способами насколько было возможно я бы не беспокоилась теперь если б не
видеть тех жутких дорог к которым идет это чистое предположение оно до-
вело меня до испугов, если б я не была так дьявольски упорна..." и так
далее в глубину дня, долгая путаная история лишь кусочки которой и не-
точно я помню, лишь масса безысходности в связной форме...
Съезды мрачными днями в комнате у Жюльена а Жюльен сидит и не обраща-
ет на нее никакого внимания а лишь смотрит неподвижно в пустоту серую
как ночная мохнатая бабочка лишь изредка шевелясь чтобы закрыть окно или
поменять отсиженную ногу, глаза круглые неподвижные в медитации такой
долгой и такой таинственной и как я уже сказал такой Христообразной
по-настоящему наглядно ягнячье-кроткой что ее достаточно чтобы свести с
ума любого я бы сказал достаточно прожить там хотя бы день с Жюльеном
или с Валленстайном (тот же тип) или с Майком М°рфи (тот же тип), под-
земными с их мрачной длинномысленной выносливостью. - И укрощенная дев-
чонка ожидающая в темном углу, как я помнил очень хорошо то время когда
сам был в Большом Сюре и приехал Виктор на своем буквально самопальном
мотоцикле с малышкой Дори Киль, была вечеринка у Пэтси в коттедже, пиво,
свечи горели, радио, разговоры, однако в первый час вновьприбывшие в
своих смешных рваных одеяньях и он с этой своей бородой и она с этими
своими хмурыми серьезными глазами сидели практически незаметно где-то за
тенями от пламени свечей так чтобы никто не мог их увидеть и поскольку
они ничего не говорили вообще а только (если не слушали) медитировали,
мрачнели, перетерпевали, я наконец даже забыл что они вообще тут - и
позднее той ночью они спали в крошечной палаточке в поле в туман-ной ро-
се Звездной Ночи Тихоокеанского Побережья и с тем же самым смиренным
молчанием ни о чем не упоминали наутро - Виктор настолько у меня на уме
всегда центральный преувеличитель склонностей подземного хип-поколения к
молчанию, к богемной таинственности, к наркотикам, к бороде, к полусвя-
тости и, как я выяснил впоследствии, к непревзойденной недоброжелатель-
ности (как Джордж Сэндерс в Луне и Гроше) - поэтому Марду здоровая де-
вушка в своем праве и с продутого ветрами открытого готовая к любви те-
перь таилась в затхлом углу дожидаясь пока Жюльен заговорит. - Временами
в общем "кровосмешении" она бывала лукаво молча по какому-то взаимному
согласию или тайной государственной стратегии перемещена или возможно
просто "Эй Росс ты сегодня забираешь Марду домой я хочу сделать это с
Ритой для разнообразия," - и оставалась у Росса на неделю, куря вулкани-
ческий пепел, она ехала - (напряженная тревога неподобающего секса плюс
к этому, преждевременные семяизвержения этих анемичных maquereaux (3)
оставлявшие ее подвешенной в напряжении и нерешенности). - "Я была все-
го-навсего невинным цыпленком когда встретила их, независимой и типа ну
не счастливой или что-то вроде а чувствовала что мне надо что-то сде-
лать, я хотела поступить в вечернюю школу, у меня было несколько работ
по моей специальности, переплетать в Олстаде и других местечках по всему
Харрисону, учительница рисования бабуся в школе еще говорила что я могу
стать великой скульпторшей а я жила с разными сожителями и тратила все
на одежду и у меня получалось" - (всасывая свою губку, и это гладкое
"цок" в горле от быстрого вдоха в печали и словно простуженно, как в
глотках великих пьянчуг, но она не пьянчуга а опечаливатель себя) (выс-
шая, темная) - (вьющаяся теплая рука дальше вокруг меня) "а он лежит там
и говорит ч°такое а я не могу понять..." Она вдруг не может понять что
произошло поскольку потеряла разум, свое обычное признание себя, и ощу-
щает жуткий зуд загадки, она действительно не знает кто она и зачем и
где она, она выглядывает в окно и этот город Сан-Франциско большая уны-
лая голая сцена для какой-то гигантской шутки сотворяемой над нею самой.
- "Повернувшись спиной я не знала о чем Росс думает - даже что делает."
