получением железа так и закончилась ничем. Поскольку им не удалось добиться
успеха до испанского завоевания, об этом вообще забыли. Я откопал эти сценки
лишь потому, что был, кажется, единственным, кто верил в смысл этих поисков.
Но тараски действительно были на пороге использования железа.
-- Получается, что бронзовый век в Мезоамерике длился бы всего десять
лет? -- спросил один из присутствующих .
-- Не существует закона, утверждающего, что бронза должна появиться до
железа, или что железо должно появиться спустя века после открытия бронзы,
-- ответил Хунакпу.
-- Железо еще не порох, -- заметила Дико. -- Или вы сейчас нам
покажете, как тараски работают над получением селитры?
-- Я не утверждаю, что они догнали бы европейцев по уровню развития
техники всего за несколько лет. Я считаю, это было бы невозможно. Но, думаю,
что, объединившись с тарасками и утвердив свою власть над ними, тласкаланы
получили бы в свое распоряжение такое оружие, которое дало бы им
колоссальное преимущество перед соседями. Они вселили бы в эти племена и
народы такой страх, что, будучи однажды завоеванными, те могли бы оставаться
длительное время покорными их воле и добровольно платить дань. Тогда как
Мексика вынуждена была бы послать ради этого целую армию. Границы империи
таласканов расширились бы, а сама она укрепилась.
-- Возможно, -- сказала Дико.
-- Не возможно, а вполне вероятно, -- возразил Хунакпу. -- А к тому же
еще вот что. Таласкаланы уже подчинили себе близлежащие города Уэшоцинко и
Чолулу -- пусть и небольшие, но это дает нам представление о том, что такое
империя в их понимании. Что же они сделали? Они вмешивались во внутреннюю
политику покоренных ими государств в такой степени, о которой мексиканцы не
могли и мечтать. Они не просто собирали дань и получали людей для
жертвоприношений, они создали централизованное правительство, установившее
жесткий контроль над правительствами покоренных народов. В итоге
образовалась действительно объединенная политически империя, а не просто
хаотическая система для сбора дани. Это то самое нововведение, которое
обеспечило могущество Ассирии, а впоследствии было скопировано каждой
преуспевшей империей. Тлакскаланы в конце концов сделали то же открытие, но
на две тысячи лет позднее. Теперь подумайте, чего добились с помощью новой
государственной системы ассирийцы, а затем представьте себе, что она дает
тлакскаланам.
-- Ну хорошо, -- сказала Дико. -- Разрешите мне пригласить отца с
матерью.
-- Но я еще не закончил, -- ответил Хунакпу.
-- Я слушала вас и смотрела записи, чтобы убедиться, стоит ли тратить
на вас время. Оказалось, что стоит. Совершенно очевидно, что в Мезоамерике
происходили куда более важные события, чем кто-нибудь мог подумать,
поскольку все изучали Мексику и никто не интересовался государствами -- ее
преемниками. Ваш подход, несомненно, продуктивен, и с вашими выводами нужно
ознакомить куда более важных людей, чем я.
Внезапно оживление и энтузиазм Хунакпу исчезли, и он опять стал
спокойным, похожим на стоика. У Дико мелькнула мысль: это означает, что он
опять напуган.
-- Не волнуйтесь, -- сказала она, -- им это будет так же интересно, как
мне. Он кивнул.
-- Так когда же мы это проделаем?
-- Я думаю, завтра. А пока отправляйтесь в свой номер и поспите. Вы
сможете поесть в ресторане при гостинице, хотя я не уверена, что у них много
блюд из мексиканской кухни. Но, надеюсь, стандартное международное меню
удовлетворит вас. Я позвоню вам утром и сообщу распорядок дня на завтра.
-- А Кемаль?
-- Я не думаю, что он откажется от встречи с вами, -- сказала Дико.
-- Ведь я даже не коснулся проблемы перевозок.
-- Завтра, -- повторила Дико.
Остальные уже почти разошлись, но несколько человек задержались,
надеясь поговорить с Хунакпу. Дико повернулась к ним.
