на мою вторую формальную встречу, чтобы познакомиться с восточными
женщинами и воином-ученым из его партии. Потом он объяснил мне тонкий и
запутанный момент выбора. Он сказал, что мы встретили юг и курьера в
середине второй половины дня, потому что он сделал индивидуальную
интерпретацию правила и выбрал этот час как отражающий ночь. Юг в
действительности был ночью - теплой, дружественной, уютной ночью, и по
правилам мы должны были идти на встречу с теми двумя южными женщинами
после полуночи, это оказалось бы для меня нежелательным, потому что моя
общая направленность была к свету, к оптимизму - тому оптимизму, который
гармонично сам собой перерабатывается в загадку тьмы. Он сказал, что
именно это мы и проделали в тот день: мы наслаждались компанией друг друга
и разговаривали, пока не стало совершенно темно. Я еще удивлялся тогда,
почему никто не зажег лампу.
Дон Хуан сказал, что восток, напротив, является утром, светом, и
восточных женщин мы будем встречать завтра в середине утра.
Перед завтраком мы пошли на площадь и сели на скамейку. Дон Хуан
сказал мне, что он оставит меня здесь подождать его, пока он сделает еще
кое-какие свои дела. Он ушел, а вскоре после его ухода подошла женщина и
села на другой конец скамейки. Я не обратил на нее никакого внимания и
стал читать газету. Через минуту еще одна женщина присоединилась к первой.
Я хотел пересесть на другую скамейку, но вспомнил, что дон Хуан специально
подчеркнул, чтобы я сидел здесь и никуда не уходил. Я повернулся к
женщинам спиной и уже позабыл даже об их существовании, так тихо они
сидели, когда с ними поздоровался какой-то мужчина и остановился лицом ко
мне. Из разговора я понял, что женщины ждали его. Мужчина извинился за
опоздание. Он явно хотел сесть. Я отодвинулся, давая ему место. Он пышно
меня поблагодарил и извинился, что причинил мне беспокойство. Он сказал,
что они, будучи сельскими жителями, совершенно теряются в городе, и что
однажды, когда они ездили в город мехико, они чуть не погибли из-за
транспорта. Он спросил меня, живу ли я в Эакатекасе. Я сказал "нет" и уже
хотел оборвать всякий разговор, когда заметил в его улыбке какую-то
хитринку. Он был пожилым человеком, замечательно сохранившимся для своего
возраста. Он не был индейцем. Выглядел он благородным фермером из
какого-нибудь сельского местечка. На нем был костюм и соломенная шляпа.
Черты его лица были очень тонкими, кожа казалась почти прозрачной,
окаймленной тщательно подстриженной бородкой. Здоровье, казалось,
переполняло его, и в то же самое время он казался хрупким. Роста он был
среднего, но казался худощавым, почти тощим.
Он поднялся и представился, сказав, что его зовут Висенте Медрано и
что он приехал в город по делам только на один день. Затем он указал на
женщин и сказал, что это его сестры. Женщины встали и повернулись к нам.
Они были очень худенькими, а их лица темнее, чем у брата. Они были также
намного моложе его. Одна из них могла бы быть его дочерью.
Я заметил, что кожа у них не такая, как у него: у них она была сухой.
Обе женщины были очень хорошенькими. Как и у мужчины, у них были тонкие
черты лица, а глаза их были чистыми и спокойными. Рост обеих был около 160
см. Одеты они были в прекрасно сшитые платья, но со своими шалями, туфлями
на низком каблуке и темными хлопчато-бумажными чулками они выглядели
зажиточными селянками. Старшей, казалось, было уже за 50, а младшей -
между 40 и 50.
Мужчина представил их мне. Старшую звали Кармела, а младшею
Гермелинда. Я поднялся и пожал им руки. Я спросил, есть ли у них дети.
