-- Так вы не добьетесь победы с помощью своих аргументов, потому что
они и в самом деле неубедительны. А Святой Дух не одолеет всех, кто
встретится на вашем пути, поскольку Бог не вмешивается в такие дела. На что
же вы можете рассчитывать, Кристобаль?
-- На вашу дружбу, -- тотчас ответил он.
-- И на свою безграничную и безусловную веру, -- сказал отец Перес. --
Разве не так, отец Антонио?
Отец Антонио кивнул.
-- Я понимаю, что вы имеете в виду. Те, кто слаб в вере, примут веру
тех, кто силен в ней. Ваша уверенность должна быть абсолютной, тогда и
другие смогут вдохновиться ею, и она поможет им.
-- Итак, -- подытожил отец Перес, -- вы никогда не будете выказывать
сомнений. Вы никогда не дадите ни малейшего повода усомниться в реальности
своего плана.
-- Хорошо, -- сказал Колумб. -- Я смогу это сделать.
-- И вы всегда должны создавать впечатление, что знаете больше, чем
говорите, -- добавил отец Перес.
Колумб ничего не ответил, потому что не мог сказать отцу Пересу, что
так оно и есть.
-- Это означает, что вы никогда, повторяю, никогда не скажете никому:
"Вот и все мои доводы. Я рассказал вам все, что знаю". Если вам будут
задавать прямые вопросы, отвечайте так, будто сказали лишь малую долю того,
что вам ведомо. Делайте вид, будто им уже должно быть известно все, что
знаете вы, и вы разочарованы, обнаружив, что это не так. Действуйте так, как
если бы каждый должен знать известные вам вещи, и вы в отчаянии от того, что
вынуждены просвещать их.
-- Если я буду поступать так, как вы советуете, это будет похоже на
самонадеянность, -- возразил Колумб.
-- Это больше, чем самонадеянность, -- смеясь, сказал отец Антонио, --
это самонадеянность ученых. Поверьте мне, Кристобаль, они будут
разговаривать с вами точно так же.
-- Пожалуй, вы правы, -- сказал Колумб, припоминая поведение советников
короля Жуана в Лиссабоне.
-- И еще одно, Кристобаль, -- сказал отец Перес. -- Вы нравитесь
женщинам.
Колумб приподнял бровь. Он не ожидал услышать подобное высказывание от
настоятеля францисканского монастыря.
-- Я говорю не об искусстве соблазнять женщин, хотя и уверен, что вы
могли бы овладеть им, если уже не овладели. Я говорю о том, как женщины
смотрят на вас. как они обращают на вас внимание. Это тоже своего рода
оружие, поскольку случилось так, что мы живем в такое время, когда Кастилией
правит женщина. Царствующая королева, а не просто супруга царствующего
короля. Уж не думаете ли вы, что это воля случая, а не Божий промысел? Она
будет смотреть на вас, как женщина смотрит на мужчин, и будет оценивать, как
женщины оценивают мужчин -- не по убедительности их доводов, не по их уму,
не по отваге в бою, а скорее по силе страсти и характера, умению проявить
сочувствие и прежде всего, как бы это сказать... умению вести светскую
беседу.
-- Я не совсем понимаю, как мне использовать этот предполагаемый дар,
-- промолвил Колумб. Он вспомнил о своей жене, о том, как плохо обращался с
ней, и как, несмотря на все это, она сильно его любила. -- Вы вряд ли
предлагаете мне добиваться своего рода частной аудиенции у королевы
Изабеллы?
-- Вовсе нет! -- вскричал в ужасе отец Перес. -- Неужели вы думаете,
что я предложил бы вам пойти на преступление? Нет, разумеется, вы
встретитесь с ней на людях, поэтому она и посылает за вами. Моя должность
духовника королевы дала мне возможность посылать письма, где говорилось о
вас, и, быть может, поэтому она и заинтересовалась вами. Дон Луис написал
ей, предлагая пожертвовать 4 000 дукатов на ваше предприятие. А дон Энрике
хотел самолично финансировать его, причем полностью. В результате, ваша
персона заинтересовала ее.
-- Но сейчас, -- сказал отец Антонио, -- вы можете рассчитывать только
на аудиенцию королевы Кастильской и ее мужа, короля Арагонского.
