Вечно живым остается только третий элемент, элемент чисто и вечно
художественного. Он не теряет с течением времени своей силы; его сила
постепенно возрастает. Еги-
58
петская пластика сегодня волнует нас несомненно сильнее, чем могла волновать
своих современников; она слишком сильно была с ними связана печатью времени и
личности, и в силу этого ее воздействие было тогда приглушенным. Теперь мы
слышим в ней неприкрытое звучание вечности - искусства. С другой стороны, чем
больше "сегодняшнее" произведение искусства имеет от первых двух элементов,
тем легче, разумеется, оно найдет доступ к душе современника. И далее, чем
больше наличие третьего элемента в современном произведении искусства, тем
сильнее он заглушает первые два и этим самым делает трудным доступ к душе
современников. Поэтому иной раз должны миновать столетия, прежде чем звучание
третьего элемента достигнет души человека.
Таким образом перевес этого третьего элемента в художественном произведении
является признаком его величия и величия художника.
Эти три мистические необходимости являются тремя непременными элементами
художественного произведения; они тесно связаны между собою, т.е. взаимно
проникают друг друга, что во все времена является выражением целостности
произведения. Тем не менее, первые два элемента имеют в себе свойства времени
и пространства, что для чисто и вечно художественного, которое стоит вне
времени и пространства, образует что-то вроде непроницаемой оболочки. Процесс
развития искусства состоит, до некоторой степени, в выделении чисто и вечно
художественного от элементов личности и стиля времени. Таким образом, эти два
элемента являются не только участвующими, но и тормозящими силами.
Стиль личности и времени образует в каждой эпохе многие точные формы, которые,
несмотря на, по-видимому, большие различия, настолько сильно органически
сродни между собою, что их можно считать одной формой, ее внутреннее звучание
является в конечном итоге одним главным звучанием.
Эти два элемента имеют субъективный характер. Вся эпоха хочет отразить себя,
художественно выразить свою жизнь. Также и художник хочет выразить себя и
избирает только формы, душевно родственные ему. Постепенно, однако, образуется
стиль эпохи, т.е. в некотором роде внешняя
59
субъективная форма. По сравнению с этим, чисто и вечно художественное является
объективным элементом, который становится понятным с помощью субъективного.
Неизбежное желание самовыражения объективного есть сила, которую мы здесь
называем внутренней необходимостью; сегодня она нуждается в одной общей форме
субъективного, а завтра - в другой. Она является постоянным неутомимым
рычагом, пружиной, которая непрерывно гонит нас "вперед". Дух идет дальше и
потому то, что сегодня является внутренними законами гармонии, будет завтра
законами внешними, которые при дальнейшем применении будут жить только
благодаря этой, ставшей внешней, необходимости. Ясно, что внутренняя духовная
сила искусства пользуется сегодняшней формой лишь как ступенью для достижения
дальнейших.
Короче говоря, действие внутренней необходимости, а значит и развитие
искусства, является прогрессивным выражением вечно объективного во
временно-субъективном, а с другой стороны, это есть подавление субъективного
объективным.
Сегодня признанная форма является, например, достижением вчерашней внутренней
необходимости, оставшейся некоторым образом, на внешней ступени освобождения,
свободы. Эта сегодняшняя свобода закреплена была путем борьбы и многим, как
всегда, кажется "последним словом". Канон этой ограниченной свободы гласит:
художник может пользоваться для своего выражения всякой формой до тех пор,
пока он стоит на почве форм, заимствованных от природы. Однако, как и все
предшествующее, это требование носит лишь временный характер. Оно является
сегодняшним внешним выражением, т.е. сегодняшней внешней необходимостью. С
точки зрения внутренней необходимости не следует устанавливать подобных
ограничений; художник может стать всецело на сегодняшнюю внутреннюю основу, с
которой снято сегодняшнее внешнее ограничение и благодаря этому сегодняшняя
внутренняя основа может быть сформулирована следующим образом: художник может
пользоваться для выражения любой формой.
Итак, наконец, выяснилось (и это чрезвычайно важно во все времена и особенно -
"сегодня"!), что искание личного, искание стиля (и между прочим, и
национального элемента)
60
не только - при всем желании - недостижимо, но и не имеет того большого
значения, которое сегодня этому приписывают. И мы видим, что общее родство
произведений не только не ослабляется на протяжении тысячелетий, а все более и
более усиливается; оно заключается не вне, не во внешнем, а в корне всех основ
- в мистическом содержании искусства. И мы видим, что приверженность к
"школе", погоня за "направлением", требование в произведении "принципов" и
определенных, свойственных времени средств выражения, может только завести в
тупики, и привести к непониманию, затемнению и онемению. Художник должен быть
слепым по отношению к "признанной" или "непризнанной" форме и глухим к
указаниям и желаниям времени.
Его отверстый глаз должен быть направлен на внутреннюю жизнь и ухо его всегда
должно быть обращено к голосу внутренней необходимости. Тогда он будет
прибегать ко всякому дозволенному и с той же легкостью ко всякому
недозволенному средству.
Таков единственный путь, приводящий к выражению мистически необходимого.
Все средства святы, если они внутренне необходимы.
Все средства греховны, если они не исходят из источника внутренней
необходимости.
