составляет не 180 градусов, а 225, и, следовательно, океан занимает только
135 градусов. Это по-прежнему было слишком много, но все же вселяло надежду.
Неважно, что Птолемей жил и творил уже после Маринуса Тирского, что он
проверил сделанные Маринусом вычисления и опроверг их результаты. Маринус
предложил такую картину мира, которая помогла Колумбу доказать свою правоту,
поэтому Маринус был для него большим авторитетом. Он нашел также полезные
высказывания у Аристотеля, Сенеки и Плиния.
Затем его осенило, что все эти древние ученые ничего не знали об
открытиях Марко Поло, сделанных во время его путешествия в Катей. Добавим 28
градусов суши, открытой им, а затем еще 30 градусов, чтобы учесть расстояние
между Катеем и островным государством Чипангу, и тогда останется только 77
градусов океана, который предстоит пересечь. Вычтем затем еще 9 градусов,
учитывая, что его путешествие начнется с Канарских островов, расположенных
на юго-западе и наиболее удобных для начала путешествия, которое повелел ему
выполнить Господь. И тогда флотилии Колумба придется пересечь лишь 68
градусов океана.
И все же, это слишком много. Но, наверняка, и в расчетах Марко Поло, и
в вычислениях древних были ошибки. Отнимем еще 8 градусов и округлим цифру
до 601 Но и это расстояние непомерно велико. Одна шестая окружности Земли
между Канарскими островами и Чипангу -- это значит, что придется пройти
более 3000 миль без захода в порт. Как ни старался Колумб, он не мог найти у
древних доказательств того, что он считал истиной: для того чтобы доплыть из
Европы в великие царства Востока, потребуются дни или, от силы, недели.
Должны же быть еще какие-то сведения! Возможно, какой-то другой автор. Либо
же какой-то факт, который он пропустил. Что-то такое, что убедит ученых в
Лиссабоне поддержать его просьбу и рекомендовать королю Жуану поручить
Колумбу возглавить экспедицию.
Все это время Фелипа, судя по ее поведению, была чем-то озабочена и
даже расстроена. Колумб смутно подозревал, что она ждет от него больше
внимания и заботы, но он не мог отвлекаться на те пустяки, которые
интересовали ее. Во всяком случае сейчас, когда Бог возложил на его плечи
задачу, поистине достойную Геркулеса. Он женился не для того, чтобы
заниматься домом, и прямо говорил ей об этом. Его ждут большие дела, но он
не мог сказать, в чем они заключаются и кто поручил их ему, потому что ему
запретили это. И он видел, что Фелипа с каждым днем все больше и больше
обижается на него, в то время как у него все усиливалось раздражение в ответ
на то, что она так явно ищет его общества.
Фелипу много раз предупреждали, что мужчины по своей природе
требовательны и неверны, и она была готова к такому поведению со стороны
мужа. Но с ним, видимо, происходит что-то непонятное. Здесь, на острове, не
было ни одной женщины, на которую он мог бы обратить внимание. А у Диего уже
давно должны были бы появиться брат или сестра, но Колумб, похоже, не
испытывал к ней никакого влечения.
-- Его интересуют только карты да старые книги, -- жаловалась она
матери. -- А кроме того -- встречи с капитанами и штурманами, а также
людьми, которые уже пользовались или будут пользоваться благосклонным
вниманием короля.
Поначалу дона Мониц советовала ей потерпеть, говоря, что ненасытная
мужская похоть рано или поздно преодолеет равнодушие ее мужа. Однако, когда
этого не случилось, она, в конце концов, дала согласие на переезд с
уединенного Порто-Санто в дом, принадлежавший семье в Фуншале, самом большом
городе на главном из Мадейрских островов. Она надеялась, что если Колумб
сможет, наконец, удовлетворить свою страсть к морю, то он обратит внимание и
на Фелипу.
