ожидании я, не останавливаясь, ходил взад и вперед по комнате. Ноги
Ганелона мерили шагами комнату Ганелона, но человек, который ходил по
комнате, был Эдвард Бонд. С удивлением я подумал о том, как воспоминания
другого человека, наложенные на мозг Ганелона, переменили его.
Подумал о том, смогу ли я теперь вообще когда-нибудь быть уверенным,
кто я на самом деле? Теперь я ненавидел Ганелона и не доверял ему. Я
должен был знать больше, чем думали о моих знаниях те, кто окружал меня,
иначе - я понимал - что и Ганелон, и Бонд могут погибнуть. Медея ничего не
скажет мне; Эдейри тоже ничего мне не скажет. Матолч может сказать мне
много, но он солжет.
Я почти не осмеливался ехать с ними на Шабаш, который, думал я, будет
Шабашем Ллура, из-за этой ужасной связи между ним и мной. Будут принесены
жертвы...
Как мог я быть уверен, что не меня собираются положить на алтарь
перед... перед золотым окном?
...Затем, на какую-то секунду, Ганелон вернулся, вспоминая обрывки
событий, слишком быстро промелькнувшие в моем мозгу, чтобы я успел
разобраться в них. Я почувствовал страх, отвращение и странную безнадежную
тягу.
Мог ли я осмелиться пойти на Шабаш?
Но я не мог осмелиться и не идти, потому что если я откажусь, то это
будет признанием того, что я знаю больше о том, что угрожает Ганелону, чем
это должен знать Эдвард Бонд. И единственным моим оружием против них было
слабое знание, которое я припомнил, и которое я держал в тайне. Я должен
идти. Даже если меня ждет алтарь, я должен идти...
Оставались еще жители леса. Они были вне закона, и солдаты Совета
охотились за ними. Плен означал рабство - я хорошо помнил ужас во взгляде
этих живых мертвецов, которые были слугами Медеи. Как Эдвард Бонд, я жалел
их, думая, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы спасти их от Совета.
Настоящий Эдвард Бонд жил с ними в лесах полтора года, организовывая
Сопротивление, борясь с Советом. Я знал, что сейчас, на Земле, он
беснуется в ярости, мучимый безнадежной мыслью, что он оставил работу
недоделанной, и что его друзья брошены на произвол черной магии.
Возможно, мне придется разыскать лесных жителей. Среди них, по
крайней мере, я буду в безопасности, пока моя память полностью ко мне не
вернется. Но когда она вернется, тогда Ганелон будет в ярости, очутившись
лицом к лицу со своими врагами, в самой их гуще, вне себя от собственного
бешенства и унижения. Мог ли я подвергать жителей лесов такой опасности,
как лорд Ганелон - когда память его вернется к нему? Мог ли я подвергать
себя такой опасности - их мести - потому что их будет много против меня
одного?
Я не мог идти и не мог оставаться. Я нигде не мог находиться в
безопасности, потому что Эдвард Бонд мог стать Ганелоном в любую минуту. А
опасность подстерегала меня повсюду. От повстанцев, лесных жителей, и от
каждого члена Совета.
Она могла придти от бесшабашного насмешливого Матолча, или от Эдейри,
которая наблюдала за мной своими невидимыми холодными глазами из тени
капюшона, или от Гаста Райми, кем бы он ни был. От Арле или от рыжей
ведьмы.
"Но скорее всего - от Медеи, - подумал я. - Да, от Медеи, которую я
так любил"!
К вечеру пришли две девушки-рабыни, принесли пищу и новую одежду. Я
торопливо поел, переоделся в простые полотняные брюки и тунику; накинул
себе на плечи королевский голубой плащ, который они держали. Маску из
золотистой ткани я нерешительно повертел в руках, когда одна из девушек
заговорила.
- Мы проводим тебя, когда ты будешь готов, Лорд, - сообщила она мне.
- Я уже готов, - ответил я и пошел за ними.
Бледный, непонятно откуда идущий свет ярко освещал зал. Меня привели
в покои Медеи. Ведьма в алом была неописуемо прекрасна в туго обтягивающем
ее фигуру платье. Ее обнаженные плечи матово блестели. На ней был алый
плащ; на мне - голубой.
