Колумб взял себе за правило категорически отрицать свой личный героизм в
этой истории.
-- Все, что я делал, -- это бросал горшки и поджег суда, в том числе и
свое собственное. Куда более отважные и достойные люди, чем я, сражались с
пиратами и умирали. А затем... Я поплыл. Если бы на меня польстились акулы,
меня бы здесь не было. Какой же я герой?
Колумб понимал, что именно так он должен себя вести в обществе,
привыкшем к хвастовству. Людям нравилось слышать, как хвастают их
соотечественники, потому что они хотели видеть в них своих героев, однако
чужеземец должен отрицать, что обладает какими-то особенными достоинствами,
тогда он скорее понравится им.
Это сработало хорошо. Фелипа уже раньше слышала о нем, и в церкви он
заметил, что она смотрит на него, и поклонился. Она вспыхнула и отвернулась.
Довольно некрасивая девушка. Отец ее был воином, а мать фигурой напоминала
крепость -- дочь унаследовала отцовский суровый взгляд и внушительную
комплекцию матери. Однако, когда приличествующая ситуации краска сошла с ее
лица, и она опять обернулась, в ее улыбке сквозили доброта и юмор. Она
понимала, что они затеяли игру, и не возражала. В конце концов она не такая
уж завидная партия, и если этот честолюбивый генуэзец обхаживает ее, чтобы
воспользоваться связями ее семьи, то чем это хуже тех случаев, когда
честолюбивые сеньоры ухаживают за дочерьми из более зажиточных семейств,
стремясь воспользоваться их богатством? Вряд ли можно ожидать, что девушку,
занимающую определенное положение в обществе, возьмут в жены только из-за ее
собственных достоинств. Они мало влияли на исходную цену при условии,
разумеется, что она сохранила девственность, а уж эту фамильную
драгоценность берегли, как зеницу ока.
Обмен взглядами в церкви закончился приглашением в дом Перестрелло, где
дона Мониц принимала Колумба пять раз, прежде чем дала согласие на встречу с
Фелипой, да и то лишь потому, что стороны уже согласились сыграть свадьбу.
Было решено, что Колумбу придется перестать заниматься торговлей в открытую
-- его морские экспедиции уже не могли иметь явно коммерческий характер; и
теперь его брату Бартоломео, приехавшему из Генуи, предстояло стать
владельцем лавки, торговавшей морскими картами, которую Колумб открыл
незадолго до этого. Колумб же будет жить как знатный господин и лишь иногда
заходить туда, чтобы дать своему брату пару советов. Это устраивало как
Колумба, так и Бартоломео.
Наконец, Колумб встретился с Фелипой, и вскоре после этого они
поженились. Дона Мониц прекрасно понимала, во всяком случае ей так казалось,
что нужно этому генуэзскому искателю приключений. Она была совершенно
уверена, что как только зять получит доступ в светское общество, он
немедленно начнет заводить себе хорошеньких и богатых любовниц, стремясь
установить более тесные и многообещающие связи при дворе. Она уже тысячу раз
встречала мужчин подобного типа и видела их насквозь. Поэтому,
непосредственно перед бракосочетанием, она изрядно удивила всех, объявив,
что ее сын, губернатор Порто-Санто, пригласил Фелипу с мужем пожить у него
на острове. Сама она тоже, конечно, поедет к нему, поскольку не видит причин
оставаться в Лиссабоне, когда ее дорогая дочь Фелипа и ее драгоценный сын,
губернатор, вся ее семья (о других замужних дочерях она умолчала) будет
находиться в сотнях миль от нее на острове в Атлантическом океане. К тому
же, климат на островах Мадейры намного теплее и приятнее.
