роликах новостей деловые спешащие по улице к своим обязанностям и по
своим надобностям и мы в таком же дождливом ролике новостей таинственно
печальные внутри самих себя (как и должно значит быть внутри игрушечных
фильмокукол экрана) грандиозный разрастающийся вихрящийся кавардак алли-
теративный как молотком по костям мозгам мешкам и яйцам, ба-бах как жаль
что я вообще родился...
В довершение всего, как будто и этого еще было недостаточно, целый
мир раскрывается когда Адам распахивает нам двери торжественно склоняясь
но с проблеском и секретиком во взгляде и с какой-то неприветливостью
при виде которой я ощетиниваюсь - "В чем дело?" Затем чую присутствие
еще каких-то людей внутри кроме Фрэнка и Адама и Юрия. - "У нас гости."
- "О," говорю я, "почетные гости?" - "Видимо да." - "Кто?" - "МакДжоунз
и Филлис." - "Что?" (настал великий момент когда мне предстоит лицом к
лицу встретиться, или же уйти, со своим архизлейшим литературным врагом
Баллиолом МакДжоунзом некогда столь близким мне что мы плескали пивом
друг другу на колени склоняясь друг к другу в возбуждении беседы, мы го-
ворили и обменивались и одалживали и читали книги и литературолизовали
так много что этот невинный бедняга на самом деле подпал под некое влия-
ние с моей стороны, то есть, в том смысле, и только, что научился разго-
вору и стилю, в основном истории хипового или битового поколения или
подземного поколения и я сказал ему: "Мак, напиши великую книгу обо всем
что случилось когда Лерой приехал в Нью-Йорк в 1949-м и не пропусти ни
слова и дуй, давай же!" что он и сделал, и я прочел ее, критически Адам
и я навещали его оба критикуя рукопись но когда она вышла ему гарантиро-
вали 20.000 долларов неслыханную сумму и все мы битовые личности скитаю-
щиеся по Пляжу и по Маркет-Стрит и по Таймс-Сквер когда мы в Нью-Йорке,
хоть Адам и я признали на полном серьезе, цитирую: "Джоунз не наш - а из
другого мира - мира среднегородских глупышек" (это адамизм). И вот зна-
чит его великий успех подходил как раз в тот момент когда я был беднее
некуда и наиболее обойден издателями и хуже того зависший на параноичной
наркоте я распалился но слишком не рассвирепел, хоть остался по этому
поводу чернушным, изменив свое настроение после нескольких местных под-
секов косы папы-времени и различных наворотов и всяких поездок, пиша ему
письма с извинениями на судах которые я рвал, он тоже тем временем их
писал, а потом, Адам выступая год спустя в роли какого-то святого и пос-
редника доложил о благоприятном расположении с обеих наших сторон, к
обеим же сторонам - великое мгновение когда мне придется встретиться со
стариной Маком и пожать ему руку и бросить все эти дрязги к чему такая
злопамятность - производя настолько мало впечатления на Марду, которая
так независима и недостижима по-новому по-своему сердцещемительно. В лю-
бом случае МакДжоунз уже был там, немедленно я громко заявил: "Хорошо,
превосходно, я ждал встречи с ним," и бросился в гостиную и кому-то че-
рез голову кто как раз поднимался (это Юрий был) я крепко пожал Баллиолу
руку, посидел немного в думах, даже не заметил как бедной Марду удалось
устроиться (здесь как и у Бромберга как и везде бедный темный ангел) -
наконец уйдя в спальню не в силах переносить вежливую беседу под которую
не только Юрий но и Джоунз (да еще Филлис его женщина которая все тара-
щилась на меня чтоб разглядеть по-прежнему ли это сумасшедствие) урчали
дальше, я сбежал в спальню и лег в темноте и при первой же возможности
попытался затащить Марду лечь со мною но она сказала "Лео я не хочу раз-
леживаться здесь в темноте." - Затем подвалил Юрий, напялив на себя один
из галстуков Адама, со словами: "Выйду поищу себе девчонку," и у нас те-
перь устанавливается некое сопонимание шепотом вдали от прочих в гости-
ной - все прощено. - Но я чувствую что поскольку Джоунз не сдвигается
никуда со своей кушетки то он в действительности не хочет поговорить со
мной и вероятно желает чтобы я ушел. Когда Марду прибредает обратно к
моей постели стыда и кручины и укрытию моему, я спрашиваю: "О чем вы там
