося с жизнью, но гораздо более жаль ей было себя,
оказавшуюся в такой дурацкой ситуации.
Подняв немного взгляд и глядя в точку пространства немного
выше тела Джеральда, Джесси выдавила из себя жалкую, полную боли
улыбку.
- Это все, что я сейчас могу сказать тебе, Брайан. Передай
мои наилучшие Вилларду и Кэтти, и кстати - не будешь ли ты так
добр и не отомкнешь эти наручники на моих руках? Была бы тебе
очень благодарна за это.
Брайнан ничего ей не ответил. И Джесси ничуть не удивилась
этому.
Глава двадцать третья
Ежели, паче чаяния, Джесс, тебе удастся пережить это
испытание, то я уверена, что ты бросишь вспоминать прошлое и
наконец займешься устройством своего будущего... начиная с
ближайших десяти минут или около того. Не думаю, что смерть от
жажды в этой кровати окажется таким уж приятным
времяпрепровождением, как ты считаешь?
Да, действительно, вряд ли такую смерть назовешь приятной...
и жажда, заключила она, возможно окажется не самой худшей частью
этого ухода. Почти с самого момента пробуждения, она то и дело
возвращалась в мыслях к распятию на кресте, образ чего то
bqok{b`k, то снова погружался в более глубинные слои ее сознания,