Но с другой стороны, если и сегодня на этом пути можно до бесконечности
развивать теории, то для дальнейших деталей теория во всяком случае
преждевременна. В искусстве теория никогда не предшествует практике, а
наоборот. Тут все, особенно же в начале пути, может быть достигнуто
художественно верное. Если чисто теоретически и возможно достигнуть общей
конструкции, то это преимущество, являющееся истинной душой произведения (а
значит также и относительной его сущностью), все же никогда не может быть
создано теоретическим путем; его нельзя найти, если чувство не вдохнуло его
внезапно в творение. Так как искусство влияет на чувство, то оно может и
действовать только посредством чувства. Вернейшие пропорции, тончайшие
измерения и гири никогда не дадут верного результата путем головного
вычисления и дедуктивного взвешивания. Такие пропорции не могут быть
вычислены, таких весов
61
не найти.* Пропорции и весы находятся не вне художника, а в нем, они есть то,
что можно назвать чувством меры, художественным тактом - это качества
прирожденные художнику; воодушевлением они могут быть повышены до гениального
откровения. В этом духе следует понимать также и возможность в живописи
генерал-баса, который пророчески предсказал Гете. В настоящее время можно лишь
предчувствовать подобную грамматику живописи и, когда, наконец, для нее
настанет время, то построена она будет не столько на основе физических законов
(как это уже пытались и даже и теперь пытаются делать: "кубизм"), сколько на
законах внутренней необходимости, которые можно спокойно назвать законами души.
Итак, мы видим, что в основе как каждой малой, так и в основе величайшей
проблемы живописи будет лежать внутреннее. Путь, на котором мы находимся уже в
настоящее время и который является величайшим счастьем нашего времени, есть
путь, на котором мы избавимся от внешнего. **
Вместо этой внешней главной основы принята будет противоположная ей, - главная
основа внутренней необходимости. Но как тело укрепляется и развивается путем
упраж-
___________
* Великий многогранный мастер Леонардо да Винчи изобрел систему или шкалу
ложечек для того, чтобы ими брать различные краски. Этим способом
предполагалось достигнуть механический гармонизации. Один из его учеников
долго мучился, применяя это вспомогательное приспособление. Придя в отчаяние
от неудач, он обратился к другим ученикам с вопросом: как этими ложечками
пользуется сам мастер? На этот вопрос те ответили ему: "Мастер ими никогда не
.пользуется."(Мережковский: Леонардо да Винчи).
** Понятие "внешнее" не следует здесь смешивать с понятием "материя". Первым
понятием я пользуюсь только для "внешней необходимости", которая никогда не
может вывести за границы общепризнанного и только традиционно "красивого".
"Внутренняя необходимость" не знает этих границ и часто создает вещи, которые
мы привыкли называть "некрасивыми". Таким образом, "некрасивое" является лишь
привычным понятием, которое, явилось внешним результатом раньше действовавшей
и уже реализовавшейся внутренней необходимости, еще долго влачит призрачное
существование. Некрасивым в эти прошедшие времена считалось все, что тогда не
имело связи с внутренней необходимостью. А то, что тогда стояло с ней в связи,
получило уже определение "красивого". И это по праву, - все, что вызвано
внутренней необходимостью, тем самым уже прекрасно, и раньше и позже неизбежно
будет признано таковым.
62
Сдержанная устремленность. 1944
нений, так и дух. Как запущенное тело слабеет и, в конце концов, становится
немощным, так и дух. Прирожденное художнику чувство является тем евангельским
талантом, который нельзя зарывать. Художник, который не использует своих
даров, подобен ленивому рабу.
По этой причине для художника не только безвредно, но совершенно необходимо
знать исходную точку этих упражнений.
Этой исходной точкой является взвешивание внутреннего значения материала на
объективных весах, т.е. исследование - в настоящем случае цвета, который в
общем и целом должен во всяком случае действовать на каждого человека.
Нам незачем заниматься здесь глубокими и тонкими сложностями цвета, мы
ограничимся изложением свойств простых красок.
Сначала следует сконцентрироваться на изолированной краске; надо дать
отдельной краске подействовать на себя. При этом следует учитывать возможно
простую схему. Весь вопрос следует свести к наиболее простой форме.
В глаза тотчас бросается наличие двух больших разделов:
1. Теплые и холодные тона красок.
2. Светлые или темные их тона.
Таким образом тотчас возникают четыре главных звучания каждой краски; или она:
I) теплая и при этом 1) светлая или 2) темная, или же она: II) холодная и 1)
светлая или 2) темная.
Теплота или холод краски есть вообще склонность к желтому или к синему. Это
различие происходит, так сказать, в той же самой плоскости, причем краска
сохраняет свое основное звучание, но это основное звучание становится или
более материальным или менее материальным. Это есть движение в горизонтальном
направлении, причем при теплой краске движение на этой горизонтальной
плоскости направлено к зрителю, стремится к нему, а при холодной краске -
удаляется от него.
Краски, вызывающие это горизонтальное движение другой краски, сами также
характеризуются этим движением, но имеют еще и другое движение, внутреннее
действие которого сильно отделяет их друг от друга; благодаря этому они в
смысле внутренней ценности составляют первый большой контраст. Итак,
склонность краски к холодному или теплому имеет неизмеримую внутреннюю
важность и значение.
64
Вторым большим контрастом является различие между белым и черным - красками,
которые образуют другую пару четырех главных звучаний, - склонность краски к
светлому или к темному. Эти последние также движутся или к зрителю, или от
него, но не в динамической, а в статически застывшей форме. (См. таблицу 1).
Второго рода движение: желтого и синего, усиливающее первый большой контраст,
есть их эксцентрическое или концентрическое движение.* Если нарисовать два
круга одинаковой величины и закрасить один желтым, а другой синим цветом, то
уже при непродолжительном сосредоточивании на этих кругах можно заметить, что
желтый круг излучает, приобретает движение от центра и почти видимо
