очередь в десять выстрелов на расстоянии пятидесяти метров. Чудовище
подскочило в воздухе и снова развернулось для нападения. Я вскинул
автомат, взял прицел на тридцать метров; после второго выстрела ствол
заклинило. В чехле у меня был запасной ствол, но поставить его я бы уже
не успел. Отбросив автомат, я выхватил револьвер. Гидра приближалась.
И тогда мимо меня пронесся пыхтя наш толстячок кюре в своей
развевающейся сутане. Так быстро он, должно быть, не бегал ни разу в
жизни! Гидра спикировала, но кюре успел раскинуть руки, прикрыть
малыша и принять смертоносный укол на себя...
За эти секунды я сменил ствол и с расстояния десяти метров выпустил
очередь за очередью, пока мертвое чудовище не рухнуло на тело своей
жертвы.
Я огляделся: других гидр поблизости не было, да и в деревне стрельба
затихла; лишь высоко в небе плыло несколько зеленых пятен. С трудом
освободил я труп кюре - один грамм яда гидры убивал быка, а чудовище
за раз впрыскивало кубиков десять, если не больше! Мартина легко
подняла мальчугана, потерявшего сознание, и мы пошли к деревне.
Жители опасливо отпирали забаррикадированные изнутри двери.
Мальчик очнулся, и, когда мы его передали матери, он уже мог идти сам.
На площади у колодца нам повстречался мрачный Луи.
- Скверный день, - сказал он. - У нас двое убитых - Пьер Эвре и Жан-
Клод Шар. Они не ушли в убежище, чтобы удобнее было стрелять...
- Трое убитых, - поправил его я.
Кто третий? Я объяснил.
Жаль. Признаться, я не люблю священников, но этот погиб смертью
храбрых. Надо похоронить всех троих с почестями.
- Делай как хочешь, мертвым это уже безразлично.
Нужно поднять настроение живых. Многие в панике, несмотря на то
что мы сбили тридцать две гидры.
Из зала Совета я позвонил дяде, чтобы он о нас не беспокоился. На
следующий день состоялись похороны, на которых Луи произнес
надгробную речь, прославляя героизм трех погибших.
С кладбища мы ушли с Мартиной и Мишелем. На полевой тропинке,
куда мы свернули, чтобы сократить путь, нам попался труп гидры;
огромная тварь длиной более шести метров, не считая щупалец,
загромождала дорогу. Пришлось ее обойти. Мартина была бледна как
мел.
- Что с тобой, сестричка? - спросил Мишель. - Опасность уже
миновала.
- Ах, Мишель, я боюсь! Этот мир слишком страшен и жесток! Эти
зеленые чудовища убьют нас всех!
- Не думаю, - сказал я. - Наше оружие улучшается с каждым днем. Если
бы вчера мы были чуть-чуть поосторожнее, все обошлось бы без жертв. В
сущности, индейцам в джунглях грозит гораздо большая опасность от
тигров и змей...
- От яда змей есть противоядия, а тигры есть тигры, обыкновенные
звери, которые не очень отличаются от нас. Но эти зеленые пиявки,
которые переваривают тебя в твоей собственной коже... какой ужас! Я
боюсь, боюсь... - закончила Мартина чуть слышно.
Мы утешали ее как могли, но, придя в деревню, убедились, что в
утешении нуждалась не одна она. Подъехал состав вагонеток с рудой, и
машинист вышел поболтать с крестьянином. Тот говорил:
- Тебе-то на все наплевать. Сидишь в своей кабине, запрешься и
поглядываешь. А мы... пока вернешься с поля, пока загонишь быков и
залезешь в убежище... нас эти твари успеют убить десять раз! Конечно,
сирены, да что в них толку? Они всегда орут с опозданием. Ей-богу, как
идти в поле, я теперь каждый раз молюсь! Только дома спокойно, да и то
не очень...
Подобных разговоров мы наслушались в тот день досыта.
Заколебались даже рабочие завода, хотя и работали в укрытии. Если бы
гидры нападали ежедневно, я не знаю, чем бы все это кончилось. Но, к
счастью, до самой великой битвы они больше не появлялись. Люди
постепенно пришли в себя, и нам даже приходилось время от времени
устраивать нагоняй слишком беспечным наблюдателям.