-- Однако хочу напомнить вам, -- добавил отец Перес, -- что вы должны
рассматривать ее как аудиенцию только одной королевы, и должны разговаривать
с ней как с женщиной, и вести себя при этом не так, как большинство
придворных и послов, которые обращаются прежде всего к королю. Она терпеть
этого не может, Кристобаль. И говоря вам это, я отнюдь не выдаю тайну
исповеди. Они обращаются с ней так, как будто ее там нет, а ведь ее
королевство вдвое больше Арагона. Более того, ведь именно в ее королевстве
живет нация моряков, и оно обращено на запад, к Атлантике. Поэтому, когда
будете говорить, конечно, обращайтесь к ним обоим, ибо вам ни в коем случае
нельзя оскорбить короля. Но всякий раз, когда начнете говорить, посмотрите
сначала на королеву. Говорите ей. Объясняйте ей. Убеждайте ее. Помните, что
сумма, которую вы просите, не так уж велика. Несколько судов? Это не
опустошит королевскую казну. В ее власти дать вам эти суда, даже если ее муж
отнесется к этой просьбе с пренебрежением. А поскольку она женщина, она
сможет поверить в вас, довериться вам и удовлетворить просьбу, даже если все
мудрецы Испании ополчатся против вас. Вы поняли меня?
-- Мне нужно убедить только одного человека, -- ответил Колумб, -- и
этот человек -- королева.
-- А что до ученых, то вам нужно стоять на своем дольше их.
Единственное, что от вас требуется, это никогда-никогда не говорить им: "Это
все, чем я располагаю, больше у меня доказательств нет". Стоит вам хоть раз
признаться в этом, и они разобьют ваши аргументы в пух и прах, и даже
королева Изабелла не сможет сокрушить их уверенность. Однако, если вы
поступите так, как я советую, их доклад прозвучит куда менее убедительно.
Его можно будет толковать и так и эдак. Они, конечно, рассвирепеют и
попытаются стереть вас в порошок, но они все же честные люди, и оставят
открытыми несколько крохотных лазеек для сомнения, придумают такую
формулировку, которая будет свидетельствовать, что, хотя они и считают ваши
доказательства ошибочными, они все же не могут быть абсолютно и окончательно
в этом уверены.
-- И этого будет достаточно?
-- Кто знает? -- ответил отец Перес. -- Может быть, и да.
Когда Господь возложил на меня эту задачу, подумал Колумб, я надеялся,
что он откроет для меня дорогу. А вместо этого я могу рассчитывать только на
эту сомнительную возможность.
-- Убедите королеву, -- сказал отец Перес.
-- Если смогу, -- ответил Колумб.
-- Хорошо, что вы вдовец, -- заметил отец Перес. -- Я знаю, что жестоко
так говорить, но если бы королева знала, что вы женаты, она не проявила бы к
вам такого интереса.
-- Но она-то ведь замужем, -- сказал Колумб. -- Что вы имеете в виду?
-- Я хочу сказать, что женатый мужчина куда менее привлекателен для
женщины. Даже для замужней женщины. В особенности для замужней женщины,
потому что она думает, что знает, что представляют собой мужья!
Отец Антонио добавил:
-- У мужчин, с другой стороны, все наоборот. По крайней мере, если
судить по исповедям, которые мне довелось выслушать, я бы сказал, что мужчин
больше привлекают замужние женщины, чем одинокие.
-- В таком случае королева и я обречены понравиться друг другу, -- сухо
заметил Колумб.
-- Я тоже так думаю, -- сказал с улыбкой отец Перес. -- Но ваша дружба
будет чистой и детьми вашего союза будут каравеллы, паруса которых наполнит
восточный ветер.
-- Вера для женщин, доказательство для мужчин, -- промолвил отец
Антонио. -- Означает ли это, что христианство рассчитано на женщин?
-- Скажем лучше, что христианство рассчитано на преданных и верных, и
поэтому истинных христиан больше среди женщин, чем среди мужчин, -- заметил
отец Перес.
-- Но без понимания, -- возразил отец Антонио, -- не может быть веры,
поэтому она остается уделом мужчин.
