тем, что вступит с ней в контакт как нагваль. Дон Хуан попробовал
формальное ухаживание. Он не был хорошо принят ее родителями, которые не
могли и подумать о ком-либо из другого общественного класса, как о паре
для своей дочери. Олинда не была индеанкой. Ее родители были горожанами
среднего достатка, хозяевами небольшого дела. У отца были другие планы
относительно своей дочери. Он пригрозил отослать ее подальше, если дон
Хуан не бросит своего желания жениться на ней.
Дон Хуан сказал, что двойные существа, а особенно женщины, необычайно
консервативны, даже робки. Олинда не была исключением. После их
первоначальной вспышки в церкви, она была охвачена осторожностью, а затем
страхом. Ее собственные реакции испугали ее. В качестве стратегического
маневра его бенефактор велел дону Хуану отступать так, чтобы это
выглядело, будто он уступает желанию своего отца, которому поведение
девушки не понравилось, это было общим убеждением всех, бывших свидетелями
инцидента в церкви. Люди сплетничали, что их выходки были настолько
неприятны его отцу, что будучи столь ярым католиком, он даже перестал
ходить в церковь.
Его бенефактор сказал дону Хуану, что воин не бывает осажденным.
Находиться в осаде означает, что имеешь какую-то собственность, которую
могут подвергнуть осаде. У воина ничего в мире нет, кроме его
безупречности, а безупречности ничем нельзя угрожать. Тем не менее в битве
за собственную жизнь вроде той, которую вел дон Хуан, чтобы заполучить
женщину-нагваль, воин должен стратегически использовать все доступные
средства. Поэтому дон Хуан решил использовать все крупинки знания
искусства сталкинга, какие он имел, чтобы получить эту девушку. В конце
концов он привлек Сильвио Мануэля, чтобы тот применил свое искусство мага,
которое даже на той ранней стадии было поразительно, чтобы вытащить
девушку.
Сильвио Мануэль и Хенаро, которые были двумя отчаянными смельчаками,
пробрались в дом девушки, переодевшись старухами-прачками. Была середина
дня и в доме все готовили пищу для большой группы родственников и друзей,
собиравшихся приехать к обеду. Должны были состояться неофициальные
проводы Олинды. Сильвио Мануэль рассчитал, что люди, увидев двух
незнакомых прачек с узлами белья, решат, что это связано с отъездом
Олинды, и ничего не заподозрят. Дон Хуан снабдил его предварительно и
Хенаро всей необходимой информацией относительно расположения комнат в
доме. Он рассказал им, что прачки обычно несут узлы выстиранного белья
внутрь дома и оставляют их в кладовой комнате для глаженья. Неся
здоровенные узлы белья, Сильвио Мануэль и Хенаро прошли прямо в эту
комнату, зная, что Олинда в это время будет там.
Дон Хуан рассказывал, что Сильвио Мануэль, подойдя к Олинде,
использовал свои гипнотические силы, заставив ее тут же потерять сознание.
Они положили ее в мешок, обернули мешок простынями с ее постели и вышли,
оставив тот узел, который принесли. В дверях они столкнулись с ее отцом.
Тот не обратил на них никакого внимания.
Бенефактор дона Хуана чуть не вышел из себя из-за их маневра. Он
приказал дону Хуану немедленно вернуть девушку домой. Он сказал, что
совершенно обязательно, чтобы двойная женщина пришла в дом бенефактора по
своей свободной воле, пусть без мысли присоединиться к ним, но хотя бы
из-за любопытства. Дон Хуан считал, что все пропало. Вероятность пронести
ее назад в ее дом назамеченными была слишком мала, однако Сильвио Мануэль
нашел решение. Он предложил, чтобы 4 женщины из партии дона Хуана понесли
девушку по пустынной дороге, где дон Хуан спасет ее. Сильвио Мануэль
хотел, чтобы женщины притворились, будто похищают ее ради выкупа.
Где-нибудь на дороге кто-либо увидит их и бросится в погоню.
