но ни полотенец, ни зеркал, ни всех наших вещей не было. В
туалете, пожалуй, было меньше всего изменений, только бумага
кончилась. Китайские акварели из старого календаря настраивали на
философский лад. Оставалась кладовка. А может, все эти
метаморфозы связаны с моими ночными приключениями? Может, это
проделки двойника?
За семью я особенно не волновался - если бы что-то
случилось, здесь была бы уже милиция, родственники, раз все тихо,
значит они просто ночуют в другом месте. По-позже позвоню им. Я
открыл дверь кладовки, и меня ожидал новый сюрприз. Хотя чему
было удивляться после вчерашнего?
Вместо кладовки за дверью сразу начиналась черная винтовая
лестница. Вот уж о чем я никогда раньше не знал, так это о том,
что из нашей кладовки можно попасть в какое-то другое место. Дом
у нас кирпичный, построен недавно, когда же успели сделать
потайную лестницу? Может быть, так захотели соседи? Придется
спуститься вниз и узнать, что же находится в конце этой лестницы.
Через несколько минут этого низвержения в Мальстрем у
меня закружилась голова, и я остановился передохнуть. Света на
этом уровне было уже довольно мало. Внезапно порыв сквозняка
захлопнул верхнюю дверь, все погрузилось во мрак и сверху
неожиданно загремели чьи-то шаги. Я страшно испугался и бросился
вниз изо всех сил. Пулеметная очередь шагов моего преследователя
сливалась с моими шагами, и у меня было ощущение, будто я стою
между двумя железнодорожными путями, и по ним в разные стороны
несутся товарняки. Вот и попал в родную квартирку! Глубина моего
погружения между тем давно стала ниже подвала и, наверное, теперь
уже приближалась к метро. Железные перила были внизу теплее.
Скрипучий голос сверху прокричал:
- Стойте, стойте, дальше нельзя спускаться, там лестница
обрывается, подождите, пожалуйста, меня, я покажу вам правильную
дорогу в ...
Я остановился, чтобы услышать конец фразы, но грохот шагов
заглушил последние слова моего охотника.
- Подождите еще минутку, куда же вы так понеслись, я совсем
за вами не успеваю, а мне так нужно вам все объяснить и
рассказать.
Может, он знает, куда делась моя семья? Шаги гремели все
ближе и реже, видимо, это был уже пожилой человек, скоро я уже
слышал его шумное дыхание.
- Ну вот, осталось четыре ступеньки, слава Богу, огонь не
потух от сквозняка, куда же мы с вами успели спуститься?
Рядом со мной оказался очень странный старик в длинном
черном халате с вышитыми на нем золотыми звездами, знаками
зодиака, руническими символами, прямо как на портьере синей
комнаты в Ваганьковском клубе. На голове его был высокий,
наверное, метр длиной, бордовый колпак, тоже украшенный
неведомыми мне рисунками. Лицо закрывала длинная борода, большой
нос сгибался в букву С, а глаза под густыми зелеными бровями
отражали дрожащее пламя свечи. Поднеся огарок к стене, он осветил
маленькую деревянную дверцу, окованную железом в старинном духе.
- Ну вот, все-таки мы с вами во-время остановились.
Пыхтя и звеня какими-то причиндалами, старик выудил из-под
полы связку ключей, долго перебирал ее, щуря глаза, и, наконец
нашел нужный ключ.
- Я вам не давал еще этого ключика?
- Да нет, такого мне вроде не попадалось.
- Ах да, я и забыл.
Он повернул ключик в скважине четыре раза, толкнул дверцу и
сказал:
- Милости прошу в мой кабинет.
Мы очутились в просторном помещении с арочными потолками,
сложенными из больших камней, в середине которого стоял дубовый
стол, заваленный всяким хламом, напротив стола - камин, который
хозяин сразу принялся разжигать.
- Люблю, знаете ли, тепло на старости лет.