-- Существует понимание причины, и тут мужчины всегда впереди, --
отметил отец Перес, -- но существует и понимание сострадания, в чем женщины
намного превосходят мужчин. Что из этого, по вашему мнению, ведет к
укреплению веры?
Колумб оставил их погруженными в спор и закончил приготовления к
поездке в Кордову, где обосновался двор короля и королевы, пока они вели
свою более или менее непрерывную войну с маврами. Весь этот разговор о том,
чего женщины хотят, в чем нуждаются, чем восхищаются и во что верят, казался
Колумбу смешным и нелепым. Что могут знать о женщинах давшие обет безбрачия
священники? Но, с другой стороны, сам он был женат, и все равно совсем не
разбирается в женщинах, тогда как отец Перес и отец Антонио выслушали
исповеди многих из них. Возможно, они знают, о чем говорят.
Фелипа верила в меня, подумал Колумб. И я принимал это как должное. Но
теперь я понимаю, что нуждался в ней и рассчитывал на ее преданность и веру.
Она верила мне, даже когда не понимала мои доводы. Возможно, отец Перес
прав, и женщины видят истинную, скрытую суть вещей и не обращают внимания на
то, что лежит на поверхности. Быть может, Фелипа поняла, какую миссию
возложила на меня Святая Троица, и поэтому поддерживала меня, невзирая ни на
что. А что если и королева Изабелла поймет это, и, поскольку она женщина и
занимает место, обычно предназначаемое для мужчин, она сможет повернуть ход
судьбы, и тогда я выполню миссию, возложенную на меня Богом.
Стемнело, и Колумб почувствовал себя одиноким. Впервые, насколько он
мог припомнить, он ощутил отсутствие Фелипы и захотел, чтобы она была рядом
с ним в эту ночь. Раньше я не понимал, что ты давала мне, сказал он,
обращаясь к ней, хотя и сомневался, услышит ли она его. Но почему бы и нет?
Если святые слышат обращенные к ним молитвы, почему не могут услышать их
жены? А если она больше не слушает меня, -- к чему ей это? Но я уверен, она
будет слушать молитвы Диего.
С этой мыслью он побрел через освещенный факелами монастырский двор.
Наконец, подошел к маленькой келье, где жил Диего. Сын спал. Колумб поднял
его на руки и понес сквозь сгущающуюся темноту в свою комнату, на большую
кровать. Лег рядом с сыном, который свернулся калачиком, положив голову на
руки отца. Я здесь с Диего, сказал он про себя. Ты видишь меня, Фелипа?
Слышишь ли ты меня? Теперь я уже лучше понимаю тебя, сказал он, обращаясь к
покойной жене. Теперь я понимаю, насколько велик тот дар, который ты дала
мне. Благодарю тебя. И если там, на небесах, ты можешь что-то сделать,
раскрой для меня сердце королевы Изабеллы. Пусть она увидит во мне то, что
сумела разглядеть ты. Пусть она полюбит меня хотя бы в десять раз меньше,
чем ты, и тогда у меня будут корабли, и Господь принесет святой крест в
восточные королевства.
Диего зашевелился и Колумб прошептал ему:
-- Спи, сынок, спи.
Диего теснее прижался к нему и не проснулся.
Хунакпу шел с Дико по улицам Джубы с совершенно невозмутимым выражением
лица. Казалось, что для него голые ребятишки и тростниковые хижины были
самой привычной картиной. Что касается Дико, то ей никогда не приходилось
встречать приезжего, который удержался бы от каких-либо высказываний по
этому поводу, и не задавал бы ей вопросов. Некоторые, правда, делали вид,
что их ничто не удивляет, но зато приставали с дурацкими вопросами типа,
построены ли хижины из местного или привозного тростника? Или болтали прочую
чепуху, вместо того чтобы просто спросить: неужели вы действительно живете в
таких условиях? Хунакпу, однако по-видимому, не придавал этому никакого
значения, хотя она чувствовала, что его взгляд фиксирует все окружающее.
Конечно, внутри помещения Службы все будет действительно знакомо ему.
Когда они вошли в ее офис, он тут же уселся за ее терминал и начал вызывать
