Держись, все идет нормально.
"Эй, ребята! - вспомнил я. - Идите смотреть, что умеет Мистер
Джинглз". Над головой снова загрохотало.
Перси величественно обошел вокруг и встал перед электрическим стулом.
Наступил важный момент, он был в центре внимания, все глаза устремились
на него. Все, кроме одной пары. Делакруа увидел, кто это, и стал
смотреть себе на колени. И я готов был поспорить на что угодно, что
Перси станет напыщенно декламировать свой текст, но он прочел его
бесстрастным, странно спокойным голосом.
- Эдуар Делакруа, вы приговорены к смерти на электрическом стуле,
приговор вынесен судом присяжных и подтвержден судьей с хорошей
репутацией в данном штате. Боже, храни жителей этого штата. Не желаете
ли сказать чтонибудь, прежде чем приговор будет приведен в исполнение?
Дэл попытался что-то произнести, но сначала не получилось ни звука,
кроме испуганного шепота, полного воздуха и гласных звуков. Тень
презрительной улыбки тронула уголки рта Перси, и я готов был убить его
тут же на месте. Потом Дэл облизал губы и попытался снова.
- Я сожалею о том, что совершил, - произнес он. - Я бы все отдал,
чтобы повернуть часы назад, но это невозможно. Поэтому сейчас... - Гром
взорвался над нами, словно артиллерийский снаряд. Дэл дернулся,
насколько позволяли пряжки, глаза дико сверкали на его влажном лице. -
Поэтому сейчас я за все плачу. Господи, прости меня. - Он снова облизал
губы и посмотрел на Брута. - Не забудьте про обещание насчет Мистера
Джинглза, - добавил он тихим голосом только для нас.
- Не забудем, не беспокойся, - сказал я и потрепал его по ледяной
руке. - Он поедет в Маусвилль...
- Черта с два, - проговорил Перси уголком рта, как рецидивист,
пристегивая ремень поперек груди Делакруа. - Нет такого места. Эту
сказку парни выдумали, чтоб ты вел себя тихо. Это чтоб ты знал, педик.
Вспыхнувший в глазах Дэла огонь сказал мне, что отчасти он так и
думал... Но не рассказывал всем остальным. Я посмотрел на Перси с
недоумением и злостью, а он выдержал мой взгляд, понимая, что сделать я
ничего не могу. И он, конечно, был прав. Я ничего не мог сделать ни
перед свидетелями, ни перед Делакруа, сидящим на самом краешке жизни.
Ничего не оставалось, как продолжать и закончить это.
Перси снял с крюка маску и натянул ее на лицо Делакруа, закрепив под
подбородком, чтобы дыра на макушке была шире. Теперь следовало взять
намоченную в ведре губку и положить ее в шлем, и вот тут как раз Перси
впервые отошел от принятого порядка: вместо того, чтобы наклониться и
вынуть губку, он снял сам шлем из-за стула и наклонился вместе с ним.
Иными словами, вместо того, чтобы поднести губку к шлему, что было бы
естественно, он поднес шлем к губке, Я понял: тут что-то не так, но был
слишком расстроен. Впервые на казни я чувствовал, что совсем не владею
собой. Что касается Брута, он совсем не смотрел на Перси, ни когда тот
наклонялся к ведру (стоя так, что практически заслонялся от нас), ни
когда выпрямлялся и поворачивался к Дэлу со шлемом в руках и коричневым
кружочком губки уже внутри шлема. Брут смотрел на ткань, закрывавшую
лицо Дэла, наблюдая, как ткань черной шелковой маски втягивается внутрь,
очерчивая круг открытого рта, а потом с дыханием выходит обратно. На лбу
и на висках Брута выступили капли пота. Я никогда раньше не замечал,
чтобы он потел во время казни. За его спиной Дин стоял с отрешенным и
нездоровым видом, словно боролся с приступами тошноты. Мы все
чувствовали: что-то не так, теперь я знаю. Мы только не понимали, что
именно. Тогда еще никто не знал о вопросах, которые Перси задавал Джеку
Ван Хэю. Вопросов было много, но, помоему, для отвода глаз. Я так думаю,
что Перси хотелось узнать лишь об одном: губка. Для чего нужна губка.
Зачем ее пропитывают рассолом... И что будет, если ее оставить сухой.
