присутствие Юрия, чья личность уже была подпитана у меня в уме от энер-
гии сна, прибавляло толику моей любви к Марду - я вдруг полюбил ее. -
Они хотели чтоб я пошел с ними, посидеть в парке - как будто уговорено
на серьезных трезвых конклавах Марду сказала "А я останусь здесь и почи-
таю и кое-что сделаю, Лео, ступай с ними как мы договорились" - пока они
выходили и маршировали вниз по лестнице я задержался сказать ей что сей-
час люблю ее - ее это не так удивило или обрадовало, как я желал - она
взглянула теперь уже на Юрия с точки зрения глаз не только моего сна но
увидела его в новом свете как вероятного преемника меня из-за моего
беспробудного предательства и пьянства.
Юрий Глигорич: молодой поэт, 22 года, только что приехал из яблонеу-
рожайного Орегона, перед тем был официантом в столовой на большом пи-
жонском ранчо - высокий худой светловолосый югослав, симпатичный, очень
дерзкий и превыше всего прочего старающийся срезать Адама и меня и Кар-
моди, все время зная нас как старинную почитаемую троицу, желая, естест-
венно, будучи молодым непубликуемым неизвестным но очень гениальным поэ-
том уничтожить больших установленных богов и возвысить себя - желая сле-
довательно и их женщин тоже, будучи не стесненным условностями, или нео-
печаленным, пока еще, по меньшей мере. - Мне он понравился, я считал его
еще одним новым "молодым братушкой" (как Лероя и Адама до этого, кому я
"показывал" писательские уловки) а теперь буду показывать Юрию и он бу-
дет мне корешком и ходить со мною и Марду - его собственная любовница,
Джун, бросила его, он к ней плохо относился, он хотел чтоб она верну-
лась, у нее была другая жизнь в Комптоне, я ему сочувствовал и расспра-
шивал как идут у него дела с письмами и звонками в Комптон, и, что самое
важное, как я говорил, теперь он впервые вдруг смотрел на меня и говорил
"Перспье я хочу с тобой поговорить - внезапно мне захотелось узнать тебя
на самом деле." - В шутку за воскресным вином у Данте я сказал: "Фрэнк
залип на Адаме, Адам залип на Юрии" а Юрий вставил "А я залип на тебе."
В самом деле залип в самом деле. В то скорбное воскресенье моей пер-
вой болезненной любви к Марду посидев в парке с парнями как договарива-
лись, я притащился снова домой, к работе, к воскресному обеду, виновато,
опоздав, обнаружив мать пасмурной и все-выходные-одной в кресле со своей
теплой шалью... а мои мысли теперь переполненные Марду - не думая что
хоть сколько-нибудь важно то что бы я там ни наболтал молодому Юрию не
только "Мне снилось что ты обнимался с Марду" но еще и, у киоска с гази-
ровкой по дороге в парк когда Адам захотел позвонить Сэму и мы все сиде-
ли у стойки и ждали, с лимонадами, "С тех пор как мы с тобой виделись в
последний раз я влюбился в эту девчонку," информация воспринятая им без
комментариев и которую я надеюсь он помнит до сих пор, и разумеется так
оно и есть.
