востоке, но прежде надо бы научиться ценить достоинства кофия. Сдается мне,
в компании таких высокообразованных джентльменов, как вы, им бы следовало
соблюдать приличия... - и так далее, и так далее, трепотня без всякой
видимой причины, между ясным синим небом и камнями, старина Морли со своей
слабой улыбочкой, слегка вспотевший от долгого утреннего перехода.
- Ну что, Морли, готов лезть на Маттерхорн?
- Сейчас, только носки переменю.
11
Вышли мы около полудня, тяжелые рюкзаки оставили на нашей стоянке, где
их до следующего сезона вряд ли кто-нибудь нашел бы, и отправились вверх по
осыпи, прихватив с собой лишь немного еды и аптечку. Долина оказалась
длиннее, чем мы предполагали. Оглянуться не успели - уже два, солнце
налилось послеполуденным золотом, ветер поднимается, и я подумал: "Господи,
когда же мы полезем на гору, ночью, что ли?"
Я сказал это Джефи. "Ты прав, надо спешить," - отвечал он.
- А может, ну его, пошли домой?
- Ты чего, Тигр, брось, сбегаем на горку - и домой. - О, какая длинная,
длинная, длинная была долина. Под конец подъем стал очень крут, и я стал
опасаться, что упаду, было скользко, лодыжки ныли - вчерашнее мускульное
напряжение давало себя знать. А Морли хоть бы хны - он все топал да болтал,
и я отметил его поразительную выносливость. Джефи снял штаны, чтоб выглядеть
настоящим индейцем, то есть совершенно голым, если не считать крохотных
плавок, и шагал на четверть мили впереди нас, иногда останавливался
подождать и снова припускал вперед - хотел поскорее добраться до горы. Морли
шел вторым, ярдах в пятидесяти передо мной. Я не спешил. Ближе к вечеру я
прибавил шагу, решил обогнать Морли и присоединиться к Джефи. Здесь, на
высоте одиннадцать тысяч футов, было уже холодно, много снега, на востоке
открывалась грандиозная панорама многоступенчатых заснеженных террас, мы и
впрямь были на самой крыше Калифорнии. В одном месте мне пришлось, следом за
другими, пройти по узкому выступу над обрывом, и я действительно испугался:
падать пришлось бы футов со ста, запросто шею сломать, до следующего
небольшого уступа, а там минутная подготовочка - и прощальный полет с
крепким последним шмяком с тысячефутовой высоты. Ветер хлестал нас. И однако
же весь этот день, даже больше, чем вчерашний, был полон какими-то
предчувствиями воспоминаний, как будто я уже бывал здесь, карабкался по этим
скалам, с другими более древними, простыми, серьезными целями. Наконец мы
достигли подножия горы Маттерхорн, с красивейшим озерцом, недоступным взору
большинства жителей этого мира, за исключением горстки альпинистов,
маленькое озеро на высоте этих самых одиннадцати тысяч футов, увенчанных
снегом и чудесными цветами альпийского луга, на который я тотчас же рухнул,
скинув обувь. Джефи был уже полчаса как там, опять одетый - все же
похолодало. Подтянулся улыбающийся Морли. Мы посидели, глядя на крутой,
покрытый оползнями склон Маттерхорна, путь на вершину, нависший над нами,
как неизбежность.
- Вроде не страшно, одолеем! - бодро сказал я.
- Нет, Рэй, на самом деле здесь намного больше, чем кажется. Ты
понимаешь, что это еще тысяча футов?
- Так много?
- Если мы сейчас же не рванем бегом, вдвое быстрее, то до вечера нам до
стоянки не добраться, а до машины у озера доберемся не раньше утра, ну, в
крайнем случае, ночью.
Я присвистнул.
- Я устал, - заявил Морли. - Я, пожалуй, не полезу.
- Вот и правильно, - сказал я. - Для меня цель путешествия не в том,
чтобы доказать, что я могу залезть на вершину, главное - побывать в этих
диких краях.
- Ну, я пошел, - сказал Джефи.
- Ну, раз ты пошел, то и я с тобой.
- Морли, ты?
- Я, пожалуй, не потяну. Подожду здесь. - А ветер крепчал, настолько,
что через несколько сот футов нас начнет сдувать с пути.
Джефи достал пакетик орехов с изюмом:
- Вот наше горючее, братишка. Ну как, Рэй, готов бегом, вдвое быстрее?