-- Дайте ему поспать. Вас всех пригласят завтра на его лекцию, так есть
ли смысл заставлять его рассказывать то, о чем он будет говорить завтра?
Она удивилась, услышав смех Хунакпу; она еще не слышала, как он
смеется, и потому повернулась к нему.
-- Что здесь смешного?
-- Когда вы остановили меня, я подумал, что это потому, что вы не
поверили мне и просто из вежливости обещали мне встречу с Тагири, Хасаном и
Ке-малем.
-- Как вы могли так подумать, ведь я же сказала, что считаю это важным?
-- Дико обиделась оттого, что он заподозрил ее во лжи.
-- Потому что до сих пор я ни разу не встречал никого, кто сделал бы
то, что сделали вы. Пресекли разговор, который считали важным.
Она не поняла.
-- Дико, -- сказал он, -- большинство людей хотят узнать то, что
неизвестно их начальникам. Узнать первыми. А тут у вас есть возможность
узнать обо всем первой, а вы прекращаете разговор? Вы намерены подождать?
Более того, вы обещаете другим, стоящим ниже вас на иерархической лестнице,
что они тоже могут присутствовать?
-- Так принято в Службе, -- ответила Дико. -- Правда останется правдой
и завтра, и каждый, кто захочет узнать ее, имеет на это равные права со
всеми.
-- Так принято у вас в Джубе, -- поправил ее Хунакпу. -- Или, может
быть, так принято в доме Тагири. Однако повсюду в мире информация -- это
деньги, и люди стремятся заполучить их, а потом потратить с наибольшей для
себя выгодой.
-- Ну что ж, мы, кажется, удивили друг друга, -- промолвила Дико.
-- И я удивил вас?
-- А вы, оказывается, весьма разговорчивы, -- заметила она.
-- С друзьями, -- ответил он.
Она с улыбкой приняла комплимент. Он ответил теплой улыбкой, тем более
ценной, что она так редко появлялась на его губах.
С того самого момента, как Колумб начал говорить, Сантанхель понял, что
перед ним -- не обычный придворный, выпрашивающий повышение по службе.
Во-первых, в поведении этого человека не было ни тени хвастовства и
чванливости. Он выглядел моложе, чем можно было бы предположить, глядя на
его длинные седые волосы, которые придавали ему вид какого-то сказочного
существа без определенного возраста. Однако, что привлекало в нем, так это
его манера речи. Он говорил тихо, так что весь двор вынужден был
примолкнуть, чтобы король и королева могли его расслышать. И хотя, обращаясь
к Фердинанду и Изабелле, он не выделял ни одного из них, Сантанхель сразу же
понял, кому этот человек хочет угодить. И это был не Фердинанд.
Фердинанд не строил никаких планов крестового похода; он трудился,
чтобы завоевать Гранаду, ибо она была испанской землей, а он мечтал о
единой, воссоединенной Испании. Он знал, что на это нужно время, и поэтому
терпеливо строил свои планы. Кастилию завоевывать было не нужно, достаточно
быть мужем Изабеллы и знать, что их дети навеки унаследуют единую корону. А
пока он предоставляет ей почти полную свободу действий при условии, что
военные операции будут проводится под его единоличным руководством. Он
проявлял то же терпение в войне с Гранадой, никогда не рискуя своими армиями
в сражениях, когда на карту было поставлено все; он предпочитал иную
тактику: осаждал города, проводил ложные атаки, маневрировал, нарушал законы
ведения воины, когда ему это было выгодно, приводил в замешательство
противника, который понимал, что его хотят уничтожить, но так и не мог
решить, где сосредоточить свои силы, чтобы остановить Фердинанда. Он
прогонит мавров из Испании, но сделает это так, чтобы не уничтожить заодно и
свою страну.
Изабелла, однако, была более христианкой, нежели испанкой. Она
присоединилась к войне с Гранадой, потому что хотела, чтобы эта страна
находилась под христианским правлением. Она давно стремилась очистить
Испанию, изгнав из нее всех иноверцев. Ее раздражало, что Фердинанд не
разрешал ей изгнать евреев до тех пор, пока мавры не будут сломлены.