Обычно этот вопрос я употреблял как верную завязку разговора. Женщины
засмеялись и одновременно провели руками по своим животам, показывая,
какие они стройные. Мужчина спокойно объяснил мне, что его сестры - старые
девы, а он сам старый холостяк. Он поведал мне полушутливым тоном, что его
сестры, к сожалению, слишком мужеподобны, не имея той женственности,
которая делает женщин желанными, они не смогли найти себе мужей.
Я сказал, что тут они выгадали, если учесть роль женщины в нашем
обществе, как полуприслуги. Женщины не соглашались со мной, сказав, что
они ничего не имели бы против того, чтобы быть служанками, как полагается
женщинам. Мужчина со вздохом пожаловался, что их отец был просто деспотом,
что даже ему помешал жениться тем, что намеренно не учил его, как быть
женихом. Они все трое вздохнули и помрачнели. Мне хотелось засмеяться.
После долгого молчания мы опять уселись и мужчина сказал, что если я
посижу немного на этой скамейке, то у меня будет шанс встретиться с их
отцом, который еще очень бодр для своего преклонного возраста. Он добавил
смущенным тоном, что их отец собирается повести их позавтракать, так как у
них самих никогда не бывает никаких денег. Тесемки кошелька всегда были в
руках их отца.
Я опешил. Эти старые люди, которые выглядели так бодро, в
действительности были подобны слабым зависимым детям. Я попрощался с ними,
чтобы уйти. Мужчина и его сестры настаивали, чтобы я остался. Они заверили
меня, что их отцу будет приятно, если я составлю им компанию за завтраком.
Я не хотел встречаться с их отцом и в то же время меня одолевало
любопытство. Я сказал им, что сам жду кое-кого. При этих словах женщины
начали посмеиваться, а затем разразились хохотом. Мужчина тоже всецело
отдался хохоту. Я чувствовал себя в глупом положении. Я хотел отсюда
убраться. В этот момент показался дон Хуан, и я понял их маневр. Я не
находил его забавным.
Мы все поднялись. Они еще продолжали смеяться, когда дон Хуан говорил
мне, что эти женщины были востоком, что Кармела - сталкер, а Гермелинда -
сновидящая и что Висенте является воином-ученым и его старейшим
компаньоном.
Когда мы покидали площадь, к нам присоединился еще один человек -
высокий, темный индеец, его возраст был, вероятно, больше 40 лет. Он был
одет в джинсы и ковбойскую шляпу. Выглядел он ужасно сильным и мрачным.
Дон Хуан представил его мне как Хуана Туму, курьера и помощника в
изысканиях Висенте.
Мы прошли несколько кварталов до ресторана. Женщины держали меня
между собой. Кармела сказала, что надеется, что я не обиделся на их шутку,
так как у них был выбор прямо представиться мне или подурачить меня
немного.
К последнему варианту их склонило мое снобистское к ним отношение и
то, что я повернулся к ним спиной и даже хотел пересесть на другую
скамейку.
Гермелинда добавила, что следует быть предельно смиренным и не иметь
ничего, что требовалось бы защищать, - даже собственную личность.
Собственная личность должна быть защищенной, но не защищаемой. Проявляя к
ним высокомерие, я не был защищенным, а просто защищался.
Я был в склочном настроении. Их маскарад вышиб меня из колеи. Я стал
спорить, но прежде, чем успел высказать свое мнение, ко мне подошел дон
Хуан. Он сказал женщинам, что им следует простить мою задиристость, так
как нужно очень много времени, чтобы счистить те отбросы, которые
прилипают к светящемуся яйцу в мире.
