контуру дупла. - Эндер повиновался, прислонив ухо почти к самому дуплу, он
начал двигать головой, повернув ее так, чтобы Джейн могла все хорошо
разглядеть. Джейн рассказывала, что она видит. Эндер простоял около дупла
довольно долго. Затем он повернулся к остальным.
- Маленькие матери, - сказал он, - здесь, внутри, маленькие матери,
они беременны. Они не более четырех сантиметров. Одна из них рожает.
- Ты видишь камушками? - спросила Эла.
- Аунда встала на колени рядом с ним, но ничего не могла разглядеть.
- Невероятный половой диформизм. Самки вступают в половую зрелость в
раннем детстве, дают жизнь потомству и умирают. - Она спросила Хьюмана: -
Все эти маленькие некто снаружи дерева, все они братья?
Хьюман повторил вопрос Шаутер. Жена подошла к дереву и протянула руку
к стволу недалеко от отверстия. Взяв довольно крупного младенца, она
пропела несколько фраз.
- Это молодая жена, - перевел Хьюман, - она будет помогать другим
женам следить за детьми, когда вырастет.
- Только одна? - спросила Джейн.
Эндер вздрогнул и встал на ноги.
- Она бесплодна, стерильна, или они никогда не допустят, чтобы она
имела потомство. С возрастом она уже не сможет иметь детей.
- Почему? - спросила Аунда.
- У них нет родового канала, - сказал Эндер. - Младенцы выедают свой
путь наружу.
Аунда зашептала молитву.
Зато Эла казалась еще более заинтересованной, чем раньше.
- Очаровательно! - воскликнула она. - Но если они такие маленькие, то
как они спариваются?
- Конечно, мы относим их отцам, - сказал Хьюман. - А вы как думали?
Разве отцы могут прийти сюда?
- Отцы, - повторила Аунда. - Так они называют наиболее уважаемые
деревья.
- Да, - произнес Хьюман. - Отцы выделяют сперму на кору. Они выделяют
сперму вместе с соком. Мы относим маленьких матерей к тому дереву, которое
выбирают жены. Они ползают по коре и сперма вместе с соком проникает им в
живот и наполняет их маленькими некто.
Аунда молча указала на рудиментарные соски на животе Хьюмана.
- Да, - сказал Хьюман. - Это перевозчики. Самый уважаемый брат кладет
маленькую мать на сосок, и она очень крепко держится всю дорогу к отцу. -
Он потрогал свой живот. - Это самая великая радость нашей второй жизни. Мы
бы носили наших маленьких матерей каждую ночь, если бы могли.
Шаутер запела снова, теперь звук ее голоса стал громче и длительней.
Дупло на материнском дереве начало медленно затягиваться.
- Все эти самки, маленькие матери, они ощущают что-нибудь? - спросила
Эла.
Она произнесла слово, значения которого Хьюман не знал.
- Они проснулись, бодрствуют? - объяснил Эндер.
- Конечно!
- Что он имеет в виду, - поинтересовалась Аунда, - могут ли маленькие
матери думать? Знают ли они язык?
- Они? - переспросил Хьюман. - Нет, они не разумнее кабр. Пожалуй,
немного сообразительней, чем месизы. Они делают лишь три вещи: едят,
ползают и прилипают, когда их несут. Те, что снаружи дерева, - они уже
начали учиться. Я помню, как сам ползал по материнскому дереву. Значит,
тогда у меня уже была память. Но я один из немногих, которые помнят это.
Неожиданно на глаза Аунды навернулись слезы.
- Все эти матери, они рождаются, оплодотворяются, дают жизнь
потомству и умирают. И все в раннем детстве. Они даже не осознают, что они
живые.
- Половой диморфизм бывает чрезвычайно нелеп, - сказала Эла. - Самки
достигают половой зрелости в очень раннем детстве, а самцы очень поздно.
Смешная ирония жизни, что самки, доминирующие над всеми, бесплодны. Они
управляют целым родом, но не могут передать собственные гены...
- Эла, - обратилась к ней Аунда. - Что, если мы создадим возможность
для маленьких матерей вынашивать детей, не скармливая им свою плоть.
Кесарево сечение. С заменой материнского корпуса обогащенной питательными
веществами средой. Могут же самки дожить до взрослости?
