Души непрерывно падают из высших секций в низшие, и весь треугольник кажется
стоящим неподвижно. Кажется, что он движется вниз и назад. Во время этих
периодов немоты и слепоты люди придают особенное и исключительное значение
внешним успехам, они заботятся лишь о материальных благах и как великое
достижение приветствует техничЩский прогресс, который служит и может служить
только телу. Чисто духовные силы в лучшем случае недооцениваются, а то и
вообще остаются незамеченными.
Одиноких алчущих и имеющих способность видеть высмеивают или считают
психически ненормальными. А голоса редких душ, которых невозможно удержать под
покровом сна, которые испытывают смутную потребность духовной жизни, знания и
прогресса, звучат жалобно и безнадежно в грубом материальном хоре. Постепенно
духовная ночь спускается все глубже и глубже. Все серее и серее становится
вокруг таких испуганных душ и носители их, измученные и обессиленные
сомнениями и страхом, часто предпочитают этому постепенному закату внезапное
насильственное падение к черному.
В такие времена искусство ведет унизительное существование, оно используется
исключительно для материальных целей. Оно ищет материал для своего содержания
в грубо
19
материальном, так как более возвышенное ему неизвестно. Оно считает своей
единственной целью зеркально отражать предметы, и эти предметы остаются
неизменно теми же самыми. "Что" в искусстве отпадает ео ipso. Остается только
вопрос, "как" этот предмет передается художником. Этот вопрос становится
"Credo" (Символом веры). Искусство обездушено.
Искусство продолжает идти по пути этого "Как". Оно специализируется,
становится понятным только самим художникам, которые начинают жаловаться на
равнодушие зрителя к их произведениям. Обычно художнику в такие времена
незачем много говорить и его замечают уже при наличии незначительного "иначе".
За это "иначе" известная кучка меценатов и знатоков искусства выделяют его
(что затем, при случае, приносит большие материальные блага!), поэтому большая
масса внешне одаренных ловких людей набрасывается на искусство, которым,
невидимому, так просто овладеть. В каждом "художественном центре" живут тысячи
и тысячи таких художников, большинство которых ищут только новой манеры. Они
без воодушевления, с холодным сердцем, спящей душой создают миллионы
произведений искусства.
"Конкуренция" растет. Дикая погоня за успехом делает искания все более
внешними. Маленькие группы, которые случайно пробились из этого хаоса
художников и картин, окапываются на завоеванных местах. Оставшаяся публика
смотрит, не понимая, теряет интерес к такому искусству и спокойно
поворачивается к нему спиной.
Но, несмотря на все ослепление, несмотря на этот хаос и дикую погоню, духовный
треугольник в действительности медленно, но верно, с непреодолимой силой
движется вперед и ввысь.
Незримый Моисей нисходит с горы, видит пляску вокруг золотого тельца. Но с
собой он все же несет людям новую мудрость.
Его неслышную для масс речь все-таки прежде всех других слышит художник. Он
сначала бессознательно и незаметно для самого себя следует зову. Уже в самом
вопросе "Как" скрыто зерно исцеления. Если это "Как" в общем и целом и
остается бесплодным, то в самом "иначе", которое
20
Сечение стрелой. 1923
мы и сегодня еще называем "индивидуальностью", все же имеется возможность
видеть в предмете не одно только исключительно материальное, но также и нечто
менее телесное, чем предмет реалистического периода, который пытались
воспроизводить как таковой и "таким, как он есть", "без фантазирования".*
Если это "Как" включает и душевные эмоции художника и если оно способно
выявлять его более тонкие переживания, то искусство уже на пороге того пути,
где безошибочно сможет найти утраченное "Что", которое будет духовным хлебом
наступающего теперь духовного пробуждения. Это "Что" уже больше не будет
материальным, предметным "Что" миновавшего периода, оно будет художественным
содержанием, душой искусства, без которой ее тело ("Как") никогда не будет
жить полной здоровой жизнью, так же, как не может жить отдельный человек или
народ.
Это "Что" является содержанием, которое может вместить в себя только
искусство; и только искусство способно ясно выразить это содержание
средствами, которые только ему, искусству, присущи.
______________
* Здесь часто говорится о материальном и о нематериальном и о промежуточных
состояниях, которые называют "более или менее" материальными. Все ли материя?
Все ли дух? Не может ли различие, которое мы делаем между материей и духом,
быть только градациями или только материи, или только духа? Мысль, которую
позитивная наука считает продуктом "духовного", есть также материя, но
воспринимается она не грубыми, а более тонкими органами. То, к чему не может
прикоснуться наша телесная рука, - дух ли это? В этом кратком очерке мы не
можем говорить об этом более пространно. Достаточно, если мы не будем
проводить слишком четких границ.
-------------------------------------------------------------------------------
III. Поворот к духовному
Духовный треугольник медленно движется вперед и ввысь. В наше время одна из
нижних наибольших секций достигает ступени первых лозунгов материалистического
"Credo". В религиозном отношении обитатели этой секции носят различные имена.
Они называются иудеями, католиками, протестантами и т.д. В действительности же
они атеисты, что открыто признают некоторые из наиболее смелых или наиболее
ограниченных из них. "Небеса" опустели. "Бог умер". Политически эти обитатели
являются приверженцами народного представительства или республиканцами.
Боязнь, отвращение и ненависть, которую они вчера чувствовали к этим
политическим воззрениям, они сегодня переносят на анархию, которая им
неизвестна; им знакомо только ее название, и оно вызывает в них ужас.
Экономически эти люди являются социалистами. Они оттачивают меч
справедливости, чтобы нанести смертельный удар гидре капитализма и отрубить
этому злу голову.