Я принялся осматривать комнату, все-таки интересно, как
раньше жили люди. Вокруг стола было расставлено несколько
старинных прямоугольных стульев с высокими резными спинками и
подлокотниками в виде львов, на стенах висели гобелены в темно-
красных тонах, в углу, конечно, тяжелый сундук, покрытый
засаленным бархатом, гобелен над сундуком изображал дичь и сцены
охоты. В другом углу тикали высокие напольные часы с большим
медным маятником и двумя цилиндрическими гирями, цифры римские,
послушать бы их бой! Напротив стояла фисгармония с открытой
крышкой, двуми бело-черными клавиатурами, на подставке я заметил
открытые ноты, два сильно подтекших подсвечника, и, наконец,
вдоль стены напротив камина до самого потолка простирались
книжные полки. Рядом с полками даже была небольшая приставная
лесенка, чтобы доставать книги сверху. На черном каменном полу в
середине лежал рваный ковер. К счастью, ни телевизора, ни
телефона нигде не было. По краю ковра смешно вышагивала черепаха,
высоко поднимая лапы, как на параде, несколько пауков шевелились
в темных местах - вот в такой изысканной обстановке мне бы
хотелось провести остаток своей жизни!
- Да, никто из живущих сейчас на том свете, я имею в виду,
на вашем, не догадывается, что попасть сюда ничего не стоит.
Действительно - потайная дверца, пара ступенек в темноте, ключ -
и вы попадаете в совершенно иной мир. Правда, мало кто к этому и
стремится. Вот вы, например, встаете утром с тяжелыми мыслями о
хлебе насущном, где бы чего достать, где бы подзаработать, как бы
сэкономить лишнюю копейку, а потом опять нужда, и никакой надежды
на сытую богатую жизнь. Что же тут хорошего? Только появилось
немного денег, раз - и они уже все потрачены, и снова нужно их
где-то искать, бегать, суетиться, неделю, месяц, десять лет - и
всю жизнь, и что потом?
- Дети же кушать просят, и зимой без одежды холодно, и
гостинец на праздник нужно.
- Я понимаю, я понимаю. А я вот решил жить один. Все теперь
зависит только от меня, никто не мешает, и я спокойно могу
продолжать свою важную работу. А работа у меня необыкновенная и
очень интересная, потому что каждое стоит на своем месте, место
найти легко, и сразу об этом можно все узнать, возьмем, например,
вот эту книгу и раскроем на странице 367.
Старик схватил первую попавшуюся ему на глаза книгу, достал
очки и принялся читать:
- Петровский Евгений Павлович, 1731- 1790 годов, село Бровки
Тверской губернии, крестьянин, женат один раз, четверо детей,
любил блины, рыбалку, хорошо плотничал - этим все сказано, ведь
больше про него ничего известно и не было.
Он прочитал еще несколько подобных кратких биографий. Я
слушал, зная, как нехорошо перебивать старших, и даже поддакнул:
- Да, это очень, очень интересно и важно, ведь каждый из нас
умрет, и что можно будет сказать про него? Вот если бы каждый
написал о себе хотя бы страничку, вам было бы гораздо легче.
- Вот я вас и прошу, голубчик, сделайте милость, напишите
мне что-нибудь про всех ваших, кого знаете, и мне будет хорошо.
Начните с раннего детства, помните ли кого-нибудь? Близкие,
детский сад, потом школа...
- Обязательно, обязательно! - с жаром согласился я, чтобы не
обидеть старика, - это действительно очень важно, все эти мелочи,
простые и великие люди, и про каждого, про каждого - хоть два
слова, чтобы не забыть, а сколько я уже забыл, на имена у меня
плохая память, что же делать, может, кто-нибудь другой помнит?
Мне тоже надо завести такую большую книгу с алфавитом, и все туда
записывать, записывать, а потом добавлять, что-то исправлять
даже, мало ли какая ошибка выйдет, хочется, чтобы не было
путаницы и ерунды.
- Давайте, давайте, голубчик, и начните прямо сегодня!
- Да?...