- Готов. Иначе как я ребятам в "Плейсе" в глаза смотреть буду?
- Все, время не ждет. - И Джефи сразу развил большую скорость, кое-где
огибая оползни бегом. Оползень - длинная полоса мелких камешков и песка,
взбираться по нему очень трудно, он постоянно осыпается из-под ног.
С каждым шагом мы точно поднимались все выше на чудовищном лифте;
обернувшись, я задохнулся: под синим небом с планетарными облаками на три
стороны распростерся весь штат Калифорния, со всеми своими долинами и даже
плато, а может, кто ее знает, и Сьерра-Невадой. Страшно было смотреть вниз
на Морли, дремлющее пятнышко, ожидающее нас у крошечного озера. "Что ж я,
дурак, не остался с ним?" Я начал бояться, что окажусь слишком высоко. Начал
бояться, что меня сдует ветром. Все мои страшные сны о падениях с гор и
небоскребов с необычайной ясностью проносились в голове. Каждые двадцать
шагов выматывали нас полностью.
- Это из-за высоты, Рэй, - объяснял Джефи, сидя рядом со мной и тяжело
дыша. - Поешь изюма с орешками, сразу воспрянешь. - Подзаправившись нашим
горючим, мы вскакивали и без слов устремлялись вперед, еще на
двадцать-тридцать шагов. И снова падали, задыхаясь, вспотевшие на холодном
ветру, на самой верхушке мира, шмыгая носом, как мальчишки, допоздна
заигравшиеся в субботу на зимнем дворе. Ветер завывал, как в кино о
Тибетском призраке.
Подъем стал слишком крут для меня; я боялся оглянуться; уже не
различить было точечку-Морли у лужицы-озера.
- Поспеши, - кричал Джефи, обогнавший меня на добрую сотню футов. -
Времени очень мало. - Я взглянул на вершину. Совсем близко, через пять минут
я буду там. - Еще полчасика! - крикнул Джефи. Я не поверил. Через пять минут
яростного карабканья я упал; вершина не приблизилась. И, что мне не
нравилось, облака со всего света неслись, рассекаемые ею, как туман.
- Все равно ничего оттуда не увидишь, - пробормотал я. - Как же это я
так влип? - Джефи сильно ушел вперед, арахис с изюмом он оставил мне,
мрачная решимость была в его одержимом беге - любой ценой, сдохнуть, а
добраться до вершины. Он больше не отдыхал. Скоро он опередил меня на целое
футбольное поле, на сотню ярдов, все удаляясь, уменьшаясь. Я обернулся - и
со мной случилось то же, что с Лотовой женой. - Слишком высоко! - крикнул я,
охваченный паникой. Джефи не услышал. Я пробежал еще несколько футов и в
изнеможении упал ничком, проехавшись немножко назад. - Слишком высоко! -
заорал я. Было по-настоящему страшно. Вдруг я так и буду сползать, эти
оползни того и гляди начнут осыпаться! А Джефи, горный козел проклятый, знай
скачет себе с камня на камень сквозь клочья тумана, вверх, вверх, только
подошвы сверкают. "Разве за ним, маньяком, угонишься?" И все же я следовал
за ним, с отчаяньем и упорством сумасшедшего. Наконец я долез до уступа, где
можно было сесть прямо и не цепляться, чтоб не упасть, всем телом вжался я в
этот уступчик, угнездился в нем, чтобы ветер не выковырял меня оттуда,
взглянул вниз и понял: с меня хватит. - Я дальше не пойду! - прокричал я
Джефи.
- Да ладно тебе, Смит, еще пять минут. Мне осталось футов сто!
- Я дальше не пойду! Слишком высоко!
Он не ответил и продолжал карабкаться. Вот он свалился, тяжело дыша,
вскочил и побежал дальше.
