которые со временем становятся взрослыми самками или самцами расы.
Поскольку ни один ятун не знает своих родителей и поскольку все личинки
воспитываются вместе, артроподы совершенно не знают семейной жизни. Я
часто думал, не отсутствие ли семейной жизни, представлений о родителях -
причина того, что они не ведают нежных чувств.
Может быть. А может, и нет. Так как они не люди, даже не
млекопитающие, я думаю, глупо было бы ожидать от них каких-нибудь теплых
чувств. Это холодная раса, не знающая религии, науки, искусства, философии
и чувств. Они живут только для войны и охоты. Поразительное племя!
У слуг из свиты вождя не было на груди таких знаков. У меня, однако,
они были. Когда я спросил об этом Коджу, он объяснил, что я принадлежу к
его коллекции диковинок, а все предметы в этой коллекции имеют такие
знаки, чтобы их труднее было украсть соперничающим вождям кланов.
Лучше познакомившись с танаторским языком, я стал проводить долгие
часы в беседах со своим "владельцем". Коджа, как я узнал, один из самых
могущественных коморов в своем клане, известный воин и искусный охотник.
Мясо, которые в своем охотничьем походе добывали воины ятунов,
засаливалось или коптилось над кострами, которые горели в телегах посреди
лагеря; эти телеги перевозили тапторы, когда клан возвращался в свою
тайную долину.
Это путешествие займет, как я узнал, целых три недели. Мне хотелось
посмотреть, в каких условиях живут самки, как они воспитывают молодых, и
поэтому я с нетерпением ждал отъезда.
Но до отъезда случилось неожиданное происшествие, в результате чего я
приобрел первого друга среди нечеловеческих обитателей этого отдаленного
мира.
Большую часть дня Коджа отсутствовал, и я воспользовался возможностью
побродить по большому лагерю, изучая его особенности.
Вернувшись к палаткам своего владельца, я обнаружил, что слуги Коджи
необычно возбуждены. Я обратился к единственному слуге, которого смог
узнать: откровенно говоря, на этой стадии все артроподы были для меня на
одно лицо. Это был Суджат. Я спросил его, что случилось, и он своим
холодным хриплым голосом сообщил, что наш общий хозяин Коджа на охоте
подвергся нападению со стороны враждебного клана. Воины нашего клана
потерпели поражение и отступили.
- Но что с Коджей? - спросил я. В его холодном немигающем взгляде не
было никакого выражения. Он ответил:
- Коджа тяжело ранен и оставлен умирать.
5. Я ЗАВОЕВЫВАЮ СВОБОДУ
Мне нетрудно проанализировать свои чувства при известии об этой
катастрофе. Откровенно говоря, прежде всего я подумал о своих личных
интересах. Если Коджа умрет, его сокровища попадут к следующему по
влиятельности вождю, артроподу по имени Гамчан. И если Коджа обращался со
мной если и не ласково, то по крайней мере не зло, Гамчан часто в моем
присутствии и в присутствии Коджи вслух замечал, что я вовсе не диковинка,
а отвратительная помесь - он упоминал названия двух рас, которые я до того
не слышал - "внебрачный ребенок занадарского пирата и ку тад", вот как он
это выразил.
Я понял, что Гамчан завидует Кодже и стремится таким образом
обесценить главное сокровище - меня самого. Коджа не обращал внимания на
эти замечания завистливого Гамчана, который в звании и доблести много
уступал ему, хотя в иерархической лестнице ятунов занимал следующее за
Коджей место. Но у меня не было иллюзий, какого обращения ожидать, если я
буду настолько несчастлив, что попаду в руки Гамчана.
Помимо вопросов моей личной безопасности, оставался еще мой долг
Кодже, который не только спас меня от ятриба, но и кормил и дал убежище
среди своей свиты. Поэтому я стал расспрашивать Суджата о ранах Коджи.