Вот что случится, если губка будет сухой, Перси нахлобучил шлем на
голову Дэла. Французик дернулся и снова застонал, на этот раз громче.
Некоторые свидетели беспокойно заерзали на своих складных стульях. Дин
сделал полшага вперед, собираясь помочь с завязкой под подбородком, но
Перси показал ему нетерпеливым жестом - отойди. Дин отошел, слегка
сгорбившись, поеживаясь от очередного раската грома. На этот раз после
грома послышались удары дождя по крыше, тяжелые, словно кто-то швырял
горстями горох на стиральную доску.
Вам знакомо такое выражение: "Кровь застыла у меня в жилах"? Ну
конечно, знакомо. Все мы однажды испытали нечто подобное, но на самом
деле я почувствовал это единственный раз в своей жизни - в ту грозовую
ночь октября 1932-го, секунд через десять после полуночи, Я почувствовал
это не из-за язвительного самодовольства на лице Перси Уэтмора, когда он
отошел от фигуры в шлеме и капюшоне, сидевшей на Олд Спарки, - этого я
не заметил, хотя должен был. По щекам Дэла из-под шлема не текла вода. И
вот тут я все понял.
- Эдуар Делакруа, - говорил Перси, - сейчас через ваше тело пройдет
электрический ток, пока вы не умрете согласно законодательству штата.
Я посмотрел на Брута с такой мукой, по сравнению с которой моя
"мочевая" инфекция показалась мне ушибленным пальцем. Губка была сухой!
Я губами произнес это, но он только непонимающе покачал головой и снова
стал смотреть на маску на лице француза, где последние вдохи втягивали и
отпускали черный шелк.
Я дотронулся до локтя Перси, но он отошел в сторону, смерив меня
взглядом. Он длился всего секунду, но я понял все. Это потом он станет
рассказывать свою ложь и полуправду, и этому скорее всего поверят
влиятельные люди, но я знал теперь точно. Перси был прилежным учеником,
когда делал то, что ему нравилось, мы это поняли на репетиции, и он
очень внимательно слушал объяснения Джека Ван Хэя о том, как пропитанная
рассолом губка проводит ток, направляет его и превращает в своего рода
электрическую пулю в мозг. Да, Перси хорошо знал, что делает. Я даже
поверил ему позже, когда он сказал, что не знал, как далеко все может
зайти, но это все равно нельзя отнести к добрым намерениям, правда? И
все равно я ничего не мог сделать, разве что в присутствии помощника
начальника тюрьмы и всех свидетелей крикнуть Джеку Ван Хэю, чтобы тот не
включал рубильник. Еще пять секунд, и я думаю, что крикнул бы, но Перси
мне этих пяти секунд не оставил.
- Пусть Господь смилостивится над твоей душой, - сказал он
задыхающейся, перепуганной фигуре на электрическом стуле, а потом
обратился в сетчатое окошечко, где стояли Харри и Джек, и рука Джека
лежала на выключателе с пометкой "Сушилка для волос Мэйбл". Справа от
этого окна стоял доктор, уставившись, как всегда, молчаливо и замкнуто
на свой черный чемоданчик, стоявший между ног. - Включай на вторую!
Сначала все вроде выглядело, как всегда - гул стал чуть громче, чем
вначале, но ненамного, затем тело Дэла рефлексивно рванулось вперед от
сокращений мышц.
Потом все пошло наперекосяк.
Гул перестал быть ровным и завибрировал. Потом к нему добавился
треск, словно от разрыва целлофана. Пошел ужасный запах, но я не смог
определить, что так пахнут паленые волосы в сочетании с горящей
органической губкой, пока не увидел струйки синего дыма, выходящей
из-под краев шлема. Из дыры же наверху шлема, откуда тянулись провода,
дым валил, как из индейского вигвама.
Делакруа начал ерзать и вертеться на стуле, его закрытое маской лицо
поворачивалось туда-сюда, словно в знак категорического отказа. Ноги
стали подниматься и топать по полу, позвякивая застежками на лодыжках.
Над головой снова прогремел гром, и дождь забарабанил сильнее.
Я посмотрел на Дина Стэнтона, он сделал мне страшные глаза. Из-под
шлема донесся приглушенный хлопок, словно в огне треснул сосновый сучок,
и теперь стал виден дым, пробивающийся мелкими колечками через маску.