-- Нельзя трогать всех сразу, -- сказал он, и она согласилась. Но ее
раздражала отсрочка, а присутствие хотя бы одного иноверца в Испании
досаждало ей, как камешек, случайно попавший в туфлю.
Поэтому, когда Колумб заговорил о великих царствах и империях, лежащих
на востоке, где имя Христа никогда еще не произносилось вслух, а жило лишь
как мечта в сердцах тех, кто жаждал справедливости, Сантанхель понял, что
эти слова вспыхнут жарким пламенем в груди Изабеллы, в то время как
Фердинанд просто заснет. Когда Колумб сказал, что на Испании лежит особая
ответственность за эти языческие народы, "ибо мы ближе к ним, чем любая
другая христианская страна, не считая Португалии, а та избрала самый длинный
путь, вокруг Африки, вместо того, чтобы направиться прямо на запад через
узкий океан, отделяющий нас от миллионов страждущих душ, которые соберутся
под знаменами христианской Испании", она восторженными глазами, не мигая,
смотрела на него.
Сантанхель не удивился, когда Фердинанд, извинившись, удалился, оставив
жену продолжать аудиенцию в одиночестве. Он знал, что Фердинанд немедленно
поручит советникам разузнать все о Колумбе, и что процесс этот займет много
времени. Но каков Колумб! Слушая его, Сантанхель не сомневался, что если
кому-нибудь и суждено добиться успеха в таком безумном предприятии, то это
именно он. Время для организации исследовательской экспедиции было сейчас
крайне неподходящим. Испания вела войну; все резервы королевства были
направлены на изгнание мавров из Андалусии. Как могла королева финансировать
такое путешествие? Сантанхель хорошо помнил ярость в глазах короля, когда
тот прочитал письма дона Энрике, герцога Сидонии, и дона Луиса де ла Серда,
герцога Медины.
-- Если у них столько денег, что они могут позволить себе утопить их в
Атлантике, финансируя бессмысленные экспедиции, то тогда почему они не
отдали их нам, чтобы отогнать мавров от собственного порога? -- воскликнул
он.
Изабелла также была практичной правительницей, и никогда не допускала,
чтобы ее личные интересы ставились выше потребностей ее королевства или
ложились непосильным бременем на королевскую казну. Тем не менее она
по-другому отнеслась к замыслам Колумба. Она знала, что оба герцога поверили
в этого генуэзца, который уже потерпел неудачу при дворе короля Португалии.
Она получила письмо от Хуана Переса, своего духовника, где тот отзывается о
Колумбе, как о честном человеке, который просит лишь о том, чтобы ему дали
возможность доказать свою правоту, и если потребуется, ценой собственной
жизни. Поэтому она пригласила его в Кордову, приняв решение, которое
Фердинанд нехотя одобрил, и вот она его слушает.
Сантанхель, как доверенное лицо короля, внимательно слушал все, что
говорил Колумб, для того чтобы потом передать все своему повелителю.
Сантанхель уже составил в уме половину своего доклада: в настоящее время у
нас нет денег на такую экспедицию. Будучи казначеем короля Фердинанда,
Сантанхель понимал, что его обязанности требуют от него абсолютной честности
и точности, чтобы король знал, что может позволить себе Испания, а что --
нет. Сантанхель был одним из тех, кто объяснил королю, почему ему не следует
сердиться на герцогов Медины и Сидонии.
-- Они из года в год платят нам все налоги, которые в силах заплатить.
Эта экспедиция состоится лишь раз, и потребует от них больших жертв. Мы
должны рассматривать это как доказательство не того, что они обманывают
корону, а того, что они искренне верят этому Колумбу. Они и так уже дают на
войну больше денег, чем любой другой сеньор, и использовать их желание
финансировать экспедицию Колумба как предлог, чтобы выжать из них еще больше
