убиваете свинью и она превращается в дерево?
- Первая жизнь происходит внутри материнского дерева, где мы совсем
не видим света, где мы слепы и питаемся мясом наших матерей и соком
материнского дерева. Вторая жизнь проходит в тени леса, в полумраке. Мы
бегаем, ходим, ползаем по деревьям, видим, поем и разговариваем, делаем
массу вещей своими руками. Третья жизнь, когда мы тянемся к солнцу и пьем
его энергию, это жизнь, полная света. Она неподвижна, кроме легкого
шевеления крон под порывами ветра. Только мысли и мышление, только наши
думы. А когда наши братья стучат по стволу, мы говорим с ними. Да, это
наша третья жизнь.
- У людей нет третьей жизни.
Хьюман посмотрел на него в недоумении.
- Когда мы умираем, даже если вы нас посадите, все равно ничего не
вырастет. Мы не дадим дерева. Мы никогда не сможем пить энергию солнца.
Когда мы умираем, мы становимся мертвыми.
Хьюман посмотрел на Аунду.
- Но в другой вашей книге постоянно говориться о жизни после смерти и
втором рождении.
- Это не дерево, - сказал Эндер, - это нематериальное. К этому нельзя
прикоснуться. Или заговорить. Или получить ответы.
- Я не верю тебе, - воскликнул Хьюман, - если это правда, почему
Пайпо и Лайбо заставили нас посадить их?
Новинха встала на колени рядом с Эндером, касаясь его - нет, почти
лежа на нем - чтобы слышать каждое слово.
- Каким образом они заставили вас посадить их? - спросил Эндер.
- Они сделали нам ценные подарки, достигли большого почета и
уважения. Люди и свиноподобные вместе. Мандачува и Пайпо. Лайбо и
Лиф-итер. Мандачува и Лиф-итер, оба, они думали, что заслужили третью
жизнь, а Пайпо и Лайбо так не думали. Они присвоили этот дар себе. Почему
они так поступили, если у людей нет третьей жизни?
Голос Новинхи срывался от волнения.
- А что им нужно было сделать, подарить третью жизнь Мандачуве и
Лиф-итеру?
- Конечно, посадить их, - сказал Хьюман, - так же как и сегодня.
- Что сегодня? - спросил Эндер.
- Ты и я, - сказал Хьюман. - Хьюман и Говорящий от имени Мертвых.
Если мы разработаем соглашение, жены и люди вместе, это будет великий,
памятный день. Поэтому либо ты подаришь мне третью жизнь, либо я тебе.
- Своими руками?
- Конечно, - сказал Хьюман. - Если ты не захочешь подарить мне третью
жизнь, тогда я должен отдать ее тебе.
Эндер вспомнил страшную картину, которую увидел всего две недели
назад. Он вспомнил расчлененного Пайпо, его органы тщательно вырезаны и
разложены по земле. Посажены.
- Хьюман, - произнес он, - худшее преступление человека - это
убийство. И самый ужасный путь совершения убийства, это взять живое
существо, расчленить его на части, причинить ему такую боль и страдание,
что он умрет.
Хьюман застыл на мгновение, осмысливая слова.
- Говорящий, - проговорил он наконец, - мой разум усматривает две
стороны. Если люди не имеют третьей жизни, тогда посадить их - значит
убить. В наших глазах, Пайпо и Лайбо присвоили весь почет себе, оставив
Мандачуву и Лиф-итера такими, какие они есть, умирать без уважения и
почета их последователей. В наших глазах, люди вышли из-за изгороди и
подобрали их с земли прежде, чем они могли пустить корни. В наших глазах,
это вы, а не мы совершили убийство, когда забрали тела Пайпо и Лайбо. Но
вы все увидели в другом свете. Пайпо и Лайбо не могли дать Мандачуве и
Лиф-итеру третью жизнь, потому что для них это было убийством. Поэтому они
допустили свою собственную смерть, поскольку не могли убить никого из нас.
- Да, - сказала Новинха.
- Но если это так, почему люди, увидев их тела на холме, не пришли в
лес и не убили нас? Почему вы не зажгли великий огонь и не сожгли наших
отцов и великое материнское дерево?
Лиф-итер закричал на краю поляны. Это был ужасный пронзительный
полурык-полувой, голос невыносимого горя.