- На ней не было никакой одежды, она поднялась из его удовлетворенных
простыней и встала в омывающем сером размышлении мрачновременья что де-
лать, куда идти. - И чем дольше она там стояла с пальчиком во рту и чем
больше мужчина говорил: "В чем дело бэби" (в конце концов он прекратил
спрашивать и оставил ее в покое стоять там) тем больше она чувствовала
давление изнутри нараставшее к прорыву и к наступающему взрыву, наконец
она сделала гигантский шаг вперед ахнув от страха - все было ясно: в
воздухе пахнет опасностью - она читалась в тенях, в унылой пыли за чер-
тежным столом в углу, в мусорных мешках, серые стоки дня сочились по
стене и в окно - в полых глазах людей - она выбежала из комнаты. - "Что
он сказал?"
"Ничего - он не шевельнулся у него только голова сбилась с подушки
когда я взглянула назад прикрывая дверь - На мне не было одежды в пере-
улке, меня это не волновало, так интенсивно сосредоточена я была на этом
осознании всего что знала я была невинное дитя." - "Голая крошка, ух." -
(И про себя: "Боже мой, эта девчонка, Адам прав она сумасшедшая, типа
так и будет, я съеду как съехал по бензедрину с Милой в 1945-м и думал
что она хочет воспользоваться моим телом для машины банды и устроить
крушение и пламя но я определенно никогда не побегу на улицы Сан-Фран-
циско голышом хоть и мог бы, может если б я на самом деле почувствовал
необходимость какого-то действия, ага") и я посмотрел на нее изумляясь
действительно, действительно ли она говорит правду. - Она была в переул-
ке, вопрошая себя кто она, ночь, худосочная морось тумана, молчание спя-
щего Фриско, суда на приколе в бухте, огромные когтистые пасти туманов
покровом над бухтой, ореолы смешного потустороннего света посылаемые в
середине вверх Галереями Намордников Столпохрамового Алькатраза - ее
сердце грохало в тишине, в прохладном темном мире. - Наверх на деревян-
ный забор, ожидая - увидеть не будет ли ей послана снаружи какая-нибудь
мысль подсказавшая бы что делать дальше и полная смысла и предзнаменова-
ния ибо надо чтоб все было правильно и лишь раз - "Раз поскользнешься не
туда...." ее прикол с направлениями, спрыгнуть ли ей по одну сторону за-
бора или по другую, бесконечное прощупывание пространства в четырех из-
мерениях, унылошляпые люди приступающие к работе на поблескивающих ули-
цах не ведая об обнаженной девушке прячущейся в туманной дымке или если
б они там были и увидели ее кругом бы стояли не прикасаясь к ней просто
ожидая пока прибудут полицейские власти и увезут ее и все их безразлич-
ные усталые глаза плоские от пустого стыда следили б за каждой частичкой
ее тела - голая крошка. - Чем дольше она болтается на заборе тем меньше
силы у нее останется в конце чтоб на самом деле слезть и решить, а на-
верху Росс Валленстайн даже не ворочается на своей мусорно-торчковой
постели, думая что она свернулась калачиком в прихожей, или заснул все
равно в собственной коже и костях. - Дождливая ночь шипит повсюду, целуя
везде мужчин женщин и города в одном омовении грустной поэзии, медовыми
строчками Ангелов на верхних полках трубодующих в вышине поверх оконча-
тельных покрытых Востоком тихоокеански-огромных песен Рая, конец страху
внизу. - Она садится на корточки на заборе, тощая морось бисером на ее
смуглых плечах, звезды в волосах, ее дикие уже индейские глаза теперь
уставились в Черноту и маленькое облачко тумана исходит из ее смуглого
рта, безысходность как кристаллики льда на попонах пони ее индейских
предков, моросит на деревню давным-давно и нищий дым выкарабкивается из
подземелья и когда скорбная мать размалывала желуди и готовила тюрю в
безнадежных тысячелетиях - песня азиатской охотничьей банды лязгающая
вниз по последнему аляскинскому ребру земли к Воям Нового Света (в их
глазах и в глазах Марду сейчас последнее возможное Царство инков майя и
обширных ацтеков сияющее золотым змеем и храмами столь же благородными
сколь греческие, египетские, длинные лощеные трещины челюстей и приплюс-
нутые носы монгольских гениев творивших искусство в храмовых покоях и
скачок их челюстей перед тем как заговорить, пока испанцы Кортеса, из-
можденные старосветские обабившиеся голландские бичи Писарро в пантало-
нах не пришли проломившись сквозь чащобы тростника в саваннах и не обна-
ружили сияющие города Индейских Глаз высоко, с ландшафтами, с бульвара-
ми, с ритуалами, с герольдами, с флагами под тем же самым Солнцем Нового
Света которому протянуто бьющееся сердце) - ее сердце бьющееся под дож-
дем Фриско, на заборе, перед последними фактами, готовое сдвинуться бе-
жать сейчас же вниз по земле и возвращаться и сворачиваться снова там
где была она и где было все - утешая себя видениями истины - спускаясь с
забора, на цыпочках, двигаясь вперед, отыскивая прихожую, содрогаясь,
крадучись...
