причиной этого. Это он заставляет ее страдать, но он не в силах что-либо
изменить, если хочет выполнить главное дело своей жизни.
Почти сразу же после возвращения в Лиссабон Колумб нашел книгу, которую
искал. Труд по географин некоего арабского автора по имени Альфрагано был
переведен на латинский язык, и Колумб обнаружил, что с ее помощью он сможет
сократить те последние 60 градусов до вполне приемлемого для его путешествия
расстояния. Если предположить, что расчеты Альфрагано были выполнены в
римских милях, то тогда расстояние в 60 градусов между Канарами и Чипангу
составит всего две тысячи морских миль в тех широтах, где он будет плыть.
При благоприятных ветрах, которые наверняка обеспечит ему Господь,
путешествие можно будет проделать всего за восемь дней, самое большее -- за
две недели.
Теперь в его распоряжении были доказательства в тех выражениях и
значениях, которые ученые должны понять. Он предстанет перед ними не с
пустыми руками, и не с одной только верой в то видение, о котором ему
запретили рассказывать. Теперь на его стороне древние ученые, и неважно, что
один из них был мусульманином; он сможет выстроить цепочку доказательств
необходимости своей экспедиции.
Наконец-то его женитьба на Фелипе принесла свои плоды. Он использовал
многочисленные знакомства и получил возможность представить свои идеи при
дворе. Кристофоро смело стоял перед королем Жуаном, зная, что Бог
позаботится о том, чтобы тот был к нему благосклонен, и внушит ему, что по
Его воле он должен снарядить экспедицию во главе с Колумбом. Он разложил
перед присутствующими карты со всеми расчетами, доказывающими, что Чипангу
находится в пределах досягаемости, а Катей -- на небольшом расстоянии от
него. Король и ученые слушали. Они задавали вопросы. Они вспоминали древних
мудрецов, взгляды которых противоречили мнению Колумба относительно размеров
Земли и соотношения суши и воды, а Колумб терпеливо и уверенно отвечал им.
-- Это истина, -- заявил он. Все шло своим чередом, пока один из
присутствующих не спросил:
-- Откуда вы знаете, что Маринус прав, а Птолемей ошибается?
Колумб ответил:
-- Потому что, если Птолемей прав, то это путешествие было бы
невозможно. Но оно возможно, и оно закончится успешно. И поэтому я знаю, что
Птолемей ошибается.
Еще не успев закончить свою речь, он уже знал, что такой довод не
убедит их. Видя, как они, слушая его, вежливо кивают и почти открыто
поглядывают на короля, он понял, что они дружно выступят против него. Ну что
ж, подумал Кристофоро, я сделал все, что мог. Теперь все в руках Господа. Он
поблагодарил короля за его милость, вновь выразил уверенность, что такая
экспедиция покрыла бы славой Португалию, сделала ее величайшим королевством
Европы и обратила бы в христианскую веру великое множество язычников. И
после этого ушел.
Он счел обнадеживающим признаком, что, пока он ждал ответа короля, ему
разрешили присоединиться к торговой экспедиции, направлявшейся к
африканскому побережью. Это не было разведывательным путешествием, поэтому
никаких тайн португальской короны перед ним не раскрыли. Тем не менее тот
факт, что ему позволили доплыть до самой крепости Сан Жоржи в Ла Мине, был
знаком доверия. Дав мне возможность ознакомиться с великими достижениями
португальских мореплавателей, король, видимо, хочет подготовить меня к тому,
чтобы я возглавил мою экспедицию, подумал Колумб.
По возвращении он с нетерпением ждал королевского ответа, надеясь в
любой день услышать, что ему дают необходимые суда, людей и припасы.
Но король ответил отказом.
Колумб был раздавлен. Долгие дни он почти ничего не ел и не спал. Он не
знал, что и думать. Разве это не было Божьим планом? Разве Бог не указывает
королям и принцам, как поступать? Тогда как же король Жуан мог отказать ему?