- Если бы вы срубили хоть одно наше дерево, - сказал Хьюман, - если
бы вы убили хоть одно дерево, мы пришли бы ночью и убили вас, каждого из
вас. И если кому-то удалось бы выжить, молва пронеслась от рода к роду, и
никому из вас не удалось бы покинуть эту землю живыми. Но почему вы не
убили нас за убийство Пайпо и Лайбо?
Внезапно Мандачува появился за спиной Хьюмана, он тяжело дышал. Он
бросился на землю, протягивая руки к Эндеру.
- Я разрезал его этими руками, - орал он, - я пытался увековечить
его, я убил его дерево навсегда!
- Нет, - сказал Эндер. Он схватил Мандачуву за руки. - Вы оба думали,
что спасаете жизнь другого. Он причинил тебе боль, а ты - причинил боль
ему, убил его, но вы оба верили, что делали доброе дело. Этого достаточно,
по крайней мере сейчас. Теперь вы знаете правду, и мы ее знаем. Мы знаем,
что вы не помышляли об убийстве. И вы теперь знаете, что когда поднимаете
нож на человека, он умирает. Это последний пункт соглашения, Хьюман. Не
давайте людям третьей жизни, они все равно не знают, как вступить в нее.
- Когда я расскажу об этом женам, - сказал Хьюман, - вы услышите
такое ужасное горе, оно будет подобно буре в лесу.
Он повернулся и встал перед Шаутер, он говорил с ней несколько минут.
Затем он вернулся к Эндеру.
- Теперь иди, - сказал он.
- Но мы еще не составили соглашение, - сказал Эндер.
- Я должен поговорить со всеми женами. Они не выйдут ко мне, пока ты
здесь, в тени материнского дерева. Эрроу отведет вас назад, выведет из
леса. Подождите меня на холме, где Рутер охраняет калитку. Поспите, если
хотите. Я представлю проект соглашения женам и попытаюсь все объяснить,
чтобы они поняли, особенно то, что вы хотите сотрудничать с другими
родами, так же как с нами.
Импульсивно Хьюман вытянул руку и нежно коснулся живота Эндера.
- Я хочу сделать собственное соглашение, - обратился он к Эндеру, - я
буду всегда уважать и чтить тебя, но я никогда не убью тебя.
Эндер протянул руку и приложил ладонь к теплому брюшку Хьюмана. Его
соски были словно угольки.
- Я тоже всегда буду уважать тебя, - сказал он.
- И если мы заключим соглашение между нашим родом и людьми, -
продолжил Хьюман, - дашь ли ты мне радость и величие третьей жизни?
Позволишь ли ты мне пить энергию солнца и тянуться к небу?
- Можно сделать это быстро? Не таким медленным и ужасным способом,
как...
- И сделать меня одним из молчаливых деревьев? Не имеющим потомства?
Без почета, только черви, эти жалкие месизы, будут питаться моим соком, да
братья пользоваться моей древесиной?
- Разве нет никого другого, кто бы смог сделать это? - спросил Эндер.
- Один из братьев, которые знают ваш способ жизни и смерти?
- Ты не понял, - сказал Хьюман. - Так весь род узнает, что говорилась
правда и только правда. Либо я дарую тебе третью жизнь, либо ты мне, или
не будет никакого договора. Я не могу убить тебя, Говорящий, и мы оба
хотим договориться.
- Я сделаю это, - произнес Эндер.
Хьюман кивнул, встряхнул руками и вернулся к Шаутер.
- О, Господи, - прошептала Аунда. - Есть ли у вас сердце?
Эндер не отвечал. Он медленно побрел за Эрроу через лес. Новинха дала
ему свой карманный фонарик, чтобы видеть дорогу; теперь Эрроу играл с ним,
как дитя, убавляя и прибавляя свет, наводя его на деревья и кусты. Он был
весел и игрив, как может быть свинка.
Но за своей спиной они слышали голоса жен, пронзительную какофонию
отчаяния. Хьюман рассказал им историю Пайпо и Лайбо, что они умерли
необратимой смертью, страдая от боли. Что они не могли проделать это с
Мандачувой и Лиф-итером, поскольку не хотели стать убийцами. Только отойдя
достаточно далеко от поляны, их голоса стали звучать глуше и мягче, пока,
наконец, не потонули в шорохе их шагов и шелесте деревьев.