Преследователь нагонит их, и они бросят мешок с достаточной силой, чтобы
это было убедительным. Преследователем, конечно же, будет дон Хуан,
который чудесным образом окажется как раз в нужном месте и в нужное время.
Сильвио Мануэль требовал действий предельно жизненных. Он велел
женщинам заткнуть девушке рот, так как к тому времени она, конечно, уже
очнется и будет верещать в мешке, а затем бежать несколько миль по дороге,
неся мешок. Наконец после действительно утомительной гонки, они должны
бросить мешок таким образом, чтобы девушка могла быть свидетелем отчаянной
схватки между доном Хуаном и четырьмя женщинами. Сильвио Мануэль сказал
женщинам, что все должно быть предельно реалистичным. Он вооружил их
палками и велел побить дона Хуана поубедительней прежде, чем тот прогонит
их прочь. Среди женщин Зойла особенно легко поддавалась истерии. Как
только они начали колотить дона Хуана, она вошла в роль, и представление
получилось дух захватывающим. Она наносила дону Хуану такие могучие удары,
что у того на плечах и спине все тело стало раной. В какой-то момент
казалось, что похитители одержат победу. Сильвио Мануэль был вынужден
выйти из своего укрытия и, притворившись прохожим, напомнить им, что это
лишь розыгрыш и им пора убегать. Так дон Хуан оказался спасителем и
защитником Олинды. Он сказал ей, что не сможет сам отвести ее назад к ее
дому, так как сильно ранен, но он пошлет ее туда со своим набожным отцом.
Она сама помогла ему дойти до дома его бенефактора.
Дон Хуан рассказывал, что ему не требовалось изображать раненого: он
весь обливался кровью и еле дошел до дверей дома. Когда Олинда
рассказывала его бенефактору о том, что произошло, его желание рассмеяться
было столь сильным, что ему пришлось скрывать смех, притворившись
рыдающим.
Дону Хуану перевязали раны и уложили в постель. Олинда стала
объяснять, почему ее отец был против него, но не закончила. Бенефактор
дона Хуана вошел в комнату и сказал ей, что ему ясно, судя по походке, что
похитители повредили ей спину. Он предложил выправить ее, прежде чем
возникнут осложнения. Олинда колебалась. Бенефактор дона Хуана напомнил
ей, что похитители не шутили, - они чуть не убили его сына. Это замечание
подействовало. Она прошла на половину бенефактора и позволила ему нанести
ей хороший удар по лопатке. Лопатка щелкнула, Олинда вошла в состояние
повышенного осознания. Он открыл ей правило, и она приняла его полностью,
так же как дон Хуан. Не было ни сомнений, ни колебаний.
Женщина-нагваль и дон Хуан нашли друг в друге завершенность и
спокойствие. Дон Хуан говорил, что то чувство, которое они испытывали друг
к другу, не имело ничего общего ни с привязанностью, ни с потребностью.
Это было скорее разделяемое физическое ощущение, что некий конечный барьер
сломан внутри них и они являются одним и тем же существом.
Дон Хуан и его женщина-нагваль несколько лет работали вместе, как
предписывало правило, чтобы собрать группу из четырех женщин-сновидящих,
которыми оказались Нелида, Зулейка, Сесилия и Гермилинда, и трех курьеров:
Хуана-Тумы, Терезы и Марты. Это явилось еще одним случаем, когда
прагматическая природа стала ясной для дона Хуана: все они были как раз
такими, какими они должны были оказаться согласно правилу. Их приход
означал новый цикл для каждого, включая бенефактора дона Хуана и его
партию. Для дона Хуана и его воинов это означало цикл сновидения, а для
его бенефактора и его воинов - период ни с чем не сравнимой безупречности
в поступках.