Рабыни незаметно ускользнули. Медея улыбнулась мне, но я
почувствовал, что она нервничает - напряженность губ и глаз выдавала ее.
Казалось, она все время чего-то ждет.
- Ты готов, Ганелон?
- Не знаю, - сказал я. - Это зависит от того, что ты имеешь в виду.
Не забывай, что я ничего не помню.
- Твоя память может вернуться сегодня ночью, по крайней мере, часть
ее, - сказала она. - Но ты не примешь участия в ритуале, по крайней мере,
до тех пор, пока не будет принесена жертва. Лучше будет, если ты будешь
просто наблюдать. Так как ты не помнишь ритуала, то лучше предоставь все
сделать остальным членам Совета.
- Матолчу?
- И Эдейри, - добавила Медея. - Гаст Райми не пойдет. Он никогда не
покидает замка и не покинет, разве что нужда в нем будет велика. Он стар,
очень стар.
Я нахмурился.
- Куда мы идем? - спросил я ведьму в алом.
- В Кэр Сайкир. Я уже говорила тебе, что мы давно не приносили жертвы
- с тех самых пор, как я отправилась на Землю искать тебя. Мы и так
опоздали.
- Что мне надо будет делать?
Она вытянула свою нежную руку и притронулась ко мне.
- Ничего, до определенного момента. Тогда ты все поймешь сам. Но до
того времени ты должен будешь наблюдать - не более того. А теперь надень
свою маску.
Она надела на себя маленькую черную маску, в которой нижняя половина
ее лица оставалась видна. Я надел золотую маску и проследовал за Медеей к
портьере у входа в арку и прошел сквозь нее.
Мы очутились во дворе. Две лошади стояли там, ожидая нас. Их держали
грумы. Медея вскочила на одну, я - на другую.
Наверху небо стало темнеть. В стене открылись огромные двери. За ними
виднелась дорога, уходящая к далекому лесу.
Торжественный, сердитый диск красного солнца, горевший тусклым огнем,
светил над горными хребтами.
Солнце быстро село. Темнота волной накатилась на небо. Загорелись
миллионы белых огоньков. В слабом звездном свете лицо Медеи выглядело
нереально бледным. В сгущавшейся темноте глаза ее сверкали.
Издалека я услышал слабый зов трубы. Потом он повторился.
Затем - тишина - и слабый шорох, который постепенно превратился в
ритмичный стук копыт.
Мимо нас проскользнула фигура стражника. Он молча смотрел на открытые
ворота - оттуда появилось три взвода солдат и группа девственниц -
девушек-рабынь.
На легком быстроногом скакуне, в зеленом плаще, свисающем с плеч,
мимо нас проехал Матолч, бросив на меня быстрый взгляд. В вечернем сумраке
сверкнули его желтые глаза.
За ним - крохотная фигурка Эдейри, на пони, тоже маленьком. Позади
них скакали еще всадники, но я не смог их увидеть - стало слишком темно.
Мы проехали сквозь ворота в стене, все еще ничем не нарушая молчания
- раздавался лишь стук лошадиных копыт. Мы скакали по равнине. Лес
надвинулся и вскоре поглотил нас.
Я оглянулся назад. Огромная туча на небе была тем самым Замком, из
которого мы только что выехали.
Мы скакали под тяжелыми нависающими ветвями. Это были уже не черные
деревья сада - но и эти не выглядели нормальными. Внезапно чувство чего-то
чужого нахлынуло на меня со всех сторон.
Прошло довольно много времени, и дорога пошла под уклон. На небе
поднялась луна. Под ее золотистым светом в глубокой долине под нами стала
видна башня - темная, без окон, почти готическая по своей постройке, как
бы сама вылезшая из черной земли, из черного сада старинных и злых
деревьев.
- Кэр Сайкир!
Я был здесь раньше. Ганелон из Темного Мира хорошо знал это место. Но
я не знал его, у меня просто было неприятное ощущение чего-то знакомого,
феномен дежа вю, известный всем психологам, - и наряду с этим я перестал
ощущать свое тело, свою душу и свой ум.
Кэр Сайкир. Сайкир? Изучая на Земле магию, я где-то наталкивался на
это имя. Старинное имя в Гасконии... ну конечно же!
Месса Святого Сайкира!
