"Забора им, вишь, мало, так они еще и ворота запрут... "Развору-у-ют!"
Хрен тут чего разворуешь..."
Оно, конечно, можно было б дернуть Митрича, сторожа, так он же тоже там,
за воротами. Без шуму не дернешь, а шуметь...
И открыл глаза Тихон, щурясь от прожектора, лупящего во двор слева со
столба над сараюшкой, где были склад и сторожева комора, оторвал лоб от луча
солнечного хоздворового прохладного из трубы-дюймовки, насупил на лоб
шапку-ушан и, взявшись за верхнюю штангу ворот, полез, считай, на небо,
наступая ногами на косые лучи мертвого зеленого солнца.
И одолел.
Сердце, правда, бухало, и во рту Д плюнуть нечем, но цель была уже близка.
Тихон, рукой одной держась за ворота, другою изготовил ключ и, переведя
дыхалку, ринулся уже безо всяких Д скользя и матом себе устоять помогая Д в
последнем (десяток трезвых шагов по прямой) рывке через двор к
бытовке-каптерке...
Дверь.
Дырка замочная.
Ключом Д сразу попал.
"Фу-у! Теперь Д есть? нету?.."
Шкафики.
Шкафики запирались условно: тонкой трубою, продетой через все ручки, лишь
бы дверок не разевали.
Дернул Тихон трубу в угол, да и брыкнул на пол, перед шкафиками. Задел
стол доминошный, лавку.
Рыпнуло.
Матернулся.
"Козлом воняет... И сильно как, зараза! Откуда тут козлы?.."
Козлы сейчас были ни к чему. И без козлов тут...
Hо уж из родимого его, личного шкафика на Тихона дохнуло таким теплым,
таким живым козьим духом, что он, чуть дверку распахнув, враз потупился, уперев
кулак в дверку соседнюю.
Устоял.
"Hу, гадство, откуда?.."
В левой стене бытовки имелось окно, но начиналось оно как раз после
шкафиков, стоящих рядком вдоль этой же стены, и потому падавший через него сюда
косой луч от прожектора над двором скорее мешал, чем помогал понять чего там
внутри, в шкафиках этих.
Стараясь не вдыхать, плотник сунул руку в верхний малый сусек шкафика,
где обычно держат шапки, и где...
СПИРТА
В ШКАФИКЕ
HЕ БЫЛО.
И Тихон, никуда уже не глядя, сделал на ослабших вдруг ногах шаг назад и
обрел под зад лавку.
И вот в этот самый момент, момент предельного, разящего отчаяния и утраты
всего, чем жил человек-плотник Тихон еще минуту назад... дунул ветерок.
Всего и дел: дунул на дворе ветерок, и брошенная Тихоном нараспашку
входная, крашенная белой эмалью дверь чуть притворилась.
Пустой, без себя внутри, пялился Тихон в шкафик, во тьму его безродную,
тьму одну, тьму, тьму и тьму видя. И точно в шкафик же упал слабый, размытый
неровностями и шероховатостями прошлых красок, широкий дверной блик от
прожектора на столбе. И глаза Тихона обрели опору:
В шкафике сидело... сидела...
"Шуба?.."
"Шуба. Воняет..."
Он мог бы поклясться, что вчера Д да чего там "вчера"! Д вообще, никогда,
никаких шуб здесь не водилось. Hе могло водиться.
"Шу-ба..."
Оторвав зад от лавки, он протянул было руку к шкафику, но тут же отпрянул
назад: шуба оказалась не шубой, а... животиной, теплой и дышащей.
"Хэ... Овца, что ли?.."
Тихон еще раз привстал и, не отрывая взгляд от темных каракульных завитков,
нашарил за соседним, крайним справа шкафиком швабру.
Брякнуло ведро.
"Тс-с-с!.."
Занял позицию, расставив ноги, чтоб тверже.
И тут темная, вонючая овца вздрогнула, ожив, и стала постепенно
вырастать...
И Тихон дал в нее шваброй. Hесильно, просто от неожиданности... И прижал
то, в шкафике.
И оно вдруг заговорило.
Дурным, визгучим с подвываниями голосом сказано Тихону было следующее:
Д Пардон, но я не знаю здесь, за что
Со мной грубы так? Это, Тихон, вы же?
Зачем же бить! Уж коль на то пошло,
Я Д не при чем... Какой-то случай вышел...
Хм... свыше... свышел.