ЭКСПЕДИЦИЯ
К тому времени, когда я разработал план экспедиции, мне стало ясно, что
я люблю Мартину. Каждый вечер мы с нею поднимались к дому моего
дяди, где вместе обедали. Иногда нас сопровождал Мишель, но обычно он
приходил один, раньше. Я делился с Мартиной своими замыслами, и она
мне дала немало полезных советов. Незаметно от деловых разговоров мы
перешли к воспоминаниям.
Я узнал, что Мартина в тринадцать лет осталась без родителей, их
целиком ей заменил Мишель. Он был астрономом, а потому, когда
выяснилось, что у девочки явная склонность к точным наукам, привлек
сестру к своей работе. Я случайно был хорошо знаком с членами первой
экспедиции Земля - Марс (ее глава Бернар Верилак был моим двоюродным
братом) и мог рассказать Мартине немало интересных подробностей об
этом межпланетном полете. Какой-то восторженный репортер даже
сфотографировал меня между Бернаром и Сигурдом Олесоном как
"самого юного участника экспедиции", а потом на факультете насмешники
не давали мне прохода. Тем не менее, когда мне предложили принять
участие во втором перелете, я отказался, наполовину из-за того, чтобы не
огорчать свою мать, - какое благородство! - а наполовину просто из
трусости - вот тут уже благородством не пахло! Отыскав в дядиной
библиотеке газеты того времени, я показал Мартине "знаменитую"
фотографию. Она в свою очередь показала мне другой снимок: на докладе
начальника экспедиции Поля Бернадака в пятом ряду слушателей слабой
карандашной чертой были обведены головы юноши и девушки.
- Это Мишель и я. Для меня это был торжественный день!
- А знаете, в тот день я вас, наверное, видел! Я помогал Бернару
демонстрировать диапозитивы!
Через увеличительное стекло мне удалось рассмотреть на снимке тогда
еще полудетское лицо Мартины.
Так от вечера к вечеру мы становились друг другу все ближе и
однажды, уже не помню как, перешли на "ты". А в один из вечеров, когда
Мишель ожидал нас на пороге дома, мы появились перед ним рука об
руку. С лукавой усмешкой он простер свои руки над нашими головами и
торжественно произнес:
- Дети мои, в качестве главы семьи даю вам свое благословение!
Смутившись, мы переглянулись.
- Что такое? Может быть, я ошибся? Мы ответили одновременно:
- Спроси у Мартины!
- Спроси у Жана! И все трое покатились со смеху. На следующий день я
изложил на заседании Совета свой давно задуманный план экспедиции.
- Сумеете ли вы, - обратился я к Этранжу, - переделать грузовую
машину в своего рода легкий броневик с дюралевой броней и башней для
автоматической пушки? Это необходимо для исследования Теллуса.
- А для чего вообще нужно такое исследование? - вмешался Луи.
- Очень нужно. Ты знаешь, что сырья у нас в обрез. Железной руды едва
хватит на два года, и то если мы будем экономить. Нас окружают болота и
степь, где рудные выходы искать очень сложно. Нам надо добраться до
гор. Кстати, там мы, может быть, найдем и леса, которые поставят нам
дешевую древесину, иначе мы скоро вырубим здесь все деревья, а их и так
осталось немного. Может быть, мы встретим полезных для нас животных,
может быть, отыщем уголь - кто знает! А может быть, найдем такое место,
где нет гидр. Вряд ли они улетают далеко от своего болота!
- Сколько тебе понадобится горючего?
- А сколько берет лучший грузовик?
- Двадцать два литра на сто километров. С грузом и по бездорожью
будет брать до тридцати.
- Скажем, тысячу двести литров. Тогда наш радиус действия будет две
тысячи километров. Так далеко я не собираюсь заезжать, но надо учесть
всякие зигзаги.
- Сколько человек ты просишь?
- Считая меня, семь. Я думаю взять Бельтера, он уже научился отличать
основные минералы; Мишеля, если он захочет...
- Конечно, захочу! Я давно мечтал изучать планеты на месте, а не
только в телескоп.
- Ты мне очень поможешь в определении топографических высот. Что
касается остальных, то я еще не решил.