И вот теперь раздумывая о ней, ценя ее драгоценные хорошие мгновенья
что у нас были о которых прежде я и думать избегал, возник факт, разду-
вавшийся в своем значении, тот поразительный факт что она единственная
девушка из всех кого я когда-либо знал которая по-настоящему понимала
боп и умела петь его, она сказала в первый уютный денек красной лампочки
у Адама "Пока я ехала головой я слышала боп, в музыкальных автоматах и в
Красном Барабане и везде где мне случалось его слышать, с совершенно но-
вым иным ощущением, которое я, правда, на самом деле не могу описать." -
"Но каким же оно было?" - "Но я не могу описать его, оно не только посы-
лало волны - проходило сквозь меня - Я не могу ну типа, сделать его, пе-
ресказывая его словами, понимаешь? УУ ди би ди ди" спев несколько нот,
так прелестно. - Та ночь когда мы стремительно шагали вниз по Ларкину
мимо Черного Сокола вместе с Адамом на самом деле только он шел следом и
слушал, тесно голова к голове, распевая дикие припевы джаза и бопа, вре-
менами я фразировал а она издавала совершенные фактически очень интерес-
ные современные и передовые аккорды (подобных которым я никогда нигде не
слышал и которые имели сходство с модерновыми аккордами Бартока но были
по-боповому хеповы) а в другие разы она просто делала аккорды а я делал
контрабас, по старинной великой легенде (вновь ревущей высокой кушетки
поразительно убойного дня которую я не рассчитываю что кто-то поймет)
прежде, мы с Оссипом Поппером пели боп, выпускали пластинки, всегда беря
на себя партию контрабаса тум тум под его фразировку (настолько как я
вижу сейчас похожую на боповую фразировку Билли Экстайна) - мы вдвоем
рука об руку несясь длинными шагами по Маркету по хиповой старой сердце-
вине Калифорнийского Яблока распевая боп и притом неплохо - восторг это-
го, и придя после жуткой попойки у Роджера Уолкера где (организация Ада-
ма и мое молчаливое согласие) вместо нормальной бал°хи были одни мальчи-
ки и все голубые включая одного молодого фарцовщика-мексиканца и Марду
отнюдь не застигнутая врасплох веселилась и болтала - однако несмотря на
все это, сорвавшись домой на автобус что ходит по Третьей Улице распевая
ликуя -
Тот раз когда мы читали вместе Фолкнера, я прочел ей Кони в яблоках,
вслух - когда зашел Майк М°рфи она велела ему сесть и слушать пока я
продолжал но тогда я был другим и не мог читать одно и то же и остано-
вился - но на следующий день в своем мрачном одиночестве Марду села и
прочла весь однотомник Фолкнера.
Тот раз когда мы пошли на французское кино на Ларкин, в Вог, посмот-
рели Нижние Глубины, держались за руки, курили, прижимались друг к другу
- хотя снаружи на Маркет-Стрит она не позволила мне держать себя под ру-
ку из страха что люди на улице решат что она шлюха, так это и выглядело
бы но я рассвирепел но не стал дергаться и мы пошли дальше, мне захоте-
лось зайти в бар выпить вина, она боялась мужиков в шляпах рассевшихся у
стойки, теперь я увидел ее негритянский страх перед американским общест-
вом о котором она постоянно говорила но ощутимо на улицах что никогда
никак меня не заботило - пытался утешить ее, показать что она может де-
лать со мной вместе все что ей угодно: "Фактически крошка я буду знаме-
нитым человеком а ты будешь достойной и гордой женой знаменитого челове-
ка поэтому не переживай" но она сказала "Ты не рубишь" но страх малень-
кой девочки так прелестен, так съедобен, я оставил его в покое, мы пошли
домой, к нежным любовным сценам вместе в нашей собственной и тайной тем-
ноте -
Фактически, тот раз, один из тех прекрасных разов когда мы, или вер-
нее, я не пил и мы провели целую ночь вместе в постели, на сей раз расс-
казывая истории про привидения, сказки По те что я мог вспомнить, потом
кое-что сочиняли, а в конце строили друг другу дебильные рожи и пытались
напугать друг друга круглыми остановившимися глазами, она показала мне
как одной из ее грез наяву на Маркет-Стрит был тот приход что она ката-
тоник ("Хотя тогда я не знала что это слово означает, но типа, я ходила
зажато болторукаясь рукоболтаясь и честное слово ни единая душа не смела
со мною заговорить а некоторые и взглянуть-то боялись, и я такая там хо-
дила как зомби а ведь всего тринадцать мне было.") (Ох что за ликующее
пришепетывание в шепелявых маленьких ее губках, я вижу выступающие впе-
ред зубки, я говорю строго: "Марду тебе следует сейчас же почистить зу-
