обсудить с моим другом кое-какие личные дела.
Сиделка, наклонившись над больным, как раз поправляла простыни у
стенки и, обернувшись, словно в противовес дяде, который сначала заикался
от злости, а потом вдруг выпалил ту фразу, сказала очень спокойно:
- Вы же видите, как болен господин адвокат. Он не может сейчас
обсуждать личные дела.
Вероятно, она повторила слова дяди только по инерции, но даже
беспристрастный человек мог бы принять это за насмешку, а уж дядя взвился
как ужаленный.
- Ах ты проклятая! - пробормотал он голосом, сдавленным от
возмущения, так что почти нельзя было разобрать слова.
К. испугался, хотя и ожидал такой вспышки, и бросился к дяде, готовый
закрыть ему рот обеими руками. К счастью, больной, приподнявшись на
кровати, выглянул из-за спины девушки; дядя сделал мрачное лицо, словно
проглотил какую-то гадость, но уже спокойнее сказал:
- Вы, знаете, мы еще не окончательно выжили из ума; если бы то, чего
я требую, было невозможно, я бы не требовал. Пожалуйста, уходите!
Сиделка стояла у постели, выпрямившись и повернув голову к дяде, а
сама, как показалось К., поглаживала руку адвоката.
- При Лени ты можешь говорить все, - сказал адвокат, и в его голосе
явно прозвучала настойчивая просьба.
- Дело не меня касается, - сказал дядя, - тайна не моя. - И он резко
отвернулся, словно входить ни в какие препирательства не желает, однако
дает им время на размышление.
- А чья же? - спросил адвокат слабеющим голосом и опустился на
подушки.
- Моего племянника, - сказал дядя. - Я его привел сюда. - И он
представил К.: - Это Йозеф К., прокурист.
- А-а! - сказал больной уже гораздо оживленнее и протянул руку. -
Простите, я вас не заметил. - Выйди, Лени, - сказал он сиделке. Та не
стала возражать, и адвокат пожал ей руку, словно прощаясь надолго. -
Значит, так, - сказал он дяде, когда тот, успокоенный, подошел поближе. -
Значит, ты не навестить больного пришел, а по делу.
Казалось, что до сих пор адвоката угнетала мысль о том, что его
пришли навещать как больного, потому что он вдруг совсем ожил, приподнялся
и сел, опираясь на локоть, что само по себе было утомительно, и все время
теребил бороду, глубоко запуская в нее пальцы.
- Стоило только этой ведьме уйти, и вид у тебя сразу стал гораздо
лучше, - сказал дядя. - Тут он остановился и, шепнув: - Пари держу, что
она подслушивает! - подскочил к двери. Но за дверью никого не оказалось, и
дядя вернулся не то чтобы разубежденный, потому что ее отсутствие
показалось ему еще большей низостью, а скорее озлобленный.
- Ты в ней ошибаешься, - сказал адвокат, но защищать сиделку не стал;
может быть, он хотел этим показать, что она в защите не нуждается, и уже
гораздо более сочувственно продолжал: - Что же касается дела твоего
уважаемого племянника, то я почел бы себя счастливым, если бы у меня
хватало сил на эту чрезвычайно трудную работу; но я очень боюсь, что сил у
меня не хватит, однако попробую сделать все, что смогу; а если не
справлюсь, можно будет привлечь еще кого-нибудь. Откровенно говоря, это
дело меня слишком сильно заинтересовало, чтобы я решился отказаться от
всякого участия в нем. И если сердце у меня не выдержит, то трудно найти
более достойную причину его остановки.
К. не понимал, казалось, ни слова из этой речи, он посмотрел на дядю,
ища объяснения, но тот со свечой в руке сидел на ночном столике, с
которого уже скатился пузырек с лекарством, кивал головой, соглашаясь с
каждым словом адвоката, и нет-нет да поглядывал на К., приглашая и его
выразить свое согласие. Может быть, дядя уже раньше рассказал адвокату о
процессе? Но это было невозможно, весь ход событий говорил против этого.
- Не понимаю... - начал наконец К.
