что ты навсегда останешься прикованным к постели, беспомощным и
неспособным ни к чему, кроме слушания музыки и сожаления о загубленной
жизни.
"Да, я благодарен", - думал Майро. - "Я благодарен, что подобен
столетнему старцу. Что мои пальцы не свились в бесполезный клубок, что я
могу слышать слабое звучание собственного голоса и заикание речи. Я
благодарен судьбе, и могу рассчитывать еще лет на восемьдесят следующего
столетия."
Когда стало ясно, что за ним не нужен постоянный уход, семья
вернулась к собственным делам и проблемам. Эти дни были слишком наполнены
всякими событиями, чтобы усидеть дома с покалеченным ребенком, братом,
сыном, другом. Он понимал это. Он не хотел, чтобы они оставались с ним
дома. Он тоже хотел быть рядом с ними. Его работа осталась незаконченной.
Теперь рухнули все барьеры, пришел конец всем бессмысленным ограничениям.
Теперь он мог беспрепятственно спрашивать свиноподобных о том, о чем
долгие годы только мечтал.
Сначала он пытался работать через Аунду. Она приходила к нему каждое
утро и вечер и составляла отчеты о проделанной работе на терминале в
гостиной дома Рибейра. Он прочитывал ее отчеты, задавал вопросы, слушал ее
рассказы. Она очень серьезно запоминала все его вопросы, которые он хотел
задать свиноподобным. Но спустя несколько дней, он заметил, что, конечно,
она имела ответы на вопросы Майро, но это были непоследовательные ответы,
не имеющие характера научного исследования. Все ее внимание было занято
собственной работой. И Майро перестал давать ей задания. Он притворялся,
что больше заинтересован в ее исследованиях, что ее работа более важна.
Правда крылась в другом. Он не мог больше видеть ее. Он стал
ненавидеть их встречи. Для него признание ее своей сестрой было
болезненным и ужасным. Но он знал, что это только его мнение. Он мог
отречься от людских законов, презреть все табу и жить с ней в лесах, среди
свиноподобных. Однако, Аунда была верующей и зависимой от общественного
мнения. Она погрустила, узнав, что Майро стал ее братом, но она сразу же
стала отделяться от него, начала сознательно забывать его поцелуи и
прикосновения, его ласки, его шутки, его клятвы и обещания.
Лучше, если и он забудет ее тоже. Но он не мог. Каждый раз, когда они
встречались, его ранила ее доброта и терпеливость, ее забота, которой она
старалась окружить его. Он был ее братом, братом-калекой, и она должна
быть добра к нему. Но любовь прошла.
Не желая того, он сравнивал Аунду со своей матерью, которая любила
своего любовника, не взирая на любые препятствия. Но тот, кого так любила
мать, был полноценным человеком, а не беспомощным каркасом.
Майро оставался дома и изучал отчеты других. Это было пыткой,
сознавать, что он никогда не сможет присоединиться к ним, но все же это
было лучше безделья, бесполезного слушания музыки и разглядывания
увеселительных картинок. Он смог печатать, медленно, поддерживая правую
руку левой и нажимая указательным пальцем букву за буквой. Его скорость
была смехотворно мала для набивания информации или составления отчетов, но
он мог общаться с компьютером и вызывать информацию из чужих файлов. Таким
образом, он мог быть в курсе проводимой работы и не терять связи с
реальностью с того момента, как калитка стала для всех открытой.
Аунда работала вместе со свиноподобными над лексиконом языков мужей и
жен, разрабатывала систему произношения и транскрипций, чтобы они могли
записать основы своих языков. Ей помогал Квим, но Майро знал, что он
преследовал собственные цели: он намеревался стать миссионером в других
родах свиноподобных, обращая их к Господу до того, как они увидят
"Королеву Пчел и Гегемона"; он намеревался перевести хотя бы часть святого
писания и Библии и говорить со свиноподобными на их языке. Вся эта работа
с языками свиноподобных и их культурой была очень хорошей и важной, она
закладывала основы на будущее, готовила к контактам с другими родами. Но
Майро знал, что с ней легко могли справиться ученики дона Кристиана,
которые рискнули показаться в своих монашеских рясах и задавали много
вопросов о свиноподобных, а также отвечали на все вопросы, заданные им,
терпеливо и подробно. Аунда позволила себе хоть немного многословия,
надеялся Майро.