Вероятно, я что-то сделал не так. Я не должен был тратить так много
времени, пытаясь доказать, что путешествие возможно. Следовало потратить
больше времени на то, чтобы убедить короля, что оно желательно и необходимо,
и почему Богу угодно, чтобы оно было совершено. Я вел себя как глупец. Я
недостаточно подготовился. Я никуда не гожусь. Перебирая в уме все возможные
объяснения, он все глубже погружался в отчаяние.
Фелипа видела, как страдает ее муж, и поняла, что потерпела неудачу с
тем единственным, в чем он нуждался и что она подарила ему, выйдя замуж. Он
нуждался в связях при дворе, а влиятельность ее семейства оказалась
недостаточной. Почему же тогда он не уйдет от нее? Сейчас она была для него
невыносимым бременем. Она не обладала ничем, что он мог бы пожелать,
полюбить, в чем мог бы нуждаться. Когда она, в попытке отвлечь его от
мрачных мыслей, привела к нему пятилетнего Диего, он так грубо отослал
ребенка прочь, что тот целый час плакал, а потом отказался опять пойти к
отцу. Этот эпизод явился последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.
Теперь Фелипа знала, что Колумб ненавидит ее, и что она заслужила его
ненависть, не дав ему ничего, в чем он нуждался.
Она бросилась в постель, повернулась лицом к стене и вскоре
почувствовала, что действительно больна.
В последние дни ее жизни Колумб был с ней таким заботливым и
внимательным, что раньше она и помыслить бы об этом не смела. Но в глубине
души она знала, что он все равно не любит ее. Он скорее выполнял свой долг,
когда говорил ей, как он переживает то, что долго был невнимателен к ней,
она понимала: это вовсе не значит, что он желает ей поскорее выздороветь,
чтобы получить возможность искупить свою вину; нет, он просто ждет от нее
прощения, чтобы совесть его была чиста, когда ее смерть освободит его от
всех обязательств брака.
-- Ты обязательно прославишься, Кристовао, так или иначе, -- сказала
она.
-- И ты будешь рядом со мной и увидишь это, Фелипа, -- отозвался он.
Ей хотелось верить в это или хотя бы в то, что он действительно хочет
этого, но она знала, что это, увы, не так.
-- Я прошу тебя обещать мне только одно: ты завещаешь все Диего.
-- Да, Диего, -- ответил Колумб.
-- Никаким другим сыновьям, -- добавила она, -- никаким другим
наследникам.
-- Я обещаю, -- последовал ответ.
Вскоре она умерла. Колумб держал Диего за руку, когда они шли за ее
гробом, направляясь к фамильному склепу. Внезапно он поднял сына на руки и
промолвил:
-- Ты единственное, что мне осталось от нее. Я нехорошо поступал с
твоей матерью, да и с тобой тоже, и не могу обещать, что в будущем изменюсь
к лучшему. Но я обещал ей кое-что и сейчас скажу тебе то же самое: все, чем
я когда-либо буду владеть, все, чего я когда-либо добьюсь, каждый титул, все
свое имущество, все мои почести, всю мою славу я оставлю тебе.
Диего запомнил эти слова. Оказывается, отец все-таки любит его, и он
также любил его мать, и когда-нибудь, если отец станет великим, и сам Диего
будет великим после его смерти. Он подумал, не означает ли это, что в один
прекрасный день он будет владельцем острова, как бабушка. Он подумал, не
значит ли это, что когда-нибудь он сам поведет корабль в плавание. Он
подумал, не означает ли это, что в один прекрасный день он предстанет перед
королем. И еще он подумал, а не значит ли это, что отец сейчас покинет его и
он никогда его больше не увидит.
Весной следующего года Колумб отправился в Испанию. Он отвез Диего во
францисканский монастырь Ла Рабида неподалеку от Палоса.
-- Меня учили отцы-францисканцы в Генуе, -- сказал он сыну. -- Учись
хорошо, сын мой, стань настоящим ученым, христианином и благородным
человеком. А я буду служить Господу и постараюсь, чтобы мы с тобой стали
богатыми людьми.