На мои вопросы Суджат только пожал плечами, вернее, дернул
надбровными антеннами, что у ятунов эквивалентно пожатию плечами. Я понял,
что воины ятуны не заботятся о своих раненых. Тут опять проявляется и
недостаток - отсутствие эмоций, и достоинство. Потому что у земных
варваров, таких, как монголы, например, раненых убивают. А тут по крайней
мере товарищи не стали убивать Коджу, просто оставили его умирать.
Среди имущества Коджи было несколько тапторов. Это странные птицы,
которых танаториане используют для езды верхом. Они размером с земную
лошадь или даже чуть больше; подобно земным лошадям, у них четыре ноги,
изогнутая шея, на них ездят в седле и управляют уздой. Но тут сходство с
лошадью кончается. Таптор - четырехногая бескрылая птица со шпорами на
ногах. У основания черепа у них жесткий воротник из перьев, почти как
лошадиная грива. Головы совсем не похожи на лошадиные, с острыми желтыми
клювами попугаев и сверкающими глазами с яркими оранжевыми зрачками,
окруженными черной радужной оболочкой; глаза злобные и свирепые. Эти
птицы-лошади с большим трудом поддаются приручению и никогда не становятся
абсолютно послушными, хотя в конце концов начинают узнавать своего хозяина
и соглашаются нести его на себе. Но горе незнакомцу, который попытается
сесть на них!
Прихватив чистую ткань и сосуд с водой, я пошел в помещение, где в
стойлах содержались тапторы Коджи. Сердце мое билось в горле, и я сильно
нервничал. Я много раз кормил и поил этих тапторов и знал, что они меня
узнают. Но другой вопрос, позволят ли они сесть на себя.
Суджат с любопытством последовал за мной.
- Что ты собираешься делать? - спросил он.
- Помочь Кодже.
- Но Коджа ранен. - Его слова звучали так, будто он сказал: "Коджа
мертв".
Я перебрался через решетку загона и, пощелкивая, приблизился к одному
из тапторов, который всегда был настроен ко мне по-дружески.
- Раны излечиваются, - заметил я. Суджат пожал плечами.
- Какое это имеет значение? - равнодушно спросил он.
- Для тебя никакого, но для меня имеет, - ответил я. - В этом разница
между твоим племенем и моим, Суджат.
Я надел на таптора седло; он беспокоился, но слушался. Потом,
набравшись смелости, осторожно сел на него, все время с ним разговаривая.
Он смотрел на меня своими широкими круглыми птичьими глазами, но не
сердился, видя меня в седле. Я успокоился.
- Где Коджа? - спросил я. Суджат описал место; я решил, что найду его
без труда.
По моей просьбе Суджат открыл ворота загона, и я повел таптора по
узкой полоске вытоптанной земли, которая между палатками ведет к южным
воротам лагеря. Полдень, воинов почти не видно, они питаются в своих
палатках. Но всюду множество слуг, они смотрели на меня с спокойным
равнодушием, хотя человек на их месте изумился бы, увидев другого человека
верхом на свирепом тапторе.
Я ожидал, что придется спорить с охраной у ворот, но ничего
подобного. Меня окликнул один из стражников.
- Куда ты, Джандар? Ты знаешь, тебе не разрешается выходить из
лагеря.
Следует объяснить, что на танаторском произнести мое имя - Джон Дарк
- затруднительно. На этом языке звучит Дзан-дар или Джандар. После
нескольких тщетных попыток поправить произношение я сдался. И с тех пор
для обитателей Танатора стал Джандаром.
- Хочу помочь вождю Кодже, - ответил я.
- Но он ранен!
- Поэтому ему и нужна моя помощь.
Стражник находился в замешательстве. Высокое неуклюжее существо, свет
блестел на его серебристо-сером хитиновом щитке, он стоял в
нерешительности, держа руку на рукояти меча.
- Но Коджа, наверно, уже мертв, - сказал он. - А по его приказу ты не
должен выходить за пределы лагеря.
- Но если Коджа мертв, его приказы бессмысленны, - ответил я. И, не
дожидаясь ответа, но и не торопясь, проехал мимо него и оставил в
недоумении. Он продолжал думать, как ему поступить.