Настоящую работу, как заметил Майро, проводил со свиноподобными Эндер
с ведущими техниками из службы Боскуинхи. Они вели трубопровод от реки к
поляне материнского дерева для того, чтобы подвести воду. Они провели
электричество и обучали братьев, как пользоваться терминалом компьютера.
Между этим они обучали их примитивным приемам ведения сельского хозяйства
и животноводства. Они знакомили их со способами приручения кабр и
использованию их для вспашки земли. Это были беспорядочные, разные по
уровням технологии и знания, которые сразу обрушились на свиноподобных. Но
Эндер обсуждал эту тему с Майро и объяснил ему свой замысел, чтобы
свиноподобные увидели реальные, пусть даже драматические, но немедленные
результаты их соглашения. Бегущая вода, компьютерная связь, открывающая
дверь в любую библиотеку мира, электрический свет в ночи. Но все это
оставалось еще магией и чудом, зависящим от человека. В то же время, Эндер
пытался сохранить их самостоятельность, изобретательность и
индивидуальность. Блеск электрических огней мог породить множество мифов,
передающихся от рода к роду, но они будут не сильнее слухов долгие, долгие
годы. Деревянный плуг, коса, борона, семена амаранта - вот то, что давало
реальные сдвиги, позволяло свиноподобным десятикратно увеличить население,
где бы они не оказались. Все это могло передаваться с места на место с
баулом семян, сшитым из кожи кабры и навыками работы, хранимыми в памяти.
Именно в эту работу хотелось бы включиться Майро. Но что пользы от
его скрюченных, трясущихся рук, от его слабых ног среди пашен амаранта?
Что пользы от простого сидения у ткацкого станка? Он даже не может хорошо
говорить, чтобы учить других.
Эла работала над развитием новых видов растений Земли и даже мелких
видов животных и насекомых, новых форм, которые не только в состоянии
сопротивляться Десколаде, но и нейтрализовать ее. Мать помогала ей в
основном советами и лишь изредка практически. Она была полностью поглощена
новой, очень важной и очень секретной работой. Снова, только Эндер пришел
к Майро и рассказал о том, что знала лишь его семья и Аунда: королева пчел
жива, она снова возродится к жизни, как только Новинха найдет способ
защиты от Десколады, ее и баггеров, порожденных ею. Как только все будет
готово, королева пчел оживет.
И опять это все пройдет мимо Майро. Впервые в истории люди и две
чуждые расы будут жить вместе как ремены, а Майро не станет частью ни
одной из них. Он стал менее человеком, чем свиноподобные. Он не может
ничего делать руками, не может даже говорить. Он перестал быть
использующим орудия, членораздельно говорящим животным. Он превратился в
ваэлза. Они держали его как любимую игрушку.
Да, он должен уехать, он хотел уехать. Лучше всего испариться,
исчезнуть. Даже от самого себя.
Но не прямо сейчас. У него появился неразрешимый вопрос, которым он
боялся поделиться с другими. Он должен сам найти разгадку. Его терминал
стал вести себя очень странно.
Он заметил это еще в первую неделю, когда ему удалось выкарабкаться
из цепких лап паралича. Он сканировал файлы Аунды и вдруг понял, что не
предпринимая ничего особенного, он вторгся в файлы закрытого доступа. Они
были защищены несколькими паролями, он и понятия не имел, что могло быть в
качестве паролей, хотя каким-то образом информация оказалась доступна ему.
