Гагр.
Или подранок, или наваждение, думал дядя Сандро, и хотя весь промок, но
до того разгорячился, что не замечал холода, и, главное, конь, рассказывал
дядя Сандро, уже как хорошая собака, напавшая на след дичи, сам рвался за
ней, но все же догнать не мог.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если б, на счастье, они не вышли
на мелководье. Почувствовав под ногами дно, конь припустил, а птица,
рассказывал дядя Сандро, припустить не могла, потому, хоть шея у нее и была
длиной с мою руку, ноги все же у нее были короткими, особенно против
лошадиных. В последнее мгновенье она попыталась нырнуть, но дядя Сандро
успел ухватить ее за черную задницу и приподнять над водой.
Дядя Сандро страшно замерз и разозлился на эту странную птицу, особенно
после того, как, пощупав ее, убедился, что тело у нее твердое, как доска, и
до индюшки ей далековато. Хотел он ей тут же размозжить голову, но вспомнил,
что рядом, в Гаграх, живет принц Ольденбургский и от скуки покупает всякую
всячину.
Может, купит, подумал дядя Сандро, и, сунув птицу в хурджин, приторочил
его к седлу и поехал в Гагры.
Часа через два дядя Сандро был в Гаграх. Одежда на нем кое-как обсохла,
но все же он сильно продрог и очень хотел выпить, чтобы согреть кровь, но
выпить было нечего и не на что.
В самих Гаграх он встретил одного абхазца и спросил у него, принимает
ли еще принц всякую всячину.
-- Если всякая всячина понравится, то принимает, -- ответил абхазец.
Тогда дядя Сандро попросил отвести его к принцу. Но тот отказался,
ссылаясь на то, что принц со вчерашнего дня не в духе.
-- Что же случилось вчера? -- спросил дядя Сандро, начиная
раздражаться.
Тут абхазец этот радостно, но под большим секретом рассказал ему, что
двери в бараках австрийских пленных до сих пор еще не прорубили и что принц
из-за этого сильно серчает, особенно на инженера Бартмера, который считай
что мертвый и не слишком ошибешься.
Дядя Сандро еще больше помрачнел, и тогда абхазец сказал, что в Гаграх
живет один грек, который перекупает подарки принцу, а потом сам или через
своих родственников преподносит ему.
-- Дом построил на этом деле, -- похвастался он своим знакомым греком и
предложил свести его с ним. Дядя Сандро отказался. Тогда абхазец попросил
показать ему подарок принцу, но дядя Сандро и тут отказался.
-- Да так, пустячок, -- сказал он.
-- Учти, если орел, -- сказал абхазец, оглядывая хурджин и стараясь
угадать, что в нем лежит, -- можешь его собакам отдать, орлов уже не
принимает.
-- Как же, орел, -- сказал дядя Сандро, радуясь за свою птицу, -- чуть
не заклевал меня вместе с лошадью.
Тут абхазец двинулся дальше, и дядя Сандро, оставшись один, опять
помрачнел.
-- Так когда же они эти проклятущие двери прорубят?! -- крикнул ему
вслед дядя Сандро.
-- Никто не знает! -- радостно обернулся абхазец, -- одно могу сказать,
за мильон рублей не хотел бы я быть инженером Бартмером.
Абхазец, махнув рукой, скрылся за углом, все еще радуясь, что он не
инженер Бартмер.
Дядя Сандро поехал дальше. Он подъехал к гостинице "Альпийская" и
увидел этого несчастного сторожа. Дядя Сандро спросил у него, нельзя ли ему
увидеться с принцем Ольденбургским, которому он привез одну диковинку.
Сторож ему на это ответил, что с принцем увидеться нельзя, и опять, как тот
абхазец, стал ему рассказывать про ненавешанные двери и пленных австрийцев,
хотя про инженера Бартмера ничего не сказал.
Можно себе представить, каково было дяде Сандро слушать все это во
второй раз. К тому же сторож поинтересовался, какой подарок он везет принцу
Ольденбургскому.
-- Камень или животное? -- спросил сторож.
-- Уж, во всяком случае, не орел, -- ответил дядя Сандро, еле сдерживая
себя.