Эла не дали шанса ответить. Эндер взял обеих за руки и притянул к
себе.
- Какое вам дело! - зашептал он. - Что, если они отыщут способ для
человеческих девочек зачать и вынашивать ребенка, который будет
развиваться в хрупком и неразвитом детском чреве?
- О чем вы говорите! - воскликнула Аунда.
- Это болезненно и опасно! - присоединилась Эла.
- Мы пришли сюда не подрывать древние устои их жизни, - сказал Эндер.
- Мы пришли сюда утвердить мир между нами. Пройдет сотня, пять сотен лет,
когда они достаточно переймут у нас знаний, чтобы быть готовыми изменить
себя, только тогда они сами должны решить, менять или не менять способ
зачатия и вынашивания детей. Мы даже не догадываемся, что может произойти
с ними, когда вдруг одинаковое количество самок и самцов достигнут своей
зрелости. Зачем все это? Они не смогут больше иметь детей, так? Они не
смогут состязаться с самцами в перевоплощении в отцов, так? Тогда зачем
они?
- Но они умирают, даже не осознав, что жили...
- Они такие, какие они есть, - сказал Эндер. - Им решать, менять свой
жизненный цикл или нет, но не вам. Мы не должны судить по всему со своей
колокольни, стараясь сделать всех счастливыми на свой манер.
- Вы правы, - сказала Эла, - конечно, вы правы, извините меня.
Для Элы свиноподобные не были людьми, они были необычной чуждой
фауной. И Эла стремилась обнаружить отличия от человеческой модели жизни.
Но Эндер видел, что Аунда по-настоящему огорчена. Она делала акцент на
ременов: она думала о свиноподобных как мы, а не они. Она принимала их
странное поведение, как должное. Даже убийство отца она рассматривала, как
допустимую норму чужеродности. Это означало, что она была более терпимой и
благосклонной к свиноподобным, чем могла быть Эла. Однако это делало ее
более уязвимой к жестокому, животному поведению ее друзей.
Эндер заметил, что проработав долгое время со свиноподобными, Аунда
переняла одну из их привычек: в момент сильного волнения ее тело
деревенело. Поэтому он вернул ей человеческий облик, взяв ее за плечи
отцовским жестом и сжав ее.
Аунда слегка вздрогнула от его прикосновения, затем нервно
улыбнулась.
- Вы знаете, о чем я сейчас думаю? - сказала она. - Маленькие матери
рожают детей и умирают некрещенными.
- Если епископ Перегрино договорится с ними, - сказал Эндер, -
возможно они разрешат нам окропить святой водой нутро дерева и произнести
молитву.
- Не дразните меня, - сказала Аунда.
- И не думал. На сегодня мы попросим их изменить свое поведение,
чтобы мы смогли ужиться с ними, и это все. Мы тоже должны будем
измениться, чтобы они смогли жить рядом с нами. Надо будет согласиться с
этим, либо изгородь вновь разделит нас, потому что тогда мы будем угрозой
их существованию.
Эла кивнула, соглашаясь с ним, но Аунда снова одеревенела. Внезапно
пальцы Эндера с силой вцепились в плечо Аунды. Испугавшись, она тоже
послушно кивнула: он ослабил свою хватку.
- Прости меня, - сказал он, - но они такие, какие есть. Если хочешь,
такими их создал Бог. Поэтому не пытайся переделать их на свой манер.
Он вернулся к материнскому дереву. Шаутер и Хьюман терпеливо ждали.
- Прости, пожалуйста, наш непредвиденный перерыв, - сказал Эндер.
- Нормально, - сказал Хьюман. - Я рассказал ей, о чем вы говорили.
Эндер почувствовал слабость внутри.
- О чем же?
- Я сказал, что они хотели кое-что сделать для маленьких матерей,
чтобы они более походили на людей, но ты сказал, что они не должны делать
этого, иначе нас снова разделит изгородь. Я сказал ей, что ты говорил: мы
должны остаться Маленькими Некто, а вы должны остаться людьми.