Я ехал почти час, пока не добрался до места, где упал Коджа. Я увидел
несколько мертвых артроподов и по незнакомым знакам на тораксе понял, что
это воины враждебного клана.
Коджа, по-видимому, отполз на некоторое расстояние и теперь лежал,
прислонившись к колючему стволу дерева сорад. Сорад - большая редкость в
джунглях Танатора, у него не черная древесина и алая листва, а наоборот:
алая древесина и черная листва. Я знал, что ятуны ценят все редкое, а
уникальные предметы у них пользуются почти сверхъестественным поклонением.
Несомненно, редкость дерева сорад для Коджи была утешением, и потому он с
трудом подполз к этому дереву. И теперь лежал расслабившись, с невидящими
глазами, ожидая смерти, но утешаясь присутствием такой редкости.
Когда я приблизился и спешился, он открыл глаза.
- Джандар, почему ты здесь? - негромко спросил он, когда я
наклонился, осматривая его раны.
- Чтобы помочь тебе, - ответил я. Он получил сильный удар в грудь.
Лезвие вражеского меча-хлыста разрубило хитиновый щит, и он потерял много
телесной жидкости. По краям этой ужасной раны виднелись пузырьки пены
бесцветной маслянистой жидкости, остро пахло муравьиной кислотой.
Коджа соображал быстрее, чем большинство представителей его расы. Но
для его образа мыслей было невероятным, что одно существо может помочь
другому в этом мире, где все создания находятся в состоянии безжалостной
войны друг с другом.
- Почему ты хочешь помочь мне? - спросил он, когда я начал
обрабатывать его раны.
Обмакнув ткань в воду, я, как мог, очищал раны и ответил с
отсутствующим видом:
- Потому что ты спас меня от клыков ятриба. Потому что ты дал мне еду
и убежище в мире, где все мне было незнакомо. И потому что ты хорошо
обращался со мной.
- Это факты, а не причины, - возразил он.
- Ну что ж. Если тебе нужна причина... - Тут я заколебался. В словаре
ятунов нет таких слов, как "дружба" или "жалость". Ближе всего подходит
слово "ухорц", которое приблизительно можно перевести как "долг".
- Потому что у меня перед тобой ухорц.
- Ухорц?
- Да. А теперь, пожалуйста, помолчи. Мне нужно плотнее свести края
твоей раны и перевязать их, чтобы зажило.
Так или иначе мне удалось доставить Коджу в лагерь, хотя пришлось
двигаться очень медленно, что скачущая походка таптора не открыла вновь
рану и Коджа не потерял бы еще жидкости. Я шел пешком, ведя птицу-лошадь
за узду, а Коджа ехал в седле, качаясь от слабости. Я шел как можно
медленнее, чтобы избавить Коджу от боли, но думаю, в пути он раз или два
терял сознание. Но я предвидел это, привязав его к седлу полосками той
влажной ткани, которой очищал его рану.
Я без труда вошел в лагерь. Стражники молча смотрели, как я провел
мимо них таптора, но не пытались помешать мне. Пока Коджа жив, он могучий
и авторитетный вождь, обладающий большой властью; если он мертв, они
остаются совершенно равнодушными. Так как я вернулся в лагерь и не
попытался убежать, стражников не обвинят в том, что они дали мне
возможность уйти.
Мы с Суджатом уложили Коджу в постель. Постель ятунов напоминает
гнездо; с человеческой точки зрения, оно дьявольски неудобно, но для ятуна
вполне приемлемо. Коджа впал в сон, похожий на транс, и я не пытался
разбудить его, даже для того, чтобы накормить.
Следующие несколько дней он почти непрерывно спал. Так как Суджат
проявлял полное равнодушие к состоянию здоровья своего хозяина, я ухаживал
за воином сам. Дело несложное. Артроподы не знают фармации, у них нет ни
растворов, ни мазей - вообще никаких лекарств, с помощью которых можно
было бы лечить рану. Я мог лишь раз в день менять повязку и следить, чтобы
под рукой были свежая вода и еда, если он проснется и захочет есть и пить.
Несколько раз за эти дни к палаткам Коджи подходил Гамчан и требовал