Однако, вместо этого он еще больше увлекся морем, и стал одним из самых
известных людей в порту Фуншала. Стоило какому-нибудь судну войти в порт,
как Колумб тут же оказывался на его борту; он дружески общался с капитаном и
штурманами, примечая количество съестных припасов, взятых на борт,
расспрашивая, на сколько их должно хватить, в общем, отмечая про себя все.
-- Если он и шпион, -- сказал один капитан доне Мониц, вдове своего
старого друга Перестрелло, -- то очень уж неопытный: он собирает нужные ему
сведения, расспрашивая всех так неприкрыто и нетерпеливо! Мне думается, что
он просто влюблен в море и жалеет, что не родился португальцем, ибо тогда он
смог бы участвовать в крупных экспедициях.
-- Но он не португалец и поэтому не может на это рассчитывать, --
заметила дона Мониц. -- Почему он никак не успокоится? Ему совсем неплохо
живется с моей дочерью, и он бы жил еще лучше, если бы просто побольше
обращал на нее внимания.
В ответ старый моряк только рассмеялся.
-- Если в душу мужика запало море, то что может предложить ему взамен
женщина? Что значит для него ребенок? Ветер -- вот его женщина, а птицы --
его дети. Зачем вы удерживаете его на этих островах? Он постоянно окружен
морем, а плавать по нему все равно не может. Он генуэзец, и поэтому ему
никогда не позволят отправиться в еще неизведанные воды африканского
побережья. Но почему бы не дать ему возможность -- нет, помочь ему --
отправиться с купеческими судами в другие места?
-- Я вижу, вам цействительно понравился этот седовласый мужчина, при
котором моя дочь чувствует себя вдовой.
-- Вдовой? Ну, может быть, лишь наполовину вдовой? В мире есть три типа
мужчин: живые, мертвые и моряки. Уж вы-то должны это знать: ваш муж был
одним из нас.
-- Но он отказался от моря и остался дома.
-- И умер, -- сказал капитан с безжалостной прямотой. -- У вашей Фелипы
есть сын, верно? Так пусть она отпустит мужа, чтобы он нажил состояние,
которое, а один прекрасный день, он оставит вашему внуку. Вы просто медленно
убиваете его, удерживая здесь.
Вот почему после двух лет пребывания на Мадейре дона Мониц неожиданно
заявила, что, по ее мнению, настало время вернуться в Лиссабон. Колумб
упаковал карты и книги тестя, и стал энергично готовиться к отъезду. При
этом он понимал, что Фелипе такая перемена не сулит никаких надежд.
Путешествие в Порто-Санто было для нее мучительным, несмотря на то что в то
время она ждала столь многого от своего брака. Теперь она не ждала ребенка и
отчаялась найти счастье с Колумбом. Все это усугублялось еще и тем, что, чем
больше он отдалялся от нее, тем сильнее, пусть и безнадежно, она любила его.
Она слышала, как он разговаривает с другими мужчинами, и находила его голос,
страстность, звучавшую в нем, его манеру речи завораживающими. Она смотрела,
как он сидит, погруженный в чтение книг, которые она едва ли могла понять, и
восхищалась его блестящим умом. Он писал что-то на полях книг, он
осмеливался добавлять свои слова к словам древних! Он жил в мире, куда она
никогда не сможет проникнуть, и тем не менее, она мечтала об этом. Возьми
меня с собой, в эти непонятные мне места, беззвучно молила она его. Но в
молчании, служившем ей ответом, не было такого страстного стремления, а если
и было, то оно не относилось ни к ней, ни к маленькому Диего. Поэтому она
знала, что возвращение в Лиссабон ничего не изменит в их отношениях. Она
никогда не сможет пробудить нежность в его душе. У нее есть его ребенок, но
чем сильнее она жаждала общества мужа, чем больше она тянулась к нему, тем
настойчивее он отталкивал ее; однако, если бы она не делала этого, он вообще
забыл бы о ее существовании. Она отчетливо понимала, что никакие усилия с ее
стороны не принесут ей счастья.