И человек, которому служат эту Черную Мессу - умирает. Это я тоже
помнил.
Будут ли служить сегодня Черную мессу Ганелону?..
Это не было место Ллура - каким-то образом я это знал. Кэр Ллур был в
другом месте, а не в башне, которую посещают поклонники. Но сюда, в Кэр
Сайкир, как и в другие храмы по всему Темному Миру, Ллура можно вызвать,
чтобы он пировал, а если его вызвать на жертвенный пир - он придет.
Будет ли сегодня жертвой Ганелон? Я нервно сжал поводья. В воздухе
чувствовалось что-то напряженное, и я никак не мог понять, что. Медея,
рядом со мной, была спокойна. Эдейри была спокойна всегда. Матолч, я мог
поклясться, просто не знал, что такое нервы. И все же в ночи было что-то
нервное, и оно окружало нас со всех сторон.
Перед нами безмолвной и бесшумной массой шли солдаты и девственницы.
Кое-кто из солдат был вооружен. Казалось, они вели остальных, но движения
их были механическими, как будто они никак не могли проснуться. Мне ничего
не сказали о цели, с которой этих мужчин и девственниц вели в Кэр Сайкир.
Но даже эти тупые безмолвные массы не волновались. Они слепо шли навстречу
судьбе. Нет, напряженность чувствовалась в темноте вокруг нас.
Кто-то, что-то ждало нас в ночи!
7. ЛЮДИ ЛЕСА
Из темноты леса неожиданно, пугающе раздался зов трубы. В ту же самую
секунду захрустели ветки, раздались крики, и лес осветился тонкими
молниями выстрелов. Дорога внезапно оделась фигурами в зеленом, которые
врезались в колонну рабов впереди нас. Они схватились со стражниками,
окружив безмолвные жертвы со всех сторон.
Моя лошадь испуганно заржала. Я едва смог справиться с ней, чувствуя,
как уже знакомая красная пелена ярости затуманивает мой мозг. Ганелон, при
виде лесных жителей, изо всех сил пытался взять контроль надо мной. Мне
пришлось справляться и с ним тоже. Несмотря на свое удивление неожиданными
событиями, я почувствовал, что эта ситуация может пойти мне на пользу.
Ударив вставшую на дыбы лошадь, я попытался удержать ее и усидеть в седле.
Рядом со мной Медея поднялась на стременах, посылая молнию за молнией
в зеленых человечков впереди нас из трубки, которая дергалась в ее руке
после каждого выстрела. Эдейри отъехала в сторону, не принимая никакого
участия в битве. Ее маленькая закутанная в плащ фигурка, скрючившись,
сидела в седле, но даже ее неподвижность выглядела устрашающе. У меня было
такое чувство, что она в любую минуту может покончить с нападением, если
ей этого захочется.
Что касается Матолча, то в седле его не было. Его испуганная лошадь
уже убежала, вломившись в кустарник, а сам Матолч кинулся в битву,
радостно крича. От этого крика холодные мурашки побежали у меня по спине.
Я видел, что зеленый плащ скрывает под собой образ совсем не человеческий,
и лесные жители отшатываются от него в разные стороны, когда он
прорубается сквозь их ряды к началу колонны.
Лесные жители предприняли отчаянную попытку спасти обреченных рабов и
рабынь. Я понял это сразу же. Я также видел, что они не осмеливаются
нападать на сам Совет. Все их попытки были направлены на то, чтобы осилить
похожих на роботов стражников, чтобы такие же, похожие на роботов, рабы,
были спасены от Ллура. И я видел, что они начали проигрывать, потому что
жертвы были слишком апатичны для того, чтобы убегать. Если они и имели
когда-то волю, то их давно ее лишили. Они подчинялись приказам - вот и
все. А у лесных жителей не было вожака. Когда я это увидел, я сразу понял,
почему. Это была моя вина. Видимо, Эдвард Бонд спланировал это нападение,
но из-за меня не смог участвовать в нем. И битва практически уже шла к
концу.
Молнии Медеи убивали одного за другим. Бездумные стражники стреляли,
как на параде, глубокое горловое рычание Матолча, пробивавшегося сквозь
толпу к своим солдатам, действовало эффективнее любого оружия - нападающие