Я рванулся к сетчатому окошечку между нами и аппаратной, но не успел
и звука произнести, потому что Брутус Ховелл схватил меня за локоть. Он
стиснул его так сильно, что боль пронзила всю руку. Брут был белый как
полотно, но совсем не растерян и далек от паники.
- Не говори Джеку, чтоб остановил, - сказал он тихо. - Все что
угодно, только не это. Уже слишком поздно.
Сначала, когда Дэл начал кричать, свидетели его не слышали. Дождь
барабанил по железной крыше, а гром гремел почти непрерывно. Но мы,
стоящие на платформе, слышали очень хорошо эти сдавленные вопли боли
из-под дымящейся маски, - звуки, которые могло издавать животное,
попавшее в пресс для сена.
Гул из шлема стал прерывистым и громким, с периодическим треском,
похожим на радиопомехи. Делакруа бросало вперед и назад на стуле, словно
ребенка в припадке. Платформа шаталась, ремень на груди так натянулся,
что чуть не лопнул. Я услышал хруст кости, словно его правое плечо
сломалось или вышло из сустава. При этом еще был такой звук, словно
кувалдой ударили по бревну. Брюки в паху, видимые не больше пятна из-за
частых ударов его ног, потемнели. Потом Делакруа начал кричать, издавая
ужасные высокие, животные звуки, слышные даже при шуме дождя.
Кто-то крикнул:
- Что с ним происходит, черт побери?!
- А пряжки его выдержат?
- Фу, что за запах, Боже!
Потом одна из двух женщин спросила:
- Это нормально?
Делакруа качнулся вперед, откинулся назад, качнулся вперед, откинулся
назад. Перси смотрел на него с выражением тихого ужаса. Он ожидал
чего-то такого, но совсем не этого кошмара.
Маска на лице Делакруа вспыхнула. К запаху горящих волос и губки
присоединился запах горелого мяса. Брут схватил ведро, в котором
находилась губка - теперь оно, конечно же, было пусто, - и бросился к
очень глубокому баку уборщика.
- Пол, мне отключить ток? - спросил Ван Хэй сквозь сетку. Голос его
дрожал. - Мне отклю...
- Нет! - прокричал я в ответ. Брут понял это сразу, а я гораздо
позднее: нам нужно закончить. Все остальное было вторично, прежде всего
нам надо было закончить с Делакруа. - Включай, ради Бога! Включай,
включай!
Я повернулся к Бруту, почти не замечая того, что люди позади нас уже
разговаривают, некоторые встали, некоторые кричали.
- Стой! - завопил я Бруту, - Нельзя воду! Нельзя! Ты что, сдурел?
Брут повернулся, и до него наконец дошло. Лить воду на человека под
током. Отличная идея. Он посмотрел вокруг, увидел химический
огнетушитель на стене и взялся за него. Молодчина.
Маска сползла с лица Делакруа, показав черты, ставшие уже чернее, чем
Джон Коффи, Глаза его, теперь уже бесформенные шары белого
полупрозрачного желе, выскочили из орбит и лежали на щеках. Ресницы
сгорели, а пока я смотрел, вспыхнули и сами веки.
Дым выходил из выреза рубашки. А гул электричества все продолжался,
наполняя мне голову и вибрируя. Я подумал, что этот звук, должно быть,
слышат сумасшедшие, если не этот, то похожий.
Дин рванулся вперед, думая, видимо, что сможет сбить пламя с рубашки
Дела руками, и я оттолкнул его так сильно, что он чуть не упал. Трогать
Делакруа сейчас, все равно что Братцу Кролику прикасаться к Смоляному
Чучелу. Электрическому Смоляному Чучелу в данном случае.
Я все еще не оглядывался и не видел, что происходит за спиной, но
похоже было на столпотворение: падали стулья, люди кричали, какая-то
женщина вопила изо всех сил: "Да прекратите же наконец! Разве вы не
видите, что уже хватит?". Кэртис Андерсон схватил меня за плечо и
спросил, что происходит, ради всего святого, что происходит и почему я
не приказал Джеку выключить.
- Потому что не могу, - ответил Я. - Мы уже зашли слишком далеко,