Колумб видел, что творится в ее душе. Он был не настолько слеп, как она
думала. У него просто не было времени, чтобы сделать ее счастливой. Если бы
она могла довольствоваться тем, что он делит с ней ложе и проводит с ней
время, когда устает от своих занятий, тогда, возможно, он и смог бы дать ей
что-то. Но она требовала куда больше: чтобы он интересовался и даже
восхищался каждой милой и забавной проделкой этого непонятного Диего! Чтобы
он проявлял интерес к женским пересудам, восхищался ее рукоделием, чтобы он
обратил внимание на ткань, выбранную ею для нового платья, чтобы он отчитал
слугу, ставшего ленивым и дерзким. Он знал, что если бы он проявил интерес к
подобным вещам, она была бы счастлива, но тогда она стала бы еще больше
приставать к нему со всей этой чепухой, чтобы отвлечь его от занятий. А у
него просто не было на это времени. Поэтому он еще больше отдалился от нее,
не желая причинять ей боли, и все же причиняя ее. И все это потому, что он
должен был отыскать способ, как выполнить волю Господа.
Во время путешествия обратно в Португалию Фелипа не так сильно страдала
от морской болезни, но тем не менее не вставала с постели, безучастно глядя
на стены своей крохотной каюты. От этой сердечной боли ей уже не избавиться
никогда. Даже в Лиссабоне, где, как надеялась дона Мониц, старые друзья
поднимут ей настроение, Фелипа лишь изредка соглашалась выйти куда-либо.
Вместо этого она посвятила себя маленькому Диего, а все свободное время
бесцельно бродила по дому. Когда Колумб отсутствовал, находясь по делам в
городе или отправившись в путешествие, она ходила по комнатам, как будто
надеялась найти его; а когда он был дома, она никак не могла собраться с
духом и заговорить с ним. Иногда он вежливо выслушивал ее, а порой резко
просил оставить его в покое, чтобы не отвлекать от работы. Но каждый раз
результат был один и тот же: Фелипа бросалась на кровать и плакала, потому
что понимала, что она совсем не является частью его жизни и не знает, как
исправить это. И несмотря на это она все отчаяннее любила его, и все больше
верила, что в ней есть какой-то недостаток, мешающий мужу полюбить ее.
Самым мучительным для нее было ходить вместе с мужем на концерты, к
мессе или на обед при дворе, потому что она знала, что в аристократических
домах Лиссабона его принимают лишь потому, что он женат на ней, и поэтому в
подобных случаях она ему нужна. Им обоим приходилось вести себя как муж и
жена, и она все время едва удерживалась от того, чтобы не разрыдаться и не
крикнуть всем и каждому, что ее муж не любит ее, что он спит с ней, может
быть, раз в неделю, или в две, и даже в этих случаях остается холоден. Если
бы она хоть однажды позволила себе такое, то изумилась бы, узнав, что
остальные женщины удивлены не характером ее взаимоотношений с мужем, а тем,
что она находит в этом нечто необычное. У большинства из них были именно
такие отношения с мужьями. Женщины и мужчины живут в разных мирах, они
встречаются только в постели, чтобы произвести на свет наследников, или на
светских приемах, чтобы укрепить положение друг друга в обществе. Почему это
так ее волнует? Почему она не может вести такую же жизнь, как и они,
приятную, беззаботную жизнь среди других женщин, время от времени баловать
детей, всегда рассчитывая, что слуги позаботятся о том, чтобы жизнь их
катилась гладко, как по наезженной колее.
Ответ, конечно, заключался в том, что ни один из их мужей не был хотя
бы отдаленно похож на Кристовао. Ни у одного из них не пылал в груди такой
огонь. Ни у кого из них в сердце не таилась такая всепоглощающая страсть,
притягивающая женщину, тонущую в этой бездонной пучине, так и не утолив
своей жажды, так и не получив ничего в ответ.
А сам Колумб видел, как годы их совместной жизни старят Фелипу, как
опустились уголки ее рта, и на лице застыла маска холодной
неудовлетворенности. Видел, как она проводит все больше времени в постели,
жалуясь на непонятные болезни и понимая, что он каким-то образом является