- Это была месса по душе моего отца, - сказала Аунда.
- И моего, - добавила Новинха; все поняли, что она говорила о Пайпо,
а не о давно умершем Густо Венерадос.
Эндер не участвовал в их разговоре; он не знал Пайпо и Лайбо, в его
памяти не было скорби и печали. Все, о чем он думал, это о деревьях в
лесу. Однажды они были живыми, чувствующими свинками, каждое из них.
Свиноподобные могли петь им, разговаривать с ними, каким-то образом
понимать их речь. Но Эндер не мог. Для Эндера эти деревья не были людьми,
никогда не могли стать людьми. Если он поднимет нож на Хьюмана, то в
глазах свиноподобных это не будет убийством, но для самого Эндера... Хотя
он и понимал, что убьет только часть жизни Хьюмана. Как свинка, Хьюман был
истинный ремен, брат. А как дерево, он будет не больше камня, могильного
памятника. И чем глубже это осознавал Эндер, тем больше начинал в это
верить.
Он снова убеждал себя, что должен убить, хотя однажды дал себе
обещание не повторять убийство.
Он почувствовал, как рука Новинхи проскользнула ему под локоть. Она
оперлась на него.
- Помогите мне, - прошептала она, - я совсем ничего не вижу в
темноте.
- У меня хорошее ночное видение, - дружелюбно предложил Олхейдо,
направляясь к ней.
- Замолчи, глупый, - цыкнула на него Эла. - Мама хочет идти с ним.
Оба, и Новинха и Эндер, слышали, что она сказала, и оба почувствовали
молчаливую усмешку друг друга. Новинха теснее прижалась к нему.
- Я думаю, у вас есть сердце, чтобы совершить намеченное, - тихо
прошептала она, чтобы только он мог услышать.
- Холодное и жестокое? - спросил он. В его голосе слышались нотки
черного юмора, но слова казались искренними и правдоподобными.
- Достаточно сострадательное, - сказала она. - Чтобы приложить
каменное железо к ране, если это единственный путь заживить ее.
Она была одной из тех, кто прошел сквозь прижигание ран его каленым
железом, поэтому она имела право говорить; и он поверил ей, это облегчило
его сердце от тяжести предстоящей кровавой работы.
Эндер не предполагал, что ему удастся уснуть, зная о предстоящем. Но
он проснулся от нежного голоса Новинхи. Он понял, что находится снаружи,
лежит на траве, его голова покоилась на коленях Новинхи. Все еще было
темно.
- Они возвращаются, - тихо произнесла Новинха.
Эндер сел. Однажды, еще ребенком, он так же проснулся, внезапно и
окончательно; затем он, будучи солдатом, выработал привычку быстрого и
окончательного пробуждения. В одно мгновение он сориентировался на
местности и восстановил все в памяти. Рядом, всего в нескольких метрах,
высилось дерево третьей жизни Рутера. Там, за изгородью, у подножия холма
виднелись крыши первых домишек Милагра. Словно стражи, на вершине холма
высились здания собора и монастыря.
В другой, противоположной стороне, раскинулся лес. По склону холма
спускались Хьюман, Мандачува, Лиф-итер, Капс, Эрроу, Кэлендер, Вом,
Бак-дансер и несколько других братьев, чьих имен Аунда не знала.
- Я не видела их раньше, - сказала она. - Они, должно быть, пришли из
других домов братьев.
Составили ли они договор? - спрашивал молча Эндер. Это все, что меня
беспокоит сейчас. Удалось ли Хьюману объяснить женам новое понимание мира?
Хьюман что-то нес. Завернутое в листья. Свиноподобные молча положили
это перед Эндером; Хьюман начал осторожно разворачивать. Это была
компьютерная распечатка.
- "Королева Пчел и Гегемон", - тихо произнесла Аунда. - Та копия, что
дал им Майро.
- Соглашение, - сказал Хьюман.
Только теперь они поняли, что распечатка была сделана только на одной
стороне листа. На другой стороне в свете фонарика они увидели нечеткие
написанные от руки печатные буквы. Они были крупные и неуклюжие. Аунда
очень удивилась.
- Мы не учили их делать чернила, - сказала она. - Мы никогда не учили