Эндер улыбнулся. Его перевод был определенно точным и правдивым, но
он не касался деталей. Было понятно, что жены в действительности хотели,
чтобы маленькие матери выжили при деторождении, не подозревая, к каким
серьезным последствиям может привести такое, на первый взгляд простое,
гуманное изменение поведения. Хьюман был блестящим дипломатом; он сказал
правду, хотя не упомянул о ее возможных последствиях.
- Хорошо, - сказал Эндер. - Теперь мы достаточно познакомились друг с
другом, и самое время начать серьезный разговор.
Эндер уселся на голую землю. Шаутер села на корточки напротив него.
Она пропела несколько слов.
- Она говорит, что вы должны нас научить всему, что знаете, взять нас
к звездам, дать королеву пчел и отдать ей тот луч света, который вы всегда
носите с собой, иначе она ночью пошлет всех братьев, чтобы убили всех
людей, пока они спят, и повесили их высоко над землей, чтобы те не могли
попасть в третью жизнь. - Видя тревогу людей, Хьюман указал в живот
Эндера. - Нет, нет, вы должны понять. Это ничего не значит. Мы всегда так
угрожаем, когда говорим с представителями других родов. Или вы думаете,
что мы сошли с ума? Мы никогда не убьем вас! Вы дали нам амарант, глиняную
посуду, "Королеву Пчел и Гегемона".
- Скажи ей, чтобы взяла назад свои угрозы, иначе я ничего ей не дам.
- Я же говорил тебе, Говорящий, это просто так, это не имеет
значения...
- Скажи ей мои слова и не пытайся ни в чем убеждать ее.
Хьюман заговорил с ней.
Шаутер вскочила на ноги и обошла вокруг материнского дерева,
вскидывая руки и громко причитая.
Хьюман повернулся к Эндеру.
- Она жалуется великой матери и всем остальным женам, что ты такой
брат, который не знает своего места. Она говорит, что ты очень грубый и с
тобой невозможно иметь дело.
Эндер кивнул.
- Да, она абсолютно права, теперь у нас что-нибудь получится.
Снова Шаутер уселась на корточки напротив Эндера. Она заговорила на
языке Мужей.
- Она говорит, что не убьет ни одного человека и не позволит никому
из братьев или жен убить хоть кого-нибудь из вас. Она еще раз напоминает
тебе, что ты в два раза выше любого из нас, и ты знаешь все, а мы ничего.
Теперь она уже достаточно унизила себя, чтобы ты мог говорить с ней?
Шаутер наблюдала за ним, мрачно ожидая ответа.
- Да, - сказал Эндер. - Теперь можно начинать.
Новинха стояла на коленях около кровати Майро. Квим и Олхейдо стояли
рядом. Дон Кристиан укладывал спать Грего и Квору в их спальне. Его
колыбельная песня была едва слышна в спальне Майро и тонула в его дыхании.
Майро открыл глаза.
- Майро, - произнесла Новинха.
Майро тяжело вздохнул.
- Майро, ты дома, у себя в постели. Ты перелез через изгородь. Теперь
доктор Найвио говорит, что твой мозг в опасности. Мы не знаем, будет ли
эта опасность постоянно угрожать тебе или пройдет. Ты можешь остаться
частично парализованным. Но ты жив, Майро, и Найвио говорит, что может
много сделать для компенсации твоего недуга. Ты понимаешь? Я говорю тебе
правду. Возможно, твое состояние ухудшится, но не стоит отчаиваться.
Он тихо простонал. Но это не был звук боли. Это была попытка сказать
что-то, но безрезультатная.
- Ты можешь двигаться или говорить? - спросил Квим.
Рот Майро медленно открывался и закрывался.
Олхейдо протянул руку и остановил ее в метре от головы Майро.
- Ты можешь проследить глазами за моей рукой?
Глаза Майро посмотрели за рукой. Новинха схватила и сжала руку Майро.
- Ты чувствуешь, как я сжимаю твою руку?
Майро снова простонал.
- Закрывай рот для "нет", - сказал Квим, - и открывай, когда хочешь
сказать "да".
Майро закрыл рот и промычал:
- "Мм..."
Новинха была безутешна; несмотря на все утешения, это было самым
страшным, что могло случиться с ее ребенком. Когда Лауро потерял глаза и
стал Олхейдо - она ненавидела это прозвище, а сейчас сама использовала его
- она думала, что ничего страшного уже не могло произойти. Но Майро,
