месяц, проведенный в третьем отряде.
Самое сильное впечатление оставил, конечно же, фильм "Золото
Маккены" с индейцами, ковбоями и двумя голыми женщинами. Сеанс
проходил в летнем открытом театре под стрекот сверчков. Черное
небо было усыпано тяжелыми южными звездами. В кармане было еще
целых две сосательных конфеты, сворованные из девчачей палаты. На
задних рядах целовались старшие пионеры с пионерками. Уже через
пятнадцать минут после начала сеанса мне страшно захотелось
писать.
- Посторожи место! - сказал я Валерке и побежал к ближайшему
кипарису, где уже стоял такой же товарищ. Крымские горы
оглашались дикими криками индейцев, пальбой и конским топотом.
Непонятно было, кто кого любит, но это было не так важно.
- Некомпанейские вы люди! - фраза, запавшая в память на всю
жизнь из уст плохого, наглого ковбоя Билла, предлагавшего всем
купаться голыми.
Хороший, скромный ковбой Джон бросился в ледяное озеро прямо
с горы в штанах и рубашке, чтобы постирать их заоодно, и тут
сквозь мутную воду все мы в первый раз в жизни увидели голую
индианку, которая так и липла к бедному Джону, не давая ему
всплыть на поверхность и глотнуть воздуху. Вначале мне даже
показалось, что она хочет утопить или задушить его. У ней было
все видно, и даже спереди! Правда, не очень резко, но волосы
внизу живота все-таки были видны, и она вся прямо извивалась
змеей, чтобы схватить его крепче. Потом, лет через двадцать, я
узнал, что Джону в этом фильме было лет шестьдесят, и меня
постигло жестокое разочарование.
Но тогда мы были страшно довольны. Сколько я видел фильмов
и картин, где голых теток показывают сзади - подумаешь! ведь
никакой разницы, если смотреть сзади, не чувствуется, - а вот
спереди показывали в первый раз. Все пионеры затаили дыхание, а
она все липла к нему и липла. За день до фильма мы соревновались
- кто дольше просидит под водой, и сейчас я вместе с Джоном
чувствовал, как все плывет перед глазами, начинает звенеть в ушах
и хочется скорее добраться до поверхности.
Еще был классный фильм "Пятьдесят на пятьдесят". Ничего про
него не помню, кроме конца, когда усталый, но счастливый
советский разведчик, перебив всех американских шпионов, идет под
дождем из самолета, или это уже было в "Мертвом сезоне", и сразу
так сильно захотелось домой, в Москву.
Раз в неделю мы залезали на горку и подсматривали в девчачью
баню, но ничего не было видно, один пар и визги, хотя мы очень
старались.
Правда, однажды я так наелся черешни прямо с дерева за
забором, что не вылезал из сортира целый день. Чуть было не
получил холеру. Еще почему-то очень ценилась на вкус "Детская"
зубная паста, которую мы пожирали вместо обеда целыми тюбиками.
Вот и весь пионерский лагерь.
То ли дело плавание на пароходе! Я спустился в нашу каюту,
где моя бабушка уже читала газету. Я решил сразу же пойти
исследовать корабль дальше, но тут в каюту вошла загорелая
девица, улыбнулась и сказала:
- Привет, я - Оксана с Одесы.
Она скинула туфли, вскочила на нижнюю койку и принялась
запихивать вещи на антресоли, открывая длинные крепкие ноги, так
что я даже успел увидеть кусочек белых трусиков в самом верху.
Это было так сладко и заманчиво, хотя я из-за своего возраста не
мог ей быть особенно интересен, что я прямо прилип к своему
месту.
Дверь хлопнула, и в каюте остался волнующий запах.
Ужин давали в корабельном ресторане, украшенном зеркалами в
деревянных оправах. Меню на четырех страницах включало неведомые
блюда. Шипучий лимонад извергался из стакана облачком холодных
щекотящих пузырьков, и еще было два эклера с шоколадным кремом.
Потом я сожрал целую миску пьяной вишни до судороги во рту, когда
тяжелый язык уже еле поднимался, прижимая очередную косточку к
распухшему небу.