Его бенефактор объяснил дону Хуану, что когда он был молодым и был
впервые познакомлен с правилом, как средством освобождения, то он был на
седьмом небе - весь переполнен радостью. Свобода была для него реальностью
за ближайшим углом. Когда он дорос до понимания природы правила, как
карты, его надежды и оптимизм удвоились. Позднее трезвость затопила его
жизнь. Чем старше он становился, тем меньше шансов он видел для своего
успеха и успеха своей партии. В конце концов он убедился, что вне
зависимости от того, что они делают, шансы против были слишком велики,
чтобы их скованное человеческое сознание когда-нибудь полетело свободным.
Он смирился с самим собой и со своей судьбой и сдался поражению. Он сказал
орлу из самой глубины, что он рад и Гордится тем, что его осознание будет
съедено. Он приглашает орла к этому. Дон Хуан рассказывал нам, что такое
же настроение разделялось всеми членами партии его бенефактора. Свобода, о
которой говорилось в правиле, была чем-то таким, что они считали
недостижимым. Они уловили отблески той уничтожающей силы, которой был
орел, и чувствовали, что у них нет ни единого шанса выстоять против нее.
Все они, тем не менее, согласились, что проживут свои жизни безупречно без
всяких причин, кроме самой безупречности.
Дон Хуан сказал, что его бенефактор со своей партией, несмотря на
чувство своей неадекватности или, может быть, по причине такого чувства,
нашли свою свободу. Они вошли в третье внимание, хотя и не группой, а один
за другим. Тот факт, что они нашли проход, был конечным подтверждением
истины, содержащейся в правиле. Последним покидал мир осознания
повседневной жизни его бенефактор. Действуя в соответствии с правилом, он
взял с собой и женщину-нагваль. Когда они оба растворились в полном
осознании, дон Хуан и все его воины как бы взорвались изнутри, - он не мог
найти другого сравнения, чтобы описать чувство при насильственном забвении
всего, чему они были свидетелями в мире его бенефактора.
Кто никогда ничего не забывал, так это Сильвио Мануэль. Именно он
привлек дона Хуана к непосильному труду по вторичному сведению вместе всех
членов их группы, которые рассеялись, кто куда. Затем он погрузил их в
задачу отыскания целостности самих себя. У них ушли годы на то, чтобы
выполнить обе эти задачи.
Дон Хуан очень много говорил на тему о забывании, но только в связи с
их огромными трудностями в том, чтобы вновь собраться и начать все с
начала уже без своего бенефактора. Он никогда не объяснял нам, что это
значит - забыть или найти целостность самого себя. В этом отношении он был
верен учению своего бенефактора - только помогать нам действовать
самостоятельно. Для этого он обучил Горду и меня совместному видению и
сумел показать нам, что хотя человеческие существа и кажутся видящему
светящимися яйцами, яйцевидная форма - лишь внешний кокон, скорлупа
светимости, которая скрывает в себе крайне интригующую, захватывающую,
гипнотизирующую сердцевину, состоящую из концентрических колец желтоватой
светимости, цвета пламени свечи. Во время нашего последнего сеанса он
позволил нам видеть людей, снующих вокруг церкви. Был конец дня, почти
сумерки, но существа внутри своих прочных, светящихся коконов излучали
достаточно света, чтобы предельно ясно освещать все вокруг. Зрелище было
чудесным.
Дон Хуан объяснил, что та яйцевидная скорлупа, которая казалась такой
яркой, на самом деле была тусклой. Светимость исходила из блестящей
сердцевины. Фактически скорлупа, наоборот, притупляла их светимость. Дон
Хуан сказал нам, что скорлупа должна быть сломана для того, чтобы
освободить существо. Она должна быть сломана изнутри и в нужное время,
точно так же, как проламывают свою скорлупу те существа, что выводятся из
яйца.
Если им не удается этого сделать, они задыхаются и погибают. И так
же, как существа, которые вылупливаются из яйца, воин не может проломить
скорлупу своей светимости раньше положенного срока.
Дон Хуан сказал нам, что потеря человеческой формы является
единственным средством проломить эту скорлупу - единственным средством