бы, вон в той вот больнице, пойдешь к своему терапевту, и к зубному тоже
зайди - это все бесплатно поэтому давай..." поскольку вижу как уголки ее
жемчугов начинают темнеть что приведет к порче) - и она строит мне рожу
сумасшедшей, лицо неподвижное, а глаза сияют сияют сияют как звезды не-
бесные и какие угодно но только не испуганные я до крайности поражен ее
красотой и говорю "И еще я вижу землю в твоих глазах вот что я думаю о
тебе, в тебе есть определенная красота, не то чтобы я завис на земле и
индейцах и все такое и желаю все время талдычить про тебя и про нас, но
я вижу в твоих глазах такое тепло - но когда ты строишь сумасшедшую я
вижу не безумие а восторг восторг - как беспризорные хлопья пыли в угол-
ке у маленького пацанчика а он сейчас спит в своей кроватке и я люблю
тебя, настанет день и дождь падет на наши вежды милая" - и у нас горит
одна свечка поэтому все безумства еще смешнее а истории о привидениях
еще жутче - одна про - но увы недостает, как жаворонок, я расшалился во
всем хорошем и не забываю и забываю свою боль -
Продолжая прикол с глазами, тот раз когда мы закрыли глаза (снова не
пивши потому что нет денег, нищета бы спасла этот роман) и я отправлял
ей послание: "Ты готова," и вижу первую вещь в моем черном мире глаз и
прошу ее описать ее, поразительно как мы пришли к одному и тому же, это
было какое-то взаимное понимание, я видел хрустальные жирондоли а она
видела белые лепестки в черной бочажине сразу после некоторого слияния
образов так же изумительно как и те точные образы которыми я обменивался
с Кармоди в Мексике - Марду и я оба видели то же самое, какие-то очерта-
ния безумия, какой-то фонтан, ныне уже мною позабытый и на самом деле
пока еще не важный, сходимся вместе во взаимных описаниях его и радуемся
и ликуем в этом нашем телепатическом триумфе, заканчивая там где встре-
чаются наши мысли в кристальной белизне и лепестках, в тайне - я вижу
ликующий голод в ее лице поглощающем взглядом мое лицо, я мог бы уме-
реть, не разбивай мне сердце радио своей прекрасной музыкой, О мир -
вновь свет свечей, мигающий, я накупил уйму свечей в лавке, углы нашей
комнаты во тьме, ее тень обнаженно смугла когда она спешит к раковине -
как мы пользуемся раковиной - мой страх передать БЕЛЫЕ образы ей в наших
телепатиях из страха что это ей (в ее веселии) напомнит о нашей расовой
разнице, отчего в то время я чувствовал себя виновато, теперь-то я пони-
маю что все это было одним сплошным любовным реверансом с моей стороны -
Господи.
Хорошие - поднимаясь на вершину Ноб-Хилла ночью с квинтой токайского
Ройял Челис, сладкого, густого, крепкого, огни города и бухты под нами,
печальная тайна - сидя там на скамейке, влюбленные, одинокие проходят
мимо, мы передаем друг другу бутылку, разговариваем - она рассказывает
все свое маленькое девчачье детство в Окленде. - Это словно Париж - мяг-
ко, ветерок веет, город может изнемогать от зноя но обитатели холмов все
равно летают - а на той стороне бухты Окленд (ах эти я Харт Крейн Мел-
вилл и вы все разнообразнейшие братья поэты американской ночи которая
как я однажды думал станет моим священным алтарем и теперь так и есть но
кому до этого дело, кому знать это, а я потерял любовь из-за нее - пьян-
чуга, тупица, поэт) - возвращаясь через Ван-Несс на пляж Акватик-Парка,
сидя в песке, когда я прохожу мимо мексиканцев то ощущаю эту великую хе-
повость что была у меня все лето на улице с Марду моя старинная мечта о
желании быть жизненным, живым как негр или индеец или денверский японец
или нью-йоркский пуэрториканец сбылась, с нею рядом такой молодой, сек-
суальной, гибкой, странной, хипейной, сам я в джинсах и такой небрежный
и мы оба как бы молодые (Я говорю как бы, в мои-то 31) - мусора велят
нам уходить с пляжа, одинокий негр проходит мимо нас дважды и таращится
- мы идем вдоль плеска кромки воды, она смеется видя чокнутые фигуры от-
раженного света луны пляшущие совсем как насекомые в завывающей прохлад-
ной гладкой воде ночи - мы слышим запах гаваней, мы танцуем -
Тот раз когда я повел ее в разгар сладкого сухого утра типа как на
плоскогорьях в Мексике или где-нибудь в Аризоне на прием к терапевту в
больницу, вдоль Эмбаркадеро, презрев автобус, рука об руку - я гордый,
думая: "В Мехико она будет выглядеть точно так же и ни единая душа не
будет знать что я сам не индеец ей-Богу и мы схиляем вместе" - и указы-
ваю на чистоту и ясность облаков: "Совсем как в Мексике милая, О ты ее