говорите, о бопе? Ему не говори о музыке ничего." - (Пусть сам для себя
все открывает! вздорно говорю я себе) - Я боповый писатель, вот кто! -
Но когда меня отряжают вниз за пивом, когда вхожу снова с пивом в руках
они все уже на кухне, Мак прежде всего, улыбается и говорит: "Лео! дай
мне посмотреть те твои рисунки про которые мне рассказали, я хочу их
увидеть." - Так мы становимся друзьями снова склоняясь над рисунками и
Юрию приходится свои тоже показать (он рисует) а Марду в другой комнате,
вновь позабытая - но это исторический момент и пока мы к тому же, с Кар-
моди вместе, изучаем кармодиевские южноамериканские тусклые картинки с
деревнями в высоких джунглях и с городишками в Андах где видно как проп-
лывают облака, я замечаю дорогую хорошо сидящую одежду Мака, браслетку с
часами, я горжусь за него и теперь у него маленькие привлекательные уси-
ки придающие ему зрелость - о чем я и объявляю всем - пиво к этому вре-
мени всех нас уже разогрело, а затем его жена Филлис начинает ужин и об-
щительная праздничная веселость проистекает взад и вперед -
В краснолампочной гостиной фактически я застаю Джоунза наедине с Мар-
ду задающим вопросы, как бы берущим у нее интервью, я вижу что он ухмы-
ляется и говорит самому себе "Старина Перспье надыбал себе еще одну пот-
рясную куколку" а я внутри томлюсь самому себе: "Ага, надолго ли" - и он
выслушивает Марду, которая, под впечатлением, предупрежденная, все пони-
мая, произносит торжественные утверждения по части бопа, типа: "Я не
люблю боп, на самом деле не люблю, он для меня как ширка, слишком многие
торчки бопмены и я в нем слышу наркоту." - "Что ж," Мак поправляет очки,
"это интересно." - А я подхожу и говорю: "Но тебе же никогда не нравится
то откуда ты родом" (глядя на Марду). - "В каком смысле?" - "Ты дитя Бо-
па," или дети бопа, что-то в этом духе, на чем Мак и я сходимся - так
что потом когда все мы всей бандой налаживаемся в сторону дальнейших
празднеств ночи, и Марду надев длинный черный бархатный пиджак Адама (на
ней длинный) и безумный длинный шарф тоже, похожая на маленькую девочку
из польской подземки или на мальчика в канализационной трубе под городом
и миленькая и хиповая, и на улице мечется от одной группы к той в кото-
рой я, и я весь вытягиваюсь к ней когда она приближается (на мне фетро-
вая шляпа Кармоди на самой голове типа хипстера прикола ради и по-преж-
нему моя красная рубаха, теперь уже непригодная для выходных) и смахиваю
ее крохотность с ног и подхватываю и прижимаю ее к себе и иду себе даль-
ше неся ее, я слышу маково оценивающее "У-ух" и "Давай" смех где-то по-
зади и гордо думаю "Он теперь видит что у меня по-настоящему великолеп-
ная девчонка - что я не сдох а продолжаюсь - старый непрерывный Перспье
- никогда не стареющий, всегда тут внутри, всегда с молодежью, с новыми
поколениями..." Разношерстная компания как бы то ни было спускающаяся по
улице что с Адамом Мурэдом облаченным в полный смокинг одолженный у Сэма
накануне ночью чтобы смочь пройти на открытие чего-то по бесплатным би-
летам от его конторы - шагая к Данте и в Маску снова - эта мне Маска,
эта старая остохреневшая Маска все время - у Данте это где в подъеме и
реве светского и трепливого возбуждения я много раз поднимал глаза пой-
мать взгляд Марду и поиграть в гляделки но она казалось сопротивлялась,
абстрагировалась, размышляла - больше не расположенная ко мне - с надо-
евшей всей нашей болтовней, с Бромбергом снова приехавшим и с великолеп-
ными дальнейшими дискурсами и с этим особенно пагубным групповым энтузи-
азмом который ты просто обязан ощущать когда вот как Марду сейчас ты со
звездой всей компании или даже я имею в виду просто с членом этого соз-
вездия, как шумно, утомительно это должно быть для нее было когда прихо-
дилось ценить все что бы мы ни сказали, изумляться новейшей колкости
слетающей с языка одного и единственного, последнейшему проявлению той
же самой старой тягомотной загадки личности в КаДже великой - в самом
деле казалось ей и было противно, и она смотрела в пространство.