Там оказались ее размышления об эволюции свиноподобных, о возможном
до-десколадовом обществе и жизненных моделях. Именно об этом она говорила
и спорила с Майро две недели назад. Теперь она сделала эту информацию
закрытой для доступа и вообще не обсуждала с ним.
Майро не стал говорить ей, что видел те файлы, но однажды он умело
направил беседу в нужное русло. Она с воодушевлением поделилась с ним
своими идеями сразу, как только он коснулся темы. Памятуя, что он только
сам может выслушивать заикание своего голоса, он оставил большинство
аргументов при себе, сосредоточившись на ее рассказе и молча споря с ней.
Но то, что она скрыла ряд информации, говорило о том, чем она
действительно интересовалась.
Но как ему удавалось?
Это случилось снова и снова. Файлы Элы, матери, дона Кристиана. Как
только свиноподобные начали играть с терминалом, он смог видеть их как
эхо-отображение. Это позволило ему быть в курсе всех их компьютерных
исследований, делать предположения и даже кое-что менять, помогая им. Он
мог практически видеть, чем интересуются свиноподобные и облегчать их
поиск. Но откуда у него такой могущественный, такой сверхприоритетный
доступ к машине.
Терминал как будто стремился отождествиться с ним. Вместо набора
длинных кодовых последовательностей, он лишь начинал набирать команду, и
машина уже выполняла его инструкцию. В конечном итоге ему не нужно было
даже регистрироваться и вводить входной пароль. Он нажимал любую клавишу
клавиатуры и на экране появлялся список работ, которые он обычно выполнял,
он мог выбрать любую из них. Он мог нажать лишь цифру, обозначающую нужную
деятельность, и система была готова к работе. Это экономило ему массу
усилий, а главное время, которое требовалось для кропотливого набора буквы
за буквой.
Сначала он думал, что это проделки Олхейдо, что он или кто-нибудь из
офиса мэра написали для него служебную программу. Но Олхейдо лишь ошалело
взирал на проказы терминала и повторял: мистика. А когда он послал
сообщение мэру, она не получила его. Вместо нее его навестил Говорящий от
имени Мертвых.
- Твой терминал, Майро, стал очень полезным, - сказал Эндер.
Майро не отвечал. Он думал, почему мэр переслала его записку
Говорящему.
- Мэр не получила твоего послания, - сказал Эндер, - его получил я. И
будет лучше, если ты не будешь ни с кем делиться о том, что вытворяет твой
терминал.
- Почему? - спросил Майро. Это единственное слово, которое он мог
произносить без запинки.
- Потому что тебе помогает не новая программа. Это личность, персона.
Майро рассмеялся. Ни один человек не действовал так быстро, как
работала эта программа. Она была быстрее всех тех программ, с которыми он
работал раньше, она оказалась очень инициативной и всесильной. Это было
быстрее человека, но разумнее программы.
- Это мой старинный друг. По крайней мере, это она сказала мне о
твоем послании и предложила, чтобы я передал тебе, что благоразумие -
очень хорошее качество. Ты видишь, она чуть застенчива. У нее не так много
друзей.
- Сколько?
- В настоящее время два. А на протяжении нескольких тысяч лет всего
один.
- Не человек, - сказал Майро.
- Ремен, - ответил Эндер. - Она более гуманна, чем многие люди. Мы
любили друг друга долгое время, помогали друг другу, зависели друг от
друга. Но последние недели, после прибытия сюда, мы разошлись. Я стал
больше вовлечен в жизнь людей, окружающих меня. Твоя семья.
- Мама.
- Да. Твоя мать, твои братья и сестры, работа со свиноподобными,
работа с королевой пчел. Мой друг и я все время разговаривали друг с
другом. Теперь у меня нет времени. Иногда мы обижали друг друга. Она очень
одинока. Я думаю ей нужна другая компания.
- Я?
- Да. Она уже помогает тебе. Теперь, когда ты знаешь о ее