Вжавшись поглубже в уступ и закрыв глаза, я думал: "Что за страшная
штука жизнь, за что мы обречены рождаться и подвергать свою нежную плоть
мучительным испытаниям высокими горами, камнем, пустым пространством?" - и с
ужасом вспомнил я знаменитое дзенское изречение: "Достигнув вершины,
продолжай восхождение". Волосы у меня встали дыбом; когда сидишь у Альвы на
циновке, это кажется такой изящной поэзией. Теперь же сердце мое колотилось,
кровоточа: зачем, за что я родился? "Достигнув вершины, Джефи действительно
продолжит восхождение, естественно, как вода течет, как ветер дует. Ну что
ж, а старый философ останется здесь," - я снова прикрыл глаза. - "И вообще,
- думал я, - пребывай в добре и покое, ты никому ничего не должен
доказывать". И тут ветер принес прекрасный срывающийся йодль, полный
странной, музыкальной, мистической силы, я посмотрел вверх: Джефи стоял на
вершине Маттерхорна, распевая песнь триумфа, песнь победы над Буддой Горы.
Это было прекрасно. И вместе с тем смешно - на этой совсем не смешной
верхотуре Калифорнии, в несущихся клочьях тумана. Он заслужил это: терпение,
выдержка, пот, и вот эта безумная человеческая песнь: взбитые сливки на
верхушке мороженого. У меня не хватило сил ответить на его клич. Он побегал
там, ненадолго пропав из виду, чтобы исследовать небольшое плоское
пространство вершины, несколько футов (как он сказал) к западу, а затем
ниспадание вдаль, до самых опилочных полов Вирджиния-сити. Это было какое-то
безумие. Я слышал, как он кричит мне, но только дрожал и вжимался в свое
убежище. Кинув взгляд вниз, где валялся у озера Морли с травинкой в зубах, я
произнес: "Вот карма трех человек: Джефи Райдер с триумфом достигает
вершины, я почти у самой цели сдаюсь и прячусь в этой проклятой норке, а
самый умный, поэт из поэтов, лежит и смотрит в небо, покусывая стебелек
цветка и слушая плеск волн, нет, черт возьми, больше меня сюда калачом не
заманишь".
12
Я действительно был восхищен мудростью Морли: "с этими его дурацкими
видами заснеженных швейцарских Альп," - думал я.
Но внезапно начался джаз: один сумасшедший миг - и я увидел, как Джефи
сбегает с горы гигантскими двадцатифутовыми прыжками: летит, мощно
приземляется тяжелыми бутсами, прыгает футов на пять, бежит и снова летит с
безумным ликующим кличем вниз по скату крыши мира, и тут меня осенило:
идиот, с горы упасть невозможно, - и тут с воплем сорвался я с насеста и
помчался вниз вслед за Джефи, точно такими же гигантскими прыжками, и
буквально за пять минут (подошвы мои лупили по скалам, валунам, песку, мне
было уже все равно, только бы поскорее), мы с гиком, скача, точно горные
козы или, лучше, как китайские безумцы тысячу лет назад, ворвались в мирную
жизнь медитирующего Морли, который сказал, что, увидев, как мы слетаем с
горы, не поверил своим глазам. Последним огромным прыжком, с воплем
восторга, я приземлился у озерца, врезался пятками в прибрежную грязь и
шлепнулся, страшно довольный. Джефи уже разувался, вытряхивая камешки и
песок. Вот это да. Я снял тапочки, вытряхнул оттуда пару ведер мусора и
сказал: "Эх, Джефи, преподал ты мне последний урок: с горы упасть
невозможно".
- Вот именно в этом смысл изречения: "Достигнув вершины, продолжай
восхождение".
- Да, черт возьми, твой триумфальный клич - самое лучшее, что я слышал
в жизни. Жаль, магнитофона не было, я бы записал.
- Не годится людям внизу слышать такие вещи, - чрезвычайно серьезно
заметил он.
- Ей-Богу, ты прав: будут бродяги-домоседы, нежась на мягких подушках,
благосклонно внимать воплю покорителя вершин - нет, не заслужили они этого.
Да, когда я посмотрел, как ты несешься с горы - вот тут я все понял.
- Ах, у Смита нынче маленькое сатори, - вставил Морли.
- Как ты тут, кстати?
- Да ничего, в основном спал.
- Вот черт, я ведь так и не дошел до вершины. Теперь мне стыдно,
теперь, зная, как спускаться с горы, я понял, как на нее подниматься, и что
упасть невозможно, но все, поздно.
- Вернешься следующим летом и поднимешься. Ты хоть понимаешь, что ты
первый раз в горах, а старого ветерана Морли обскакал?
- Определенно, - подтвердил Морли. - Как думаешь, Джефи, присвоят Смиту
титул Тигра за его сегодняшние свершения?