Вид вкусной еды после месяца в пионерском лагере мутил
голову. Остановиться было невозможно. Малосольные огурчики,
свежий мягкий хлеб с хрустящей корочкой, жареная картошка,
салат...
Верхняя палуба отбрасывала свет на черные теплые волны,
вдалеке горы Крыма сливались с небом и морем, береговые огни
плавно переходили в звезды, и горизонт можно было определить
только по мигающему маяку. Наверное, отсюда я бы уже не доплыл до
берега, и как страшно, когда вода такая черная-черная, и со дна
всплывают к поверхности колючие скользкие твари и затягивают
вниз, опутывая руки и ноги холодными щупальцами. И всегда,
заплывая на глубину, я ждал эти холодные щупальца, присоски,
акульи зубы и прочую склизкую дрянь. Особенно страшно было
купаться ночью голым, когда, казалось, рыбы должны были
обязательно напасть на открытый и беззащитный кусочек тела,
который от холода совсем морщился и убегал внутрь моего тела.
Оксана танцевала, обнявшись без всякого стеснения с каким-то
матросом, чуть не падая вниз. На танцах в пионерлагере мы с
завистью смотрели на старших пионеров, которые приглашали девиц
из средних и своих отрядов и запросто обнимали их так, будто
играли в пионербол. Стоит, например, какая-нибудь девчонка одна,
подходишь к ней, - и смело сразу берешь ее за талию, а она кладет
руки тебе на плечи, и ты чувствуешь ее тело сверху до низу, -
представлял себе я. Пора было уже спать, я спустился в каюту,
разделся, открыл зеленый иллюминатор и тут же уснул на своей
верхней полке, охваченный первыми морскими впечатлениями. Во сне
я случайно ударился головой о стенку, поглядел вниз и похолодел:
на нижней полке лежала совершенно голая Оксана.
Сон тут же пропал, мысли мчались, спотыкаясь о непонятно
почему мешающий лежать на животе орган. Она, конечно, была не
совсем голая, но только чуть прикрылась простыней, под которой
легко угадывались все тонкости ее горячего тела.
Я решил тут же скинуть с нее простынь. Важно было только не
разбудить при этом бабушку, спящую на другой нижней полке совсем
рядом. Оксана лежала с закрытыми глазами.
Взглянув по сторонам, я обнаружил тяжелое одеяло и бросил
его вниз с таким расчетом, чтобы оно стянуло с горячей незнакомки
последнюю защиту. Стащить простынь руками я боялся, ведь бабушка
может проснуться в любую минуту. Естественно, фокус с одеялом не
удался, я позорно промахнулся, и одеяло упало в проход. Вот
беда-то! Других предметов под рукой не было. Между тем шов
посреди трусов больно врезался в меня, и я быстро сдвинул его в
сторону. Оксана тем временем повернулась лицом к стенке,
укрывшись тонкой простынкой почти до ушей. Это было почти
поражение. Как же теперь перевернуть ее на спину, не дотрагиваясь
до нее руками? Ведь так мне совершенно ничего не было видно! Я
уткнулся в свою подушку, лихорадочно пытаясь что-либо придумать.
Может, затаиться и подождать, пока она сама перевернется? Но
тогда можно проспать этот момент, и будет поздно. Может, позвать
ее, она не поймет во сне, кто ее зовет, и, может быть, ляжет
потом на спину, но тогда может проснуться и бабушка.
Тогда, набравшись храбрости, я решил слегка толкнуть ее за
плечо, а потом быстро вскочить назад на свою полку. Она
проснется, ничего не поймет, и опять уснет, но уже, вероятно,
лицом ко мне. Я тихо спрыгнул с полки, присел на корточки в
проходе, чтобы меня было меньше видно, и стал тихонько трясти ее
за плечо. Она не шевелилась. Спит как убитая! - обрадовался я.
Вдруг, вся еще во сне, она перевернулась на другой бок, свесила
руку вниз и наткнулась как раз на мою коленку. Ее рука скользнула
вдоль моего бедра. Простыня сдвинулась вниз, и я впервые в жизни
увидел так близко женские груди, блестящие коричневым шоколадом в
сумраке душной каюты. Она даже пододвинулась к краю постели, ее
грудь оказалась совсем рядом с моими глазами. Все это происходило
как во сне, по крайней мере, глаза у нее были закрыты и дыхание
было ровным и спокойным. Валерка бы не поверил, что мне так
повезло!