- Нет, это я, по-видимому, вас не понял, - удивленно и растерянно
перебил его адвокат. - Может быть, я поторопился? О чем же вы хотели со
мной посоветоваться? Я решил, что речь идет о вашем процессе?
- Разумеется, - сказал дядя и обернулся к К. - Чего ты не понимаешь?
- спросил К.
- Да откуда же вы знаете обо мне и о моем процессе?
- Ах, вот оно что! - с улыбкой сказал адвокат. - На то я и адвокат, я
бываю в судейских кругах, там говорят о разных процессах, и невольно
запоминаешь самые выдающиеся, особенно если они касаются племянника твоего
друга. Ничего удивительного в этом нет.
- Чего тебе надо? - опять спросил дядя у К. - Ты как-то неспокоен.
- Вы бываете в этих судейских кругах? - спросил К.
- Да, - сказал адвокат.
- Ты задаешь ребяческие вопросы, - сказал дядя.
- А с кем же мне еще встречаться, как не с людьми моей профессии? -
добавил адвокат. Это звучало так убедительно, что К. ничего не ответил.
- Но ведь вы работаете во Дворце Правосудия, а не в тех канцеляриях
на чердаке? - хотелось ему спросить, но заставить себя произнести эту
фразу он не мог.
- Сами понимаете, - продолжал адвокат таким тоном, словно мимоходом
объяснял что-то само собой разумеющееся, сами понимаете, что из этих
знакомств я извлекаю большую пользу для своей клиентуры, и притом во
многих отношениях, хотя говорить об этом не очень-то полагается. Конечно,
сейчас болезнь несколько мешает мне, но добрые друзья из суда навещают
меня и благодаря им я многое узнаю. И узнаю я, пожалуй, больше, чем те,
кто цельными днями просиживает в суде. Вот и сейчас, например, у меня
дорогой гость. И он показал на темный угол комнаты.
- Где же он? - спросил К. грубовато, настолько он был удивлен.
Он неуверенно оглянулся; слабый свет свечи далеко не достигал
противоположной стены. Но там действительно что-то зашевелилось. Тут дядя
поднял свечу, и они увидели небольшой столик и сидящего за ним пожилого
господина. Должно быть, он там сидел не дыша и потому так долго оставался
незамеченным. Теперь он неторопливо поднялся, явно недовольный тем, что на
него обратили внимание. Он зашевелил руками, похожими на короткие крылья,
как будто отмахивался от всяких знакомств и приветствий, никак не желая
мешать посетителям, и настоятельно просил оставить его в темном углу и
забыть о его присутствии. Однако никто не пошел ему в этом навстречу.
- Вы застали нас врасплох, - объяснил адвокат гостям и ободрительно
кивнул пожилому господину, приглашая его подойти поближе; тот подошел
медленно, неуверенно, озираясь вокруг, но все же с каким-то достоинством.
- Господин директор канцелярии... Ах, простите, я вас не представил: это
мой друг Альберт К., это его племянник К., прокурист банка, а это господин
директор канцелярии... Как я уже говорил, господин директор был настолько
любезен, что посетил меня. Только посвященный может понять всю ценность
такого визита, только тот, кто знает, как завален работой господин
директор. И все-таки он пришел, мы с ним мирно беседовали, насколько
позволяла моя немощь. Мы, правда, не запрещали Лени впускать посетителей,
потому что мы никого не ждали, но мы хотели побыть наедине, а тут вдруг ты
застучал кулаком в двери, Альберт, и тогда господин директор отодвинулся
вместе с креслом и столиком в дальний угол, и вот теперь неожиданно
выяснилось, что нам, если, конечно, возникнет такая потребность, по всей
вероятности, можно будет обсудить совместно некоторые дела, а для этого
надо всем сесть поближе. Господин директор канцелярии! - попросил он, с
подобострастной улыбкой наклоняя голову и указывая на широкое кресло у
кровати.
- К сожалению, я могу задержаться только на несколько минут, -
любезно сказал директор канцелярии, удобно развалившись в кресле и глядя
на часы. - Дела меня зовут. Однако я не хочу упустить возможность
познакомиться с другом моего друга.