Колумб оставил сына в монастыре, но время от времени навещал его, а в
своих письмах настоятелю, отцу Хуану Пересу, он никогда не забывал
справиться об успехах и здоровье сына. Диего понимал, что немногие отцы так
заботятся о своих сыновьях, как его отец. И даже малая толика внимания со
стороны его дорогого отца значила куда больше, чем вся любовь и внимание
отцов не столь выдающихся, как его отец. Примерно так говорил он себе,
стараясь заглушить слезы обиды и одиночества в эти первые месяцы жизни в
монастыре.
Сам же Колумб отправился дальше, ко двору испанского короля, где он
намеревался представить на этот раз куда более тщательно продуманный вариант
тех самых расчетов, которые подвели его в Португалии. На этот раз он будет
еще более настойчивым. Все, что пришлось пережить Фелипе, все, что сейчас
переживает Диего, лишенный семьи и оставленный в чужом месте, среди чужих
людей, все это будет оправдано. Ибо в конце концов Колумб добьется успеха, и
его победа окупит все сторицей. Он уверен, что не потерпит поражения. Потому
что, даже не располагая никакими доказательствами, он знал, что прав.
-- У меня нет доказательств, но я знаю, что я прав, -- сказал Хунакпу.
Голос женщины на другом конце линии показался ему молодым. Слишком
молодым, пожалуй, чтобы его владелица занимала влиятельное положение, но она
единственная ответила на его обращение и поэтому придется говорить с ней
так, как будто она -- важная персона. А что еще ему остается делать?
-- Откуда вы знаете, что правы, не имея доказательств? -- спросила она
мягко.
-- Я не говорил, что вообще нет доказательств, я лишь хотел сказать,
что не может быть доказательств того, что могло бы произойти.
-- Ну что же, по крайней мере честно, -- заметила она.
-- Все, о чем я прошу, это возможность представить мои доказательства
Кемалю.
-- Я не могу гарантировать этого, -- сказала она, -- но вы можете
приехать в Джубу и представить их мне.
Приехать в Джубу! Как будто у него куча денег, чтобы разъезжать по
свету, у него, которого вот-вот выкинут из Службы.
-- Боюсь, что такое путешествие было бы мне не по средствам, -- ответил
он.
-- Но мы, конечно, оплатим вашу поездку, -- возразила она, -- и вы
можете жить как наш гость.
Он был поражен услышанным. Как может какая-то молодая девица обладать
достаточной властью, чтобы обещать ему такое?
-- Как вы сказали, вас зовут?
-- Дико, -- ответила она.
Теперь он вспомнил это имя; почему же он сразу не обратился к ней? Хотя
Кемаль и был руководителем проекта, осуществлению которого он хотел помочь,
не Кемаль обнаружил Вмешательство.
-- Так вы та самая Дико, которая...
-- Да, -- ответила она.
-- Вы прочитали мои работы? Те, которые я отправил почтой, и...
-- И на которые никто не обратил ни малейшего внимания? Да.
-- А вы верите мне?
-- У меня есть к вам вопросы, -- сказала она.
-- А если вы будете удовлетворены моими ответами?
-- Я тогда буду весьма удивлена, -- сказала она. -- Общеизвестно, что
империя ацтеков была на краю гибели, когда Кортес прибыл туда в двадцатые
годы шестнадцатого века. Все также знают, что мезоамериканская техника
никоим образом не могла составить конкуренции европейской. Ваши рассуждения
относительно завоевания Европы мезоамериканцами безответственны и абсурдны.
-- И тем не менее вы позвонили мне.
-- Я люблю выяснять все до конца так, чтобы не оставалось никаких
сомнений.
-- А вами до сих пор никто не заинтересовался, и поэтому...
-- Вы заинтересовались мной.
-- Вы приедете?
-- Да, -- ответил он. Пусть у него будет лучше слабая надежда, чем
вообще никакого отклика.
-- Предварительно отправьте копии всех относящихся к делу файлов, чтобы
я могла просмотреть их на своем компьютере.