Фелипа решила, что это, несомненно, прекрасная мысль. Она уже успела
полюбить остров, но к изумлению доны Мониц, Колумб также с воодушевлением
принял приглашение. Его немало позабавила ее явная растерянность, но он и
виду не подал. Колумб разгадал ход ее мыслей: раз он хочет ехать, значит тут
что-то не так. Но все дело было в том, что она и понятия не имела о его
истинных намерениях. Он был на службе у Бога, и, в конце концов, ему
придется появиться при дворе, чтобы получить королевское согласие на
путешествие на Запад. Но пройдут годы, прежде чем он будет готов к
осуществлению своего плана. Ему не хватает опыта, ему нужны карты и книги,
нужно время, чтобы все продумать. Бедная дона Мониц -- она не понимает, что
Порто-Санто лежит непосредственно на пути, по которому португальские
экспедиции направляются вдоль побережья Африки. Они все делают заход на
Мадейру, и там Колумб сможет узнать много полезного о том, как возглавлять
экспедиции, как наносить на карту неизвестные территории, как преодолевать
большие расстояния в незнакомых морях. У старика Перестрелло, покойного отца
Фелипы, была в Порто-Санто небольшая, но ценная для Колумба библиотека,
которой он непременно воспользуется. Таким образом, если он овладеет
некоторыми навыками португальцев в судовождении, а копаясь в старых
рукописях, он, с Божьей помощью, наткнется на важные для него сведения, он
сможет узнать что-то обнадеживающее для предстоящего путешествия на запад.
Для Фелипы плавание оказалось сплошным мучением. Никогда раньше она не
знала, что такое морская болезнь, и к моменту их прибытия на Порто-Санто
дона Мониц была убеждена, что дочь уже беременна. И действительно, спустя
девять месяцев на свет появился Диего. Фелипа долго приходила в себя после
беременности и родов, но когда силы вернулись к ней, она полностью посвятила
себя ребенку. Ее мать с отвращением наблюдала за происходящим, поскольку для
такого дела всегда существовали кормилицы и няньки. Но она не вмешивалась и
правильно делала, ибо вскоре выяснилось, что ребенок -- это единственное,
что было у Фелипы: ее муж, похоже, не очень нуждался в ее обществе. Более
того, он все время искал случая, чтобы покинуть остров, -- но не для того,
чтобы отправиться ко двору. Нет, он пытался использовать малейшую
возможность, чтобы попасть на какой-нибудь корабль, направлявшийся вдоль
побережья Африки.
Однако, чем больше он старался, тем меньше надежды оставалось у него на
это. Как ни крути, а он генуэзец, и не одному капитану приходило в голову,
что Колумб, возможно, специально породнился с семьей моряка, чтобы изучить
африканское побережье, а затем вернуться в Геную и привести за собой
итальянские суда, конкурентов португальских. Это, конечно, было бы
недопустимо. Поэтому не было и речи о том, чтобы Колумб добился того, что
ему действительно было нужно.
Видя подавленное состояние мужа, Фелипа стала упрашивать мать сделать
что-то для ее дорогого Кристовао.
-- Он любит море, -- говорила она, -- он мечтает о больших
путешествиях. Неужели ты не можешь ничего для него сделать?
В результате та привела своего зятя в библиотеку покойного мужа и
открыла перед ним ящики с картами и бесценными книгами. Благодарность
Колумба не знала границ. Впервые ей показалось, что он, возможно, вполне
искренен, и его мало интересует африканское побережье. Его просто привлекает
мореплавание, и он мечтает о дальних путешествиях без какой-либо
определенной цели.
Теперь Колумб проводил почти все свое время, склонившись над книгами и
картами. Само собой разумеется, он не нашел никаких карт Западного океана,
потому что ни один человек, забравшийся дальше Азорских или Канарских
островов, или островов Зеленого мыса, так и не вернулся обратно. Он узнал,
однако, что португальские моряки не любили близко подходить к побережью
Африки. Вместо этого, они отплывали далеко в море, чтобы воспользоваться
более сильными и удобными ветрами и большими глубинами, пока не определяли
по своим приборам, что заплыли на юг так же далеко, как и в предыдущий раз.