В этот момент бабушка чихнула, Оксана завернулась в простынь
и снова повернулась к стене, я вздрогнул и пулей вылетел из
каюты, подтягивая трусы. Писать хотелось страшно, я еле
сдерживался. Шлепая босиком по гулким лестницам, я, наконец,
выбрался наружу и нашел рядом укромное местечко. Танцы давно
кончились, пассажиры разошлись по каютам, наверху было тепло и
легкий ветерок наполнял ноздри соленым запахом моря. Не успел я
перевести дух и обдумать случившееся, как вдруг в тишине ночного
моря откуда-то донесся пронзительный крик, будто где-то дико
мяукнула и захохотала большая кошка. Потом все опять стихло.
Корабль легко резал черную воду, оставляя за собой длинную белую
полосу.
Иногда ночью в московской квартире я слышал такие вопли,
вскакивал с постели, смотрел в окно на темную улицу, ища
бандитов, но ничего не было слышно, скоро крик повторялся, но на
улице опять никого не было видно, и милиционеры не бегали под
окнами. Потом я догадался, что это вопили дикие мартовские кошки,
гоняясь друг за другом, только было очень странно, что их крики
так похожи на крики нашей воспитательницы из продленки, когда она
собирала детей на обед в школьном дворе.
На верхней палубе прямо надо мной хлопнула дверь, кто-то
тяжелый стал спускаться вниз по лестнице. Вспомнив, что на мне
только одни трусы, я решил вернуться в каюту, тем более что уже
скоро начнется рассвет, и мне страшно хотелось спать. Койка
Оксаны была пуста. В иллюминатор смотрела какая-то рыба и что-то
пережевывала. Я залез наверх и тут же уснул...
Утром в ресторане мы оказались с Оксаной за одним столиком.
- Куда же ты убежал, миленький, я так хотела...
"Что кончить?" - подумал я, заливаясь краской. На завтрак
давали кусок ветчины, сыр, пол стакана сметаны, творог с
клубничным джемом, глазунью из двух яиц и кофе с миндальным
пирожным. "Может быть, это она о завтраке?" Но ее ветчина лежала
нетронутая, я жадно глядел на нее, и потом она все-таки отдала ее
мне.
За соседними столиками сидело довольно пестрое общество. Я
разглядел две-три семейные пары, несколько пенсионеров с внуками.
Оксана вертелась в разные стороны, делая вид, что делает это с
безразличием, но видно было, что она кого-то ищет.
- Ты знаешь этого мальчика? - она указала на сидевшего рядом
черноволосого парня лет двенадцати, немного старше меня, который
надувался уже второй бутылкой лимонада. Было видно, что пить
газировку с такой скоростью ему нелегко, газ бил в ноздри, глаза
слезились, но он не сдавался и вливал в себя остатки "Буратино".
Оксана фыркнула:
- Надулся как индюк.
У парня лимонад лился уже из ушей. На днях рождения это было
обычное соревнование перед тихими нарядными девочками. Очередной
спортсмен заглатывал полный стакан пузырчатого напитка,
торжествующе оглядывал всех присутствующих, тут шипучая волна
докатывалась до его глаза, появлялись слезы, и вся публика
начинала торжествующе хлопать в ладоши и реготать, подбадривая
очередную жертву углекислого газа.
- Он из пятой каюты, - солидно ответил я.
- А с кем он там едет?
"Кто это ей нужен, и так уже нашла себе кавалеров с
пол-корабля". Оксана опустила кончик языка в чашечку, пытаясь
достать им кусочек сахару.
- Наверное, со своим папашей, который не дает ему ключ от
каюты, а ведь ему уже, наверное, очень хочется отлить часть
лимонада.
Оксана невинно посмотрела на меня, дотрагиваясь под столом
своей коленкой до моей ноги. В нашей каюте досыпала моя бабушка,
и туда возвращаться не хотелось. Честно говоря, после такой