Поэтому позже в своей пьяности я умудрился затащить Пэдди Кордавана
за наш столик и он пригласил нас всех к себе кирять дальше (обычно недо-
сягаемый светский Пэдди Кордаван благодаря своей женщине которой вечно
хотелось идти с ним домой одной, Пэдди Кордаван о котором Бадди Понд
сказал: "Он так прекрасен что смотреть больно," высокий светловолосый, с
квадратной челюстью, мрачный монтанский ковбой неторопливый в движениях,
неторопливый в речи, неторопливый в плечах) Марду не впечатлилась пос-
кольку все равно хотела отвязаться от Пэдди и всех остальных подземных
из Данте, кому я только что заново досадил снова завопив Жюльену: "Валяй
к нам, мы все идем на бал°ху к Пэдди и Жюльен тоже идет," на что Жюльен
немедленно подпрыгнул и рванул обратно к Россу Валленстайну и остальным
что сидели в своей кабинке, думая: "Боже этот ужасный Перспье орет на
меня и пытается опять затащить в свои дурацкие шалманы, вот бы с ним
кто-нибудь что-нибудь сделал." На Марду же нисколько не произвело даль-
нейшего впечатления когда, по настоянию Юрия, я сходил к телефону и по-
говорил с Сэмом (звонившим с работы) и договорился встретиться с ним по-
позже в баре через дорогу от его конторы - "Мы все пойдем! мы все пой-
дем!" уже ору я и даже Адам с Фрэнком зевают готовые отчаливать домой а
Джоунз так давно уже ушел - носясь вверх и вниз по лестнице у Пэдди зво-
нить еще и еще Сэму и вот в одном месте я влетаю в кухню к Пэдди чтоб
заставить Марду поехать со мной встретиться с Сэмом и Росс Валленстайн
пришедший пока я звонил из бара говорит, возводя кверху глаза: "Кто
впустил сюда этого парня, хей, кто это? как ты сюда попал! Эй Пэдди!" на
полном серьезе продолжая свою первоначальную неприязнь вместе с этим
приколом "ты-что-педак", который я игнорировал, говоря: "Братишка я поб-
рею твой персик если ты не заткнешься," или какой-то сходный облом, не
помню уже, достаточно крепкий чтоб он сделал направо кругом по-солдатс-
ки, как он это обычно делает, вытянувшись по стойке смирно, и отбыл - я
таща Марду вниз к такси чтобы лететь к Сэму и весь этот вихрь ночи дико-
го мира и она своим крохотным голоском я слышу как протестует издалека:
"Но Лео, дорогой Лео, я хочу пойти домой и лечь спать." - "А-а к черту!"
и я даю адрес Сэма таксисту, она говорит НЕТ, настаивает, дает Небесный
Переулок: "Сначала отвезите меня туда а потом поезжайте к Сэму" но я
по-настоящему серьезно залип на том неоспоримом факте что если я сначала
отвезу ее в Небесный Переулок такси никогда не доберется до бара где
нужно ждать Сэма до закрытия, поэтому я спорю, мы горячечно швыряем раз-
ные адреса водителю который как в кино ждет, но неожиданно, с таким
красным пламенем тем же самым красным пламенем (за неимением лучшего об-
раза) я выскакиваю из такси и вырываюсь наружу и там стоит еще одно, я
запрыгиваю внутрь, даю сэмов адрес и он пулей рвет с места - Марду бро-
шенная в ночи, в такси, больная, и усталая, а я намереваюсь расплатиться
за второй мотор тем долларом который она вверила Адаму чтобы тот купил
ей сэндвич но об этом в суматохе было забыто и он отдал его мне чтоб я
вернул ей - бедняжка Марду поехавшая домой одна, снова, а пьяный маньяк
исчез.
Что ж, думал я, это конец - я наконец сделал шаг и ей-Богу я отплатил
ей за то что она мне сделала - это должно было прийти и вот оно - плюх.
Разве не хорошо знать что зима подходит - и что жизнь станет немножко
поспокойнее - и ты будешь дома писать и хорошо кушать и мы будем прово-
дить приятные ночи обернутые друг вокруг дружки - а ты сейчас дома, от-
дохнувший и хорошо кушаешь потому что тебе не следует слишком грустить -