"Я решилась, я воздвигла некую структуру, она была как, но я не мо-
гу..." Начиная заново, начиная от плоти под дождем: "Зачем кому-то захо-
чется причинить вред моему маленькому сердечку, моим ногам, моим ручкам,
моей коже в которую я завернута потому что Боженька желает чтобы мне бы-
ло тепло и Внутренне, моим пальчикам на ногах - почему Бог создал все
это таким тленным и умираемым и вредимым и хочет заставить меня понять и
кричать - Я трепетала когда даритель сливки снимал, когда мать моя гре-
зила, отец мой кричал - Я начала сызмала потом воспарила наверх шариком
и теперь я большая и нагое дитя снова и только чтобы плакать и бояться.
- Ах - Защищай себя, ангел безвредимости, ты кто никогда и не мог бы ни-
когда повредить и расколоть другому невинному его скорлупку и боль под
тонкой кисеей - оберни халат вокруг себя, сладкий ягненок - защити себя
от дождя и подожди, пока Папочка не кончит снова, а Мамочка не впихнет
тебя тепленько внутрь долины луны, маячь у ткацкого станка терпеливого
времени, будь счастлив по утрам." - Начиная сызнова, дрожа, из ночи в
переулке нагишом в коже и на одеревенелых ногах к заляпанной двери ка-
кой-то соседки - постучав - женщина подошедшая к двери в ответ на испу-
ганные постукивания маслом тающих костяшек, видит обнаженную смуглянку,
испугана - ("Вот женщина, душа под моим дождем, она глядит на меня, она
боится.") - "Стучаться в двери к совершенно незнакомым, еще бы." - "Ду-
мая я просто добегу до Бетти на той же улице и назад, пообещала ей дейс-
твительно имея в виду в самой глубине что принесу одежду обратно и она
взаправду впустила меня и достала одеяло и закутала меня, затем одежду,
и к счастью она была одна - итальянка. - А в переулке я вся вышла и
дальше, это теперь была первая одежда, потом я пойду к Бетти и возьму
два доллара - потом куплю эту брошку что видела в тот день в каком-то
месте со старым мореным деревом в окне, на Норт-Биче, произведение ис-
кусства ручная работа типа ковки, просто прелесть, это был самый первый
символ который я собиралась себе позволить." - "Конечно." - Из-под обна-
женного дождя в халатик, к окутывающей невинности, затем украшение Бога
и религиозная сладость. - "Типа того как мы подрались с Джеком Стином
это мне в голову очень крепко засело." - "Драка с Джеком Стином?" - "Это
было еще раньше, все торчки в комнате у Росса, перетягивались и ширялись
с Толкачом, ты же знаешь Толкача, ну и я там тоже сняла одежду - это бы-
ло... все... частью того же... съезда..." - "Но эта одежда, эта одежда!"
(про себя). - "Я стояла посреди комнаты и ехала а Толкач пощипывал гита-
ру, одну струну всего, и я подошла к нему и сказала: "Чувак ты МНЕ тут
этих своих грязных нот не щипай," и он типа сразу же поднялся без едино-
го слова и свалил." - А Джек Стин рассвирепел на нее и подумал что если
стукнет и вырубит ее кулаком то она очухается поэтому он ей двинул но
она оказалась такой же сильной как и он (анемичные бледные 110-фунтовые
