трудно найти? - спросил он.
- Я пожал плечами, потому что я не знал, что сказать.
- У них нет распорядка, - сказал он тоном откровения. - вот что их
делает магическими.
- Олень должен спать ночью, - сказал я. - разве это не распорядок?
- Конечно, если олень спит каждую ночь в определенное время и в
определенном месте. Но эти волшебные существа не ведут себя таким образом.
Когда-нибудь ты, возможно, сможешь проверить это сам. Может быть твоей
судьбой станет охотиться за каким-нибудь из них до конца твоей жизни.
- Что ты под этим имеешь в виду?
- Ты любишь охотиться. Может быть, когда-нибудь в каком-нибудь месте
мира твоя тропа может пересечься с волшебным существом, и ты можешь
погнаться за ним.
Магическое существо - это то, что дух захватывает. Мне достаточно
повезло, что моя тропа пересеклась с одним из них. Наша встреча произошла
после того, как я научился и на практике освоил очень много из того, что
относится к охоте. Однажды я был в густом лесу в центральной мексике,
когда внезапно я услышал тихий свист. Он был неизвестен мне. Никогда за
все годы жизни в диких местах я не слышал такого звука. Я не мог
определить места, откуда он исходит. Казалось, он шел сразу из нескольких
мест.. Я подумал, что, возможно, я окружен стаей или стадом каких-нибудь
неизвестных животных.
Еще раз я услышал этот захватывающий свист. Казалось, он приходил
отовсюду. Я понял тогда, что это моя удача. Я знал, что это волшебное
существо - олень. Я знал, что волшебный олень осознает распорядок обычных
людей и распорядок охотников.
Очень легко рассчитать, что бы стал делать обычный человек в
ситуации, подобной этой. Прежде всего его страх немедленно превратит его в
жертву. Как только он станет жертвой, у него останутся два пути действия.
Или он убежит, или останется на месте. Если он не вооружен, то он обычно
побежит на открытое место, спасая свою жизнь. Если он вооружен, то он
приготовит свое оружие и затем или застынет на месте, или ляжет на землю.
Охотник, с другой стороны, когда он останется в диком месте, никогда
не пойдет без того, чтобы не наметить себе точек укрытия. Поэтому он
немедленно укроется. Он может бросить свое пончо на землю или же он может
повесить его на сук, как отвлечение, а затем спрячется и будет ждать, пока
дичь не сделает свой следующий шаг.
Поэтому, в присутствии волшебного оленя я не стал вести себя ни как
тот, ни как другой. Я быстро встал на голову и начал тихо завывать.
Фактически, я плакал горючими слезами и всхлипывал в течение столь долгого
времени, что уже готов был потерять сознание. Внезапно я ощутил мягкое
дыхание. Кто-то обнюхивал волосы у меня над правым ухом. Я попытался
повернуть голову и посмотреть, что это такое, но упал, и сев, увидел
переливающееся существо, уставившееся на меня. Олень взглянул на меня, и я
сказал ему, что не причиню ему вреда, и олень заговорил со мной.
Дон Хуан остановился и взглянул на меня. Я невольно улыбнулся. Мысль
о говорящем олене была настолько невероятной, что я не мог принять ее
спокойно.
- Он заговорил со мной, - сказал дон Хуан с гримасой.
- Олень заговорил?
- Заговорил.
Дон Хуан встал и поднял свою связку охотничьих принадлежностей.
- Он что, действительно заговорил? - спросил я в замешательстве.
Дон Хуан расхохотался.
- Что он сказал? - спросил я полушутя.
Я думал, что он дурачит меня. Дон Хуан секунду молчал, как бы пытаясь
вспомнить, затем его глаза просветлели, и он сообщил мне, что сказал
олень.
- Волшебный олень сказал: "хелло, друг!", - продолжал дон Хуан. - и я
ответил: "хелло!" Затем он спросил меня: "почему ты плачешь?" И я сказал:
"потому что мне грустно". Тогда волшебное существо наклонилось к моему уху
и сказало так ясно, как я сейчас тебе говорю: "не грусти".