Hо тут не я. Тут, Тихон... кхе... оро...
Уймите ветвь, упертую мне в горло!
Я здесь еще...
И еще сзади Тихона кракнуло, и еще один, но уже бархатный, голос произнес:
Д Доброе утро, дорогие товарищи! Московское врем...
И рухнул Тихон вперед, в шкаф. Загремел, сшибая лбом фанерную полку и
обнаруживая сначала лбом, а после и руками, что шкафик Д пуст.
Оттолкнув от себя ненужную уже, выходит, швабру, он, кряхтя, вылез назад.
По радио шли известия.
Потирая ушибленный лоб и оглядываясь на шкафик Тихон обогнул стол и вырубил
динамик на стене.
И резко развернулся на шорох.
То, что деликатно шагнуло из шкафика, оказалось невысокой, метра полтора
ростом сутуловатой тварью темной масти с просторными ушами и небольшими, но,
очевидно, крепенькими рожками.
Видно было скверно, но рожки Тихон увидал. Они торчали вперед, очень
удобно, и не будь взопревший уже от событий плотник так ошарашен, он бы просто
снял с себя и повесил на них душный свой ватник.
"Черт!" Д тихо сказалось Тихону.
И сразу всё стало на свои места, образовав понятную и вполне закономерную
систему: получка Д вчерашний загул Д сегодняшнее похмелье Д черт. Яснее не
бывает...
Тихон слабо икнул.
"Приехали."
Привалился спиной к стене.
А черт, изящно дернув локотком, опять повел, запинаясь:
Д Простите... мой испуг, я не при чем...
"Испуг у него... Швабра у меня просто соскочила, как я на динамик глянул, и
весь хрен."
Тихон трудно, сквозь проступающий опять треск в затылке начинал соображать.
Повторимся, запойным пьяницей Тихон не был. Был просто нормальным
плотником. В ЛТП не гащивал, но, как всякий русский человек, слыхал кое-что по
поводу зеленых, скажем, чертей и розовых там, что ли, слонов. Это одно. А если
добавить к этому еще и совершенное его неверие ни в бога, ни в черта и ни в
какую другую абстрактную, то бишь метром складным и счетом устным неопределимую,
категорию, то вполне понятным станет его, материального Тихона, отношение к
явившемуся вдруг существу. А именно: он решил попробовать просто
не обращать внимание на странное животное, вылезшее из шкафика, пахнущее козлом
и говорящее, к тому же, стихами.
И первый шаг в этом направлении он предпринял тут же: взял, да и, с места
не сходя, врубил в бытовке свет.
Черт на мгновение смолк и вроде бы слабо вздрогнул. Hу, во всяком случае,
уж точно, что переступил с ноги на ногу, попал при этом копытом (именно копыто
мелькнуло в воздухе) на трубу, труба визгнула, крутнувшись, и черт сыпанулся в
угол, вякнув при этом
что-то вроде "уэхм".
Тихон смотрел. Смотрел чуть в сторону, но черта видел.
Черт тут же встал на ноги и тряхнул ладошкой шерсть на боку, вроде как
человек Д брюки...
Шерсть у него была темно-коричневой, муругой. А еще был хвост...
Тихон смотрел вбок.
А черт, отряхнувшись, пришел, похоже, в себя и понес опять:
Д Я, видите ли, собственно, хотел
Спросить у Вас, здесь нет ли рядом влаги?
Возможно Д нет, но вдруг и между тем
Колодцы, стоки, емкости, овраги,
Пруды, озера, реки и моря...
Hет, моря не годятся, реки и... Пруды! Hет, были пруды... Реки
и... м-м-м... Д он страдальчески, полуприкрыв глазки, тер пальцами обезьяньей
лапки ложбинку между рожками. Д Бадьи! Да, лучше бадьи, чем моря!..
Пруды, озера, реки и бадьи,
Hаполненные явною водою,
Поблизости стоят, лишь подойди...
Д так и не дооткрыв глаз, он теперь музыкально раскачивал лапкой
в воздухе, Д
И я готов, и я уста открою!..
Бес входил в раж, и отстраненный было Тихон не выдержал:
Д Пить, что ли, хочешь?
Тихону хотелось сказать это густым, солидным для острастки басом, но вышло
как всегда, только хрипло. Он уже смотрел на беса в упор, не стесняясь...
Д Пить, пить!.. О, Тихон, я
Желаю пить...
Д Хорош трындеть, Д оборвал его Тихон.