Хозяин ресторана, куда мы пришли, знал Висенте и приготовил нам
изысканный завтрак. Все были в прекрасном настроении, но я никак не мог
освободиться от своего недовольства. Тогда, по просьбе дона Хуана, Хуан
Тума начал рассказывать о своих путешествиях. Он был очень детален. Я был
загипнотизирован его сухими отчетами о вещах, выходивших за границы моего
понимания. Мне наиболее захватывающим показалось его описание неких лучей
света или энергии, которые, пересекаясь, постоянно держат в точке
пересечения землю. Он сказал, что эти лучи не колеблются и не изменяются,
как вообще все во вселенной, но фиксированы в определенном порядке. Этот
порядок совпадает с сотнями точек светящегося тела. Гермелинда поняла так,
что все эти точки находятся в нашем физическом теле, но Хуан Тума
объяснил, что поскольку светящееся тело относительно велико, некоторые из
точек удалены чуть ли не на метр от физического тела. В каком-то смысле
они вне нас, но в то же самое время это не так: они находятся на периферии
нашей светимости и, таким образом, все еще относятся к общему телу. Самая
важная из этих точек находится в 30 см от живота, на 40 вправо от
воображаемой линии, идущей прямо вперед. Хуан Тума сказал нам, что это
центр сбора второго внимания и что этим центром можно манипулировать,
мягко похлопывая воздух ладонями рук. Слушая Хуана Туму, я забыл о своем
гневе.
Моей следующей встречей с миром дона Хуана был запад. Он пространно
меня предупредил, что встреча с западом - наиболее важное событие, потому
что именно западу решать так или иначе, что я буду делать впоследствии. Он
также насторожил меня, сказав, что это будет испытанием, особенно для
меня, поскольку я такой негибкий и чувствую себя столь важной персоной. Он
сказал, что к западу естественно приближаться в сумерках - время дня,
трудное само по себе, и что его воины запада очень могущественны, отважны,
но временами безумны. В то же самое время я встречусь там с мужским
воином, который является человеком за сценой. Дон Хуан призывал меня
сохранять крайнюю осторожность и крайнее терпение, потому что там женщины
не только безумствовали временами, но как они, так и тот мужчина являлись
самыми могущественными воинами, каких он когда-либо знал. По его мнению,
они были совершеннейшими авторитетами во втором внимании. Дальше эту мысль
дон Хуан не развивал.
Однажды, как бы под влиянием внезапного решения, он сказал, что
теперь самое время для нас отправиться в поездку для встречи с западными
женщинами. Мы доехали до какого-то городка в северной мексике.
Как раз перед тем, как стемнело, дон Хуан велел мне остановить машину
перед большим неосвещенным домом на окраине города. Мы вышли из машины и
подошли к главной двери. Дон Хуан несколько раз постучал, но никто не
ответил. У меня было ощущение, что мы приехали не вовремя. Дом казался
пустым.
Дон Хуан продолжал стучать, пока не устал. Он сказал, чтобы я
продолжал стучать без остановки, потому что люди, которые там живут, плохо
слышат. Я спросил его, не будет ли лучше вернуться позже или на следующий
день. Он велел мне продолжать барабанить в дверь.
После бесконечного, казалось, ожидания, дверь начала медленно
растворяться.
Какая-то невообразимо мрачная женщина высунула голову и спросила, не
является ли моим намерением проломить дверь или разбудить всех соседей и
собак.
Дон Хуан сделал шаг вперед, чтобы что-то сказать. Женщина вышла
наружу и с силой отмела его в сторону. Она стала грозить мне пальцем,
вопя, что я веду себя так, будто весь мир принадлежит только мне и будто
никто, кроме меня, и не существует вовсе. Я запротестовал, что делал
только то, что велел мне дон Хуан. Женщина спросила, было ли мне велено
проламывать дверь. Дон Хуан попытался вмешаться, но опять был отметен в
сторону.
Женщина выглядела так, будто только что встала с постели. Она была в
полном беспорядке. Наш стук, наверное, разбудил ее и она, видимо, надела
платье из корзины с грязным бельем. Она была босая. Волосы ее были с
сединой и страшно всклокоченные. У нее были красные глаза, похожие на
пуговки. Она была домашней женщиной, но каким-то образом страшно
внушительной и довольно высокой, около 170 см, темной и ненормально
мускулистой. Ее голые руки были покрыты буграми мышц. Я заметил, что у нее
очень красивой формы колени. Она мерила меня глазами с ног до головы,