Дон Хуан посмотрел мне в глаза. В них был совершенно предательский
отблеск. Он начал громко хохотать.
Я сказал, что его диалог с оленем был все равно, что вообще молчание.
- Но чего же ты хочешь? - спросил он, все еще смеясь. - ведь я
индеец.
Его чувство юмора было настолько неземным, что я ничего не мог
сделать, как только рассмеяться вместе с ним.
- Ты не веришь, что волшебный олень разговаривал, так?
- Извини, но я не могу поверить в то, что вещи, подобно этому
происходят, - сказал я.
- Я не виню тебя, - сказал он ободряюще. - это одна из самых
заковыристых вещей.
9. ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА НА ЗЕМЛЕ
Понедельник, 24 июля 1961 года.
Около полудня после того, как мы несколько часов бродили в пустыне,
дон Хуан выбрал для отдыха место в тени. Как только мы уселись, он начал
говорить. Он сказал, что я уже очень многое узнал об охоте, но я еще не
изменился настолько, насколько он хотел.
- Недостаточно знать, как делать и ставить ловушки, - сказал он. -
охотник должен жить, как охотник для того, чтобы извлекать из жизни
максимум. К несчастью, изменения трудны и случаются очень редко и очень
медленно. Иногда уходят годы для того, чтобы человек пришел к убеждению
необходимости меняться. У меня это заняло годы, но, может, у меня не было
склонности к охоте. Я думаю, что для меня самым трудным было в
действительности захотеть измениться.
Я заверил его, что я понимаю его мысли. В самом деле, с тех пор, как
он начал учить меня охотиться, я тоже стал пересматривать свои поступки.
Может быть, самым драматическим открытием для меня было то, что мне
нравился образ жизни дона Хуана. Мне нравился дон Хуан, как личность. Было
что-то солидное в его поведении. То, как он вел себя не оставляло никаких
сомнений относительно его мастерства и в то же время он никогда не
использовал своего превосходства для того, чтобы потребовать что-либо от
меня. Его интерес в перемене моего образа жизни, я чувствовал, выливается
большей частью в безличные внушения или же, пожалуй, он выливается в
авторитетный комментарий моих неудач. Он заставил меня очень ясно
осознавать мои неудачи, и все же я никак не мог понять, каким образом его
образ жизни сможет что-либо исправить во мне. Я искренне верил, что в
свете того факта, что я хочу сделать с своей жизнью, его образ жизни
принесет мне только печаль и трудности. Отсюда и вся моя пассивность.
Однако, я научился уважать его мастерство, которое всегда выражалось в
терминах красоты и точности.
- Я решил изменить свою тактику, - сказал он.
Я попросил у него объяснений. Его заявление было расплывчатым, и я не
был уверен в том, что оно относится как-либо ко мне.
- Хороший охотник меняет свои пути так часто, как ему этого нужно, -
ответил он. - ты знаешь это сам.
- Что ты задумал, дон Хуан?
- Охотник не только должен знать привычки своей жертвы, он должен
знать также, что на земле имеются силы, которые ведут людей и животных и
все живое.
Он замолчал. Я подождал, но он, казалось, закончил фразу или то, что
он хотел сказать.
- Что это за силы, о которых ты говоришь? - спросил я после долгой
паузы.
- Силы, которые ведут наши жизни и наши смерти.
Дон Хуан замолчал и, казалось, испытывал огромную трудность в том,
чтобы решить, что сказать. Он тер руки и качал головой, надувая щеки.
Дважды он сделал мне знак, чтобы я замолчал, когда я просил его объяснить
свои загадочные заявления.
- Ты не сможешь легко остановиться, - наконец, сказал он. - я знаю,
что ты упрям, но это не имеет значения. Чем более ты упрям, тем будет
лучше, когда ты, наконец, преуспеешь в том, чтобы изменить себя.
- Я стараюсь, как только могу, - сказал я.
- Нет, я не согласен. Ты не стараешься так, как ты можешь. Ты сказал
это просто потому, что это просто хорошо для тебя звучит. На самом деле ты
так говорил обо всем, что ты делаешь. Нужно что-либо делать, чтобы
исправить это.