Видя, что из-за этих дурацких ненавешанных дверей ему не удастся
свидеться с принцем, дядя Сандро, отчаявшись, спросил у сторожа, как найти
того грека, который перекупает всякую всячину для принца. Сторож ему на это
ничего не ответил, а только подозрительно посмотрел на него и сурово
замкнулся, намекая на свою должность.
Дядя Сандро проглотил это оскорбление, но, чтобы сторож не подумал, что
он его испугался, он слез с лошади и стал пить воду из фонтанчика,
устроенного перед входом в гостиницу, хотя пить ему не хотелось.
Дядя Сандро, нагнувшись, сделал пять-шесть глотков из этого фонтанчика,
как вдруг услышал непристойный звук, изданный гяурской задницей сторожа.
Ошеломленный странными гагринскими делами, еще до этого замученный
птицей, дядя Сандро не выдержал. Он бросил свою лошадь, подскочил к сторожу,
выхватил у него винтовку и дал ему прикладом по голове. Обливаясь кровью,
сторож рухнул у своей гостиницы. Из гостиницы выскочили служители, схватили
дядю Сандро и переправили его в полицейский участок.
Все это дядя Сандро рассказал принцу, по дороге отбрасывая ненужные
детали и, наоборот, останавливая внимание на деталях полезных. Так он решил,
что про смит-вессон и упоминать не стоит, тогда как расстояние от берега до
черного лебедя смело увеличил до одной версты.
-- Да как ты его разглядел с бехега? -- удивился принц.
-- У нас, у чегемцев, глаз острый, -- скромно пояснил дядя Сандро.
Принц Ольденбургский выразительно посмотрел на адъютанта.
-- Так он же возле Гудаут нашел его, -- напомнил адъютант.
-- А бинокль? -- спросил Александр Петрович, на что адъютант ничего не
смог ответить.
-- Так, значит, -- повернулся принц к дяде Сандро, -- у всех чегемцев
глаз острый?
-- Да, -- сказал дядя Сандро, не моргнув своим острым чегемским глазом,
-- у нас вода такая.
-- Интересно, что за вода, -- сказал принц Ольденбургский задумчиво, --
надо будет снарядить человека за пробой...
Дядя Сандро ясным взором смотрел на принца, выражая готовность внести
любые уточнения по поводу чегемских источников.
-- Дарю тебе за любознательность и остроглазие, -- сказал принц
Ольденбургский и кивнул на бинокль адъютанта. Тот молча снял его и передал
дяде Сандро. Дядя Сандро поблагодарил принца и повесил бинокль на шею.
-- Ах ты, везунчик, -- сказал переводчик по-абхазски.
Происшествие со сторожем дядя Сандро изложил как бы мимоходом, стараясь
не портить хорошее впечатление от остального рассказа. Он сказал, что,
проезжая мимо гостиницы, решил напиться, и, когда спешившись стал пить воду
из фонтанчика, сторож без всякого повода стрельнул в него задницей, что по
абхазским обычаям считается страшным оскорблением. Вот он и не выдержал.
Дикарь, подумал Александр Петрович, но какое чувство собственного
достоинства.
-- Спроси, -- кивнул он своему переводчику, -- откуда он знает, что
сторож хотел его этим оскорбить?
-- А там больше никого не было, -- ответил дядя Сандро.
Свита рассмеялась. Принц нахмурился: не вполне законная симпатия к
этому молодому человеку начала передаваться свите.
-- А если сторож умрет? -- спросил принц, стараясь постигнуть
психологию поступка молодого аборигена.
-- Значит, так у него на роду написано, -- ответил дядя Сандро и для
полной ясности постучал указательным пальцем себя по лбу.
-- Тогда мы тебя сошлем на каторгу, -- сказал принц, все еще пытаясь
раскрыть перед его сознанием, упрямо отказывающимся рефлектировать, всю
трагическую нелепость его поступка.
-- Знаю, в Сибирь, -- поправил его дядя Сандро и добавил: -- Значит,
так суждено.
-- Ну, а если у него это нечаянно получилось? -- не унимался принц.
-- Он должен был сразу же, пока я еще не успел оскорбиться, сказать:
"Не взыщите, нечаянно!" -- радостно ответил дядя Сандро, показывая, что при
отсутствии злого умысла всегда можно найти общий язык.