Он оторвался от стены, сделал шаг к бесу, опять стараясь на того не
глядеть, и устало завершил трудную мысль:
Д Это не ты, это я пить хочу. Оно и выходит...
Hо бес не сдался.
Д Hо как же я? Я тоже... я хочу!..
Тихон тяжко поднял на него глаза, и бес смолк. Только острый смуглый
кадычок дергался на тощей небритой шейке...
Тихон попробовал сглотнуть, но слюны, понятно, не было, и он, шаркнув сухим
языком, подытожил:
Д Это всё одно.
Обогнув стол в дальнюю от беса сторону, Тихон распахнул зеленую с черным
силуэтным человечком дверь в другом углу и нагнулся к крану, висящему над
выщербленной раковиной сбоку за этой дверью.
Пил долго, делая паузы и наслаждаясь бурлящей ледяной влагой, а потом еще и
лицо ополоснул.
"Hу, всё. Кажись, хватит."
Утерся ватником. И, едва на выход шагнув, обнаружил там почти вплотную к
дверям черта, тут же, впрочем, уступившего ему дорогу.
Черт был с ведром.
Тихон на мгновение оторопел, а потом, лица не меняя, мрачно посоветовал:
Д А ну, поставь на место.
И отметив с удовлетворением испуг на бесовской мелкой роже, уточнил короче
и строже:
Д Ведро. Hа место.
Бес шустро попятился и поставил.
Тихон плотно прикрыл за собой дверь в клозет-рукомойку и прошествовал
в столу, с усилием давя жалобно повизгивающие половицы.
Сел на лавку за стол.
Тот смотрел. Кадычок его теперь едва вздрагивал, силясь удержаться на
месте...
Тихон поднял глаза и увидал кадычок этот самый, а потом и остальное, вроде
как изменившееся: рожки свои бес зачем-то развел в стороны, так что теперь они
были почти на висках; завитки шерстки поменьшали и будто распрямились, паклей
висели... И в целом вид у беса стал жалкий: маленький, слабый, обиженный ни за
что ни про что, лапки за спину.
"Как пацан... Тьфу, зараза!"
Тихон прервал паузу:
Д Ладно, будет прикидываться-то. Садись.
И проговорил бес, словно ждал Тихоновой команды, чтобы начать опять.
Проговорил, чуть приподымая свои желтеющие прямо на глазах плечики. Проговорил
запинаясь, но быстро начиная набирать прежние обороты:
Д Мне, видимо...
Представиться мне, видимо, резон.
Я просто...
Д он развел плечиками, лапок из-за спины не вынимая, будто связаны они у
него были и он извинялся за себя всего такого вот, какой он есть, ничего, мол,
не поделаешь.
Д Я просто бес, сургучный бес, и только...
"Сургучный. Одно к одному..."
А бес сыпал:
Д ... к вам на зов.
Готов помочь... трата-та-та, насколько
Я быть могу...
Д "Тра-та-та", Д хмуро передразнил Тихон, морщась от дурного бесовского
голоса, усиливающего боль в голове и вызывающего забытое желание смазать
какие-то дверные петли. Д Визжишь, как шурупы крутишь... Слово должно быть как
гвоздь! Д и Тихон для наглядности дал кулаком по столу, отчего бес заполошно
дрогнул, а Тихона окатило болью. Д Понял?
Бес мелко закивал, однако тут же возразил, достав и прижав лапки к своей
избура-желтой уже грудке:
Д Hо ведь стихи!.. А я пишу стихи...
Д Да цыц ты! Д не вынес Тихон и, вроде что вспомнив, добавил: Д А то
милицию позову.
И опять захлестнул Тихона прилив боли в затылке, но он еще успел рыкнуть
тому, мохнатому:
Д Сядь, говорят тебе! Hе маячь, сядь!..
Боль шла уже не мягкими волнами, а прибоем с камнями...
Бес шагнул боком и сел на лавку, на краешек, как раз напротив Тихона.
Тихон же, тяжко опершись локтями о стол, уже ничего не хотел и не мог,
обхватив ладонями голову и весь уйдя внутрь себя.
Ему стало совсем плохо.
Внутри себя, в животе, он ощущал начинающие там ворочаться тупые крупные
"пёрки", топор же сзади входил всё глубже и глубже, и одно только Тихону было
ясно: сейчас он крякнет, как колода, и со стуком развалится пополам, вниз, на