Тогда они поворачивали на восток, к земле, надеясь, что на этот раз заплыли
на юг дальше самой южной оконечности Африки, что они найдут путь, ведущий на
восток, к Индии. Именно таким образом португальцы и открыли Мадейру, а затем
острова Зеленого мыса. Некоторые искатели приключений того времени верили в
то, что дальше к западу находятся цепочки островов, и плыли дальше, чтобы
убедиться в этом. Но каждое такое плавание заканчивалось разочарованием или
трагедией, и никто уже больше не верил, что на западе и на юге есть другие
острова.
И все же Колумб не мог считать пустым вымыслом старые рассказы, которые
когда-то увлекали моряков на поиски лежащих к западу островов. С
неослабевающим интересом он читал записанную когда-то историю о мертвом
матросе, прибитом волнами к берегам Африки или Канарских островов, либо
островов Зеленого мыса, под одеждой которого нашли размокшую карту с
нанесенными на ней островами, расположенными на западе, куда успел доплыть
его корабль и где он затонул. Рассказы о плавающих стволах деревьев
неизвестных пород, о стаях птиц, паривших на горизонте к югу или к западу, о
телах утопленников с более круглыми, чем у европейцев, лицами и темной, но
не такой черной, как у африканцев, кожей. Все эти свидетельства относились к
давно прошедшим временам и отражали сокровенную мечту многих моряков. Но он
знал то, что не дано было знать никому другому -- Господь повелел ему
достичь великих царств Востока, плывя на запад. А это означало, что не все в
этих рассказах было досужим вымыслом, была в них и правда.
Но все равно это не могло быть веским доводом для тех, кто будет
решать, финансировать ли отправляющуюся на запад экспедицию. Чтобы убедить
короля, нужно было сначала убедить состоявших на службе при дворе ученых,
для чего нужны серьезные доказательства, а не россказни моряков. Поэтому
книги, хранившиеся в библиотеке покойного губернатора Порто-Санто, оказались
для Колумба подлинным сокровищем: как выяснилось, Перестрелло увлекался
географией и в его библиотеке нашлись латинские переводы трудов Птолемея.
Знакомство с ними подействовало на Колумба, как холодный душ. Птолемей
утверждал, что самая западная оконечность Европы отстоит от самой восточной
оконечности Азии на 180 градусов, то есть на половину окружности Земли.
Совершить такое путешествие через океан было безнадежным делом. Ни на одном
судне нельзя было бы разместить достаточное количество припасов, а также
сохранить их свежими в течение того времени, которое потребуется, чтобы
покрыть хотя бы четверть этого расстояния.
И тем не менее Бог сказал ему, что он может достичь Востока, плывя на
запад. Поэтому Птолемей, наверняка, ошибся, причем достаточно основательно.
Он допустил грубейшую, непростительную ошибку, и Колумб обязан найти способ
доказать это. Для того чтобы король позволил ему возглавить суда, которые
поплывут на запад во исполнение воли Божией.
Было бы намного проще, твердил он в своих безмолвных молитвах,
обращенных к Святой Троице, если бы вы послали ангела к королю Португалии
возвестить ему волю Господа. Почему вы остановили свой выбор на мне? Ведь
никто не захочет слушать меня!
Но Бог молчал, поэтому Колумб продолжал размышлять, изучать старинные
рукописи и искать способ, как доказать другим то, что он считал истиной и о
чем до сих пор никто не догадывался -- что Земной шар намного меньше, что
Восток и Запад расположены гораздо ближе друг к другу, чем полагали древние.
А поскольку ученые примут в качестве единственного доказательства только
книги, написанные древними, Колумбу придется как-то разыскать труды этих
авторов, в которых указываются такие размеры Земли, которые он считал
истинными. Он нашел некоторые полезные для него мысли в книге кардинала
д'Айли "Imago Mundi" ("Картина мира"), сборнике трудов авторов древности. Из
нее он узнал: Маринус Тирский считал, что протяженность мировой суши