Обитатели большой секции треугольника никогда самостоятельно не решали
вопросов; их всегда тащили в повозке человечества жертвующие собою ближние,
стоящие духовно выше их. Поэтому им ничего неизвестно о том, что значит тащить
повозку, - они наблюдали это всегда с большого расстояния. Поэтому они думают,
что тащить ее очень лег-
23
ко. Они верят в безупречные рецепты и в безошибочно действующие средства.
Следующая, более низкая, секция вслепую подтягивается упомянутой выше секцией
на эту высоту. Но она все еще крепко держится на старом месте, сопротивляется,
опасается попасть в неизвестное, чтобы не оказаться обманутой.
Более высокие секции не только слепо атеистичны в отношении религии, но могут
обосновать свое безбожие чужими словами, - например, недостойной ученого
фразой Вихрова: "Я вскрыл много трупов и никогда при этом не обнаружил души".
Политически они чаще бывают республиканцами; им знакомы различные
парламентские обычаи; они читают политические передовицы в газетах.
Экономически они являются социалистами различных нюансов и могут подкреплять
свои "убеждения" многими цитатами (начиная от "Эммы" Швейцера, к "Железному
Закону" Лассаля, до "Капитала" Маркса и еще многих других).
В этих более высоких секциях имеются и другие рубрики, которых не было в
только что описанных; это наука и искусство, а также литература и музыка.
В научном отношении эти люди - позитивисты. Они признают только то, что может
быть взвешено и измерено. Остальное они считают той же вредной чепухой, какой
они вчера считали "доказанные" сегодня теории.
В искусстве - они натуралисты. Они признают и ценят личность, индивидуальность
и темперамент художника, но только до известной границы, проведенной другими,
и в эту границу поэтому они твердо верят. .
Несмотря на, по-видимому, большой порядок и на непогрешимые принципы, в этих
высших секциях все же можно найти скрытый страх, смятение, шаткость и
неуверенность, как это бывает в головах пассажиров большого прочного
океанского парохода, когда в открытом море, при скрывшейся в тумане суше,
собираются черные тучи и угрюмый ветер громоздит черные водяные горы. Причиной
тому является их образование. Они знают, что почитаемый сегодня ученый,
государственный деятель, художник еще вчера был осмеян - как недостойный
серьезного взгляда карьерист, мошенник, халтурщик.
И, чем выше в этом духовном треугольнике, тем очевиднее этот страх, эта
неуверенность проступает наружу свои-
24
ми острыми углами. Во-первых, встречаются глаза, которые могут самостоятельно
видеть, встречаются головы, способные к сопоставлениям. Такие одаренные люди
спрашивают себя: раз позавчерашняя мудрость была низвергнута вчерашней, а
вчерашняя - сегодняшней, то, может быть, и современная мудрость будет сметена
завтрашней. И наиболее смелые из них отвечают: "Все это вполне возможно!".
Во-вторых, находятся глаза, способные видеть то, что "еще не объяснено"
современной наукой. Такие люди задают себе вопрос: "Придет ли современная
наука на путь, по которому она уже так долго движется, к решению этих загадок?
И, если она придет к их решению, можно ли будет положиться на ее ответы?".
В этих секциях находятся и профессиональные ученые, помнящие, как встречались
академиями новые факты, ныне твердо установленные и признанные теми же
академиями. Тут же находятся искусствоведы, которые пишут глубоко-" мысленные
книги, полные признания того искусства, которое вчера еще считалось
бессмысленным. Этими книгами они устраняют препятствия, которые искусство
давно уже преодолело, и устанавливают новые, которые на этот раз должны будут
твердо и на все времена стоять на этом новом месте. Занимаясь этим, они не
замечают, что строят преграды не впереди, а позади искусства. Когда они завтра
заметят это, то напишут новые книги и быстро переставят свои преграды
подальше. Это останется неизменным до тех пор, пока не будет понято, что
внешний принцип искусства может быть действительным только для прошлого, но
никогда для будущего. Теоретического обоснования этого принципа для
дальнейшего пути, лежащего в области нематериального, быть не может. Не может
кристаллизоваться в материи то, чего еще материально не существует. Дух,
ведущий в царство завтрашнего дня, может быть познан только чувством. Путь
туда пролагает талант художника. Теория - это светоч, который освещает
кристаллизовавшиеся формы вчерашнего и позавчерашнего. (Дальнейшее об этом см.
гл. VII, Теория).
Поднимаясь еще выше, мы столкнемся с еще большим смятением, как в большом
городе, прочно возведенном по всем архитектонически-математическим правилам,
вне-
25
запно потрясенном чудовищной силой. Человечество действительно живет в таком
духовном городе, где внезапно проявляются силы, с которыми не считались
духовные архитекторы и математики. Тут, как карточный домик, рухнула часть
толстой стены; там лежит в развалинах огромная, достигавшая небес, башня,
построенная из многих сквозных, как кружево, но "бессмертных" духовных устоев.
Старое забытое кладбище сотрясается, открываются древние забытые могилы, и из
них поднимаются позабытые духи. Столь искусно смастеренное солнце обнаруживает
пятна и темнеет, и где замена для борьбы с мраком?
В этом городе живут также и глухие люди, которых оглушила чуждая мудрость, и
которые не слышали как рухнул город; они также не видят, ибо чужая мудрость
ослепила их; они говорят: "Наше солнце становится все светлее и мы скоро
увидим, как исчезнут последние пятна". Но и у этих людей отверзнутся очи и
слух.
А еще выше никакого страха уже не существует. Там происходит работа, смело
расшатывающая заложенные людьми устои. Здесь мы также находим профессиональных
ученых, которые снова и снова исследуют материю; они не знают страха ни перед
каким вопросом и, в конце концов, ставят под сомнение саму материю, на которой
еще вчера всЩ покоилось, и на которую опиралась вся вселенная. Теория;