- Да, вот возьмите ручку, запасные стержни, книгу заведите
по-толще, и записи делайте аккуратно, чтобы другие могли
прочитать. Помнится, в тринадцатом году, шестого октября, я
проснулся очень рано, хотя до этого поздно лег, потому что был в
гостях, и сразу оделся и выглянул в окно. Было довольно холодно,
и я увидел, как из подъезда вышел красивый такой мужчина в
длинной шубе, с усами и в сапогах. Тогда, знаете ли, носили
крепкие такие высокие сапоги из толстой кожи, чтоб ноги не
промокали, и вот он вышел из подъезда, а я пошел выпить чашку
чаю, чтобы прочистить с утра горло, за ночь-то пересохло...
Старик увлекся рассказом, а я, пятясь задом, направился к
двери, нащупал ручку и тихонько вышел на лестницу. Вот так всегда
- мечтаешь поговорить, услышать что-нибудь замечательное,
прочитать какую-нибудь новую интересную книгу, - а потом
оказывается, что где-то все это ты уже слышал или читал, и уже
смотришь, сколько страниц и минут осталось до конца, ведь
примерно уже знаешь, чем все это кончится, а Вы, кстати, уже
догадались, чем все это кончится?
Старик всучил мне между делом какую-то толстую книгу "в
качестве образца". Когда я уже приближался по лестнице к свету,
на обложке проступили буквы, написанные от руки синими чернилами:
"Книга Учета", и ниже: "Книга Разврата". Наверное, записи вел
какой-нибудь другой придурок о своей бесценной для человечества
жизни. Но о чем еще могут мечтать мертвые, если не о своем
бессмертии в памяти живых?
Я открыл первую страницу, потом перевернул еще несколько.
Книга состояла из разноцветных листков, исписанных разными
почерками, видимо, разных авторов, но старик почему-то сложил все
записки в одну кучу. Вернувшись в пустую квартиру, от нечего
делать я принялся перелистывать этот бред.
с утра горло, за ночь-то пересохло...
Старик увлекся рассказом, а я, пятясь задом, направился к
двери, нащупал ручку и тихонько вышел на лестницу. Вот так всегда
- мечтаешь поговорить, услышать что-нибудь замечательное,
прочитать какую-нибудь новую интересную книгу, - а потом
оказывается, что где-то все это ты уже слышал или читал, и уже
смотришь, сколько страниц и минут осталось до конца, ведь
примерно уже знаешь, чем все это кончится, а Вы, кстати, уже
догадались, чем все это кончится?
Старик всучил мне между делом какую-то толстую книгу "в
качестве образца". Когда я уже приближался по лестнице к свету,
на обложке проступили буквы, написанные от руки синими чернилами:
"Книга Учета", и ниже: "Книга Разврата". Наверное, записи вел
какой-нибудь другой придурок о своей бесценной для человечества
жизни. Но о чем еще могут мечтать мертвые, если не о своем
бессмертии в памяти живых?
Я открыл первую страницу, потом перевернул еще несколько.
Книга состояла из разноцветных листков, исписанных разными
почерками, видимо, разных авторов, но старик почему-то сложил все
записки в одну кучу. Вернувшись в пустую квартиру, от нечего
делать я принялся перелистывать этот бред.
5. КНИГА УЧЕТА. КНИГА РАЗВРАТА.
Из рукописей, найденных на месте крушения корабля
"Адмирал Нахимов".
Записки Багрова-внука.
6 июля 1974 года из Ялты в Стамбул вышел пароход "Адмирал
Нахимов". Матрос в дырявой тельняшке снял конец с огромной
чугунной тумбы. За кормой "Адмирала Нахимова" всплыли несколько
больших пузырей, корпус парохода дрогнул и стал медленно
отваливать от берега, упираясь носом в старые камеры, развешанные
вдоль пирса. Затем два черных буксира, выпустив немилосердно
большие клубы дыма, принялись выталкивать бандуру за мол.
Вот она - мечта жизни - белый пароход, три палубы, каюта с
двумя иллюминаторами и все прочее, связанное с Островом сокровищ
и Наутилусом. Солнце лениво подбрасывало куски масла на
сковородке залива, масло шипело и ныряло вглубь, а потом снова
всплывало наружу. Прислонившись щекой к горячим стальным
поручням, я прощался с пионерским лагерем "Алушта" и вспоминал