Он слегка поклонился дяде, который, видно, был очень доволен новым
знакомством. Но так как подобострастие было не в его характере, он
встретил слова директора канцелярии смущенным, но очень громким смехом.
Впечатление не из приятных. К. спокойно наблюдал за происходящим, потому
что на него никто не обращал внимания: директор канцелярии, очевидно по
привычке, раз уж его назвали, овладел разговором, адвокат, явно
притворившийся больным, по-видимому из желания отвадить новых гостей,
теперь внимательно слушал, приставив ладонь к уху, а дядя в качестве
светоносца - свечка качалась у него на коленке, и адвокат беспокойно
поглядывал в его сторону - уже перестал стесняться и откровенно восхищался
не только речью директора канцелярии, но и плавными, волнообразными
жестами рук, сопровождавшими его слова. К. стоял, опершись о спинку
кровати, и директор, быть может умышленно, ни разу к нему не обратился;
как видно, старшие смотрели на него только как на слушателя. Впрочем, и
сам К. почти не понимал, о чем идет речь, а думал о сиделке и о том, как
невежлив был с ней дядя, или о том, не видел ли он директора канцелярии
где-то раньше, может быть, даже на собрании в день первого допроса. Может
быть, он и ошибался, но все же директор канцелярии удивительно походил на
участников собрания - тех стариков с жидкими бородами, которые стояли в
первых рядах.
Вдруг все встрепенулись - из прихожей послышался звон разбитой
посуды.
- Посмотрю, что там случилось, - сказал К. и не торопясь пошел к
двери, словно хотел дать остальным возможность задержать его.
Но как только он вышел в прихожую и попытался сориентироваться в
темноте, на его пальцы, державшие ручку двери, легла маленькая рука, куда
меньше, чем его рука, и тихо притворила дверь. Это была сиделка, ждавшая
тут же.
- Ничего не случилось, - шепнула она, - я нарочно бросила тарелку об
стену, чтобы вызвать вас сюда.
К. растерялся и сказал:
- Я тоже о вас думал.
- Тем лучше, - сказала сиделка. - Пойдем!
Они сделали несколько шагов и очутились перед дверью с матовым
стеклом. Сиделка распахнула ее перед К.
- Ну, входите же! - сказала она.
Это явно был рабочий кабинет адвоката. Насколько можно было
разглядеть в лунном свете, освещавшем только небольшой квадрат пола у трех
окон, вся комната была заставлена тяжелой старомодной мебелью.
- Сюда, - сказала сиделка, указывая на темный ларь с резной
деревянной спинкой.
Прежде чем сесть, К. огляделся: комната была высокая, большая;
наверно, бедняки из клиентуры адвоката чувствовали себя в ней затерянными.
К. представил себе, как они мелкими шажками семенят к огромному
письменному столу. Но он тут же позабыл обо всем, кроме сиделки, - та
оказалась настолько близко от него, что почти прижимала его к боковой
ручке ларя.
- А я думала, что вы сами выйдете, - сказала она, и мне не придется
вас вызывать. Удивительное дело. Сначала вы, только успели войти, уже глаз
с меня не сводили, а потом заставляете себя ждать. Зовите меня просто
Лени, - торопливо и непосредственно добавила она, словно не желая терять
ни минуты на объяснения.
- Охотно, - сказал К. - Но знаете, Лени, все это ничуть не
удивительно и вполне объяснимо. Во-первых, мне надо было выслушать
болтовню этих стариков, нельзя же было уйти ни с того ни с сего, а
во-вторых, я человек несмелый, скорее застенчивый, да и вы с виду вовсе не
из тех, кого можно завоевать одним махом.
- Не в том дело, - сказала Лени и, положив руку на спинку ларя,
посмотрела на К. - Просто я вам не понравилась, да и сейчас не нравлюсь.
- Нравитесь - не то слово, - сказал К. уклончиво.
- О-о! - с улыбкой сказала Лени.
Этим восклицанием в ответ на слова К. она словно утверждала за собой