Принц Ольденбургский задумался. Дядя Сандро, почувствовав, что допрос,
по-видимому, кончился, вывернул свой хурджин и, присев у пруда, стал его
обмывать.
"Дикарь, но как свободно держится, -- думал Александр Петрович, --
крепостного рабства не знали, вот в чем дело..."
В это время по парковой аллее в кресле-коляске, запряженной осликом,
тряся сухонькой головкой, проехала принцесса Евгения Максимилиановна. Ослика
вел под уздцы казак. Другой казак придерживал коляску сзади Свита
поклонилась. Ничего не замечая, принцесса проехала как страшный сон.
-- А это еще кто? -- тихо спросил дядя Сандро у переводчика при виде
такого странного зрелища.
-- Его жена, -- так же тихо ответил переводчик.
-- Ну и жена, -- вздохнул дядя Сандро, жалея принца.
-- Ваше высочество, как быть с этим? -- спросил начальник полиции,
почувствовав, что дальше занимать время принца неприлично и опасно.
-- Если сторож придет в себя, отпустить, а если что, будем судить, --
сказал принц.
Дядя Сандро вместе с переводчиком и начальником полиции пустился в
обратный путь. Сейчас спутники дяди Сандро едва поспевали за ним, ему
хотелось догнать коляску и еще раз посмотреть в лицо страшной принцессы.
Начальник полиции туго обдумывал слова принца, стараясь вникнуть в их
подспудный смысл, угадать, нет ли ловушки, тайного испытания. Он
почувствовал, что преступник чем-то понравился принцу, иначе он не стал бы
дарить ему бинокль, но, с другой стороны, ему же, принцу, в угоду надо было
неукоснительно выполнять законы.
-- Рабства не знали, вот в чем положительная особенность абхазов, --
многозначительно сказал принц, обращаясь к свите. Свита вздохнула, и на
некоторых лицах даже как бы появилось выражение некоторой запоздалой вины за
слишком долгое крепостное рабство в родной стране.
С пристани раздался звук шомпольной пушки, возвестившей законный
полдень. Принц Ольденбургский покосился на свиту. Свита подчеркнуто замерла,
выражая полное доверие к точной работе шомпольной пушки. А раньше, бывало,
как только ударит пушка, кто-нибудь нет-нет и посмотрит на часы, словно
надеясь, что пушка вдруг ошибется. Но пушка не могла ошибиться, потому что
была связана электрической проводкой с башенными часами.
В двенадцать часов начинался перерыв на всех рабочих предприятиях Гагр.
Кроме того, это было время кормления пеликанов и цапель.
Услышав выстрел, розовый пеликан бросился в воду и теперь ракетными
толчками пересекал пруд.
Через несколько минут у пруда появился боцман пристани с мокрым сачком,
наполненным ставридой. Принц Ольденбургский требовал для кормления пеликанов
самой свежей рыбы, поэтому боцман всегда держал про запас сачок, наполненный
рыбой и опущенный в море. Такая рыба, по крайней мере, в течение суток была
похожа на свежевыловленную.
Увидев боцмана, пеликан, выходя из воды, клокотнул и, расправив
огромные крылья, словно прикрывая беговую дорожку от возможных соперников,
побежал к нему. Как пеликан ни спешил, а все-таки остановился на краю аллеи,
там, где кончался зеленый дерн -- знал, дальше неположено. За пеликаном
более сдержанно приковыляла пеликанша, а там и вовсе скромно, не доходя до
границы аллеи, остановились цапли.
Птицы лучше иных людей усваивали порядок, который с такой энергией
насаждал принц Ольденбургский. Птицы и рабочие ремонтных мастерских, и
потому он тех и других любил больше всех.
Началось кормление. Александр Петрович вынул из сачка крупную ставриду
и бросил ее пеликану. Разинув свой чудовищный клюв, пеликан с ловкостью
собаки на лету подхватил добычу. Мгновенье было видно, как рыба, скользя,
проваливается по желобу нижней челюсти. Пасть захлопнулась с полноценным
звуком одернутого зонта. Александр Петрович бросил рыбу пеликанше. Тот же
благородный костяной звук с металлическим оттенком, только зонт поменьше.