Я почувствовал себя обязанным, как обычно, защищаться. Дон Хуан,
казалось, метил, как всегда, в мои самые слабые места. Я вспомнил, что
каждый раз, когда я пытался защищаться против его критики, то кончалось
всегда тем, что я чувствовал себя дураком. И я прекратил на середине свою
длинную объяснительную речь.
Дон Хуан с любопытством осмотрел меня и засмеялся. Он сказал очень
добрым тоном, что говорил уже мне о том, что все мы дураки, и я не являюсь
исключением.
- Ты всегда чувствуешь себя обязанным объяснять свои поступки, как
если бы ты был единственным на земле человеком, который делает
неправильно, - сказал он. - это твое старое чувство собственной важности.
У тебя ее слишком много. У тебя также слишком много личной истории. С
другой стороны, ты не принимаешь ответственности за свои поступки. Ты не
пользуешься своей смертью, как советчиком м превыше всего ты слишком
достижим. Другими словами, твоя жизнь такая же каша, как она была до того,
как я тебя встретил.
Опять я ощутил искреннее чувство ущемленной гордости и хотел спорить,
что это не так. Он сделал мне знак успокоиться.
- Следует принимать ответственность за то, что находишься в этом
заколдованном мире. Мы находимся в заколдованном мире, знаешь?
Я утвердительно кивнул головой.
- Мы говорим не об одном и том же, - сказал дон Хуан. - для тебя мир
заколдованный, потому что, если ты не утомлен от него, то ты не находишься
с ним в согласии. Для меня мир является заколдованным, потому что он
поразителен, страшен, волшебен и неизмерим. Я был заинтересован в том,
чтобы убедить тебя, что ты должен принять ответственность за нахождение
здесь, в этом чудесном мире, в этой чудесной пустыне, в это чудесное
время. Я хотел убедить тебя в том, что ты должен научиться делать каждый
поступок идущим в счет, поскольку ты будешь здесь только короткое время.
Фактически слишком короткое для того, чтобы посмотреть все чудеса этого
мира.
Я настаивал на том, что быть утомленным миром или же быть с ним
несогласным, это общечеловеческое состояние.
- Так перемени его, - ответил он сухо. - если ты не ответишь на этот
вызов, то ты все равно что уже мертв.
Он велел мне назвать тему или момент в моей жизни, который захватывал
все мои мысли. Я сказал: "искусство". Я всегда хотел быть артистом и в
течение многих лет я пытался им быть. У меня еще сохранилось болезненное
воспоминание о моем провале.
- Ты никогда не брал на себя ответственности за то, что находишься в
этом неизмеримом мире, - сказал он тоном приговора. - поэтому ты никогда
не был артистом и, может быть, никогда не будешь охотником.
- Но это наибольшее, что я могу, дон Хуан.
- Нет, ты не знаешь наибольшего, что ты можешь.
- Я делаю все, что могу.
- Ты опять ошибаешься. Ты можешь делать лучше. Есть одна простая
вещь, которая в тебе неправильна. И ты думаешь, что у тебя масса времени.
Он остановился и взглянул на меня, как бы ожидая моей реакции.
- Ты думаешь, что у тебя масса времени, - повторил он.
- Масса времени для чего, дон Хуан?
- Ты думаешь, что твоя жизнь будет длиться всегда.
- Нет, я так не думаю.
- Тогда, если ты не думаешь, что твоя жизнь будет длиться всегда,
чего же ты ждешь. Почему ты тогда колеблешься в том, чтобы измениться?
- А не приходило ли тебе когда-либо в голову, дон Хуан, что я могу не
хотеть изменяться?
- Да, мне приходило это в голову. Я тоже не хотел меняться, совсем,
как ты. Однако мне не нравилась моя жизнь. Я устал от нее точно так же,
как ты. Теперь мне ее не хватает.
Я с убеждением стал утверждать, что его настойчивость в том, чтобы
изменить мой образ жизни, была пугающей и спорной. Я сказал, что в