План экспедиции был утвержден единогласно, если не считать
воздержавшегося Шарнье. И на следующий день Этранж дал рабочим
указания приступить к переделке грузовика.
Мы выбрали машину со сдвоенными задними баллонами. Слишком
хрупкие стекла заменили плексигласом, позаимствованным из запасов
обсерватории, проверили все замки и поставили на стеклоподъемники
листы дюраля, которые могли в случае необходимости наглухо закрыть
окна. Перегородку между кабиной и кузовом мы разобрали, кузов
расширили и превратили в каюту с полукруглой крышей, обшив каркас из
прочных стальных дуг толстыми дюралевыми листами. Над крышей
поставили вращающуюся башенку с автоматическим пулеметом
двадцатимиллиметрового калибра; стрелок мог поворачивать ее с
помощью педалей. Кроме пушки наше вооружение состояло из пятидесяти
дальнобойных ракет длиной сто десять сантиметров, двух ручных
пулеметов и четырех автоматов. Для пушки мы взяли восемьсот снарядов,
для пулеметов - по шестьсот патронов, и для автоматов - по четыреста на
каждый. Шесть дополнительных баков по двести литров вместили запас
горючего. В кузове установили шесть откидных коек в два ряда, по три
друг над другом, маленький складной столик и ящики с продовольствием,
которые одновременно должны были служить стульями. Инструменты,
приборы, взрывчатка, баки с питьевой водой и маленький приемник-
передатчик заняли все свободные углы внутри, а то, что не уместилось, мы
привязали снаружи на крыше. Там же, вокруг башни, легли шесть новых
шин для нашего броневика. Каюта освещалась двумя лампочками и тремя
закрывающимися изнутри окнами. Бойницы в броне позволяли вести
круговой обстрел. Мы заново перебрали весь мотор, всю ходовую часть, и
в моем распоряжении оказалась достаточно мощная боевая машина,
которой не страшны никакие гидры. Горючего нам должно было хватить
на четыре тысячи километров, а запаса продовольствия - на двадцать пять
дней. Во время испытаний грузовик легко шел по дороге со скоростью
шестьдесят километров в час, но по пересеченной местности нужно было
рассчитывать самое большее на тридцать. Тем временем я продолжал
подбирать экипаж. У меня уже был список на шесть человек.
Начальник экспедиции и геолог - Жан Бурна; заместитель начальника -
Бреффор; зоолог и ботаник - Вандаль; штурман - Мишель Соваж;
геологоразведчик - Бельтер; механик и радист - Поль Шеффер. Последний
- бывший бортмеханик - был другом Луи. Я не знал, кого взять седьмым.
Мне хотелось пригласить Массакра, но тому нельзя было отлучиться из
деревни, где его помощь могла понадобиться в любой момент. Оставив
незаконченный список на столе, я куда-то вышел; а когда вернулся, внизу
смелым почерком Мартины было приписано: "Санитарка и повариха -
Мартина Соваж".
Сколько мы с Мишелем ни бились, нам так и не удалось ее отговорить.
В конечном счете я был даже рад, когда Мартина заставила меня сдаться:
она была сильна, смела, превосходно стреляла, и, кроме того, я был
уверен, что в нашем броневике мы, в сущности, можем ничего не
опасаться. Последние приготовления подходили к концу. Каждый как мог
рассовал свои книги и личные вещи, каждый выбрал себе койку. Мартина
заняла самую высокую справа, а я - слева. Подо мной были Вандаль и
Бреффор, ниже Мартины - Мишель и Бельтер. Шефферу предстояло спать
на сиденье водителя: для его ста шестидесяти сантиметров кабина была
достаточно широка. Боясь, что внутри будет слишком жарко, мы
установили дополнительный вентилятор. Люк в крыше и лесенка
позволяли выбраться наверх, но при малейшей опасности все должны
были немедленно прятаться в кузов.
И вот настало утро голубого дня, когда мы заняли свои места. Я сел за
руль. Мишель и Мартина - рядом со мной, Шеффер, Вандаль и Бреффор
вылезли на крышу, а Бельтер забрался в башню к пушке; со мной он был
связан телефоном. Перед отъездом я убедился, что водить машину,
исправлять обычные поломки и стрелять из пулемета может каждый из
нас.
Пожав руки друзьям и обняв на прощание дядю и брата, я тронул
