осталось после вчерашнего всякие салатики и мясо, которое мне
очень понравилось, во-вторых, денег я не достал ни копейки, а
в-третьих, дедушка. Надо все-таки попытаться привыкнуть к этому
подземному положению, удрать наверх всегда можно, а здесь мне
пока нравится, да еще такая новая подруга!
Я обнял ее и погладил по крепкой попе. Она оттолкнула меня
и улыбнулась.
- Идешь ты или нет?
На этот раз дорога по лабиринту показалась мне короче.
Отворилась последняя дверь и мы вдруг вышли на улицу из
какого-то подъезда.
Опять была ночь, сияли звезды, прохожих совсем не было, и
редкие машины шуршали где-то за домами. Пройдя через несколько
переулков, мы очутились у здания ипподрома на Беговой. Казалось,
внутри него все было темно и тихо, но иногда к окнам подходили
какие-то люди со свечками, выглядывали наружу сквозь тусклые
стекла и отступали назад, растворяясь во мраке. Так всегда
кажется, когда идешь ночью мимо дома с потушенными окнами, что
сейчас кто-нибудь выглянет из окна с того света. Наверное, они
ходят туда развлечься. Скучно все-таки лежать все время на одном
месте, нужно какое-то разнообразие.
Мы не стали заходить внутрь дворца, а пошли сразу к
конюшням. По полю стлался низкий холодный туман, доставая
примерно до пояса. На середине арены было совсем светло от неба
и далеких прожекторов. Из конюшни послышалось ржание. Лошади
забеспокоились, как и положено в присутствии нечистой силы.
- Никак не могу приручить их к себе, каждый раз они
становятся просто бешеными. Недавно каталась в ночь перед
скачками, так лошадь потом взяла все призы и к вечеру сдохла.
Надо было сказать Герцогу, чтобы ставил на моих лошадей, да он
сам катался на Лучистой, думал, она победит, но ошибся.
- А я думал, тут уже давно все куплено.
- Конечно куплено, только нашими. Они и берут все деньги,
оставляя этим козлам только всякую мелочь.
- А вам-то на что эти деньги?
- Как на что! Ты думаешь, на этом свете все кончается и
человеку ничего больше не нужно? Вот глупости, придуманные
известно кем. Я, например, страшно люблю ходить на всякие показы
мод и покупаю себе всегда самые дорогие платья. Сразу
чувствуется, когда видишь действительно ценную вещь. Она всегда
зашкаливает. Не могу тебе объяснить, чем они так отличаются, но
я-то в этом разбираюсь!
Ну прямо как моя жена...Сторож в буденовке и с винтовкой
отдал честь моей королеве, подозрительно взглянул на меня и
открыл ворота.
- Ну как там мой Буцефал? - спросила его она, как старого
знакомого.
- Ждет, ваше сиятельство, совсем измучился тут на привязи,
уж больно горячий.
- И моему другу найди какую-нибудь девочку по-спокойнее.
- Как изволите, как изволите, ваше высокоблагородие, есть
тут у меня на примете одна дамочка в белых яблоках.
Сторож ушел, и вернулся через несколько минут, ведя под узцы
черного блестящего Буцефала и серую Француженку. Я, естественно,
никогда в жизни не сидел в седле.
- Ничего, это особые лошади, не бойся.
Сторож помог вначале герцогине, потом подсадил и меня.
Француженка, приняв груз, сразу понеслась вперед через поле к
воротам. Буцефал не отставал.
- Куда поедем? - спросил я, охваченный восторгом движения и
готовясь, наконец, свернуть себе шею.
- Куда глаза глядят! - весело прокричала она и вырвалась
вперед. Мы выскочили на проезжую часть. Машин уже совсем не было
видно. Вскоре мы повернули направо, к Белорусскому вокзалу.
Вокруг Горького, вспоминая, наверное, пьесу "На дне", спали
бомжи, редкие пассажиры разглядывали расписание. Было около трех
часов ночи.
Следующим был Маяковский, он опустил руку, сел на постамент
и что-то читал, болтая ногами. Во рту дымилась папироса. Рядом с
ним сидела какая-то девушка в желтом платье. Я бросил в
Маяковского огрызок яблока, но он ловко увернулся и швырнул в
меня какой-то кирпич, или свою книжку. Я пригнулся, послышался
звон разбитого стекла в ресторане напротив, кажется, в "Софии".
Маяковский погрозил мне вслед чугунным кулаком.
Зато в Английском клубе - Музее Революции - окна горели
вовсю. Наверное, там сейчас веселились всякие исторические
деятели. Играла музыка, стреляли пушки, во дворе вокруг костров
сидели революционные матросы, а на втором этаже кипел бал. Но мне
туда зайти не захотелось, вдруг там сейчас мой дедушка, начнет
опять палить в меня, а я пока оружием не обзавелся.
Площадь впереди нас переходил Пушкин, спотыкающийся на
каждом шагу о свой плащ. Он спешил на бал и грыз по дороге
яблоко.
- Хотите антоновку? - предложил ему я.
- Нет, у меня симеринка! - и он швырнул огрызок в какую-то
форточку. Герцогиня подала Пушкину желтый конверт.
- Дельвиг просил передать, что сегодня не придет, у него
насморк.
- Такой могучий организм!
Мы поскакали дальше. Медный князь Долгорукий упражнялся в
рубке деревьев. Его меч сверкал направо и нелево, круша ветки
деревьев, фонари и троллейбусные остановки, попадающиеся под
руку.
- Вот это мужчина! - восхищенно воскликнула моя королева.
- Не заглядывайся на посторонних! - прикрикнул я на нее.
- Сам ты посторонний, он меня уже два раза спасал от монголо
-татарского ига, когда меня хотели забрать в гарем.
- Я уже боюсь и подумать, сколько времени ты здесь
катаешься.
- Вот и не думай, думай лучше о том, что будешь сейчас
играть.
- Опять играть, где, как? Мне уже как-то боязно, надеюсь, не
в военно - революционном клубе имени матроса Железняка?
- Ты что же, простым народом брезгуешь? А вот Шаляпин любит
петь прямо с балкона, а ты что, боишься?
- Потом на ухе у меня пластырь...
- Давай, давай, не расслабляйся, сейчас тут в одном местечке
будет небольшой утренний концbртик, тем болеее ты не сыграл еще
все, что мог.
- А что я буду делать, когда сыграю все, что могу?
- Будешь учить то-нибудь новенькое или повторять
старенькое.
- А я уж подумал, ты заменишь меня на кого-нибудь ддд гго.
- гто, тебе уже надоело?
- Да нет, я только начинаю входить во вкус.
По улицам начинал стелиться туман, у Центрального телеграфа
мы свернули направо. Я вдруг вспомнил, что у меня в машине что-то
стучит в правом колесе. Лазил вниз уже два раза, все шарниры
вроде проверил, заменил две резиновые прокладки, а все равно
стучит, если покачать ее справа, нажимая у фары. Может,
гидравлический амортизатор?
В узком переулке стук копыт отражался от стен нависавших
по сторонам домов и уходил вверх, в синюю мглу. Мы ехали теперь
рядом. Ее бедра, повторяя форму седла, лежали свободной дугой и
из-за раздвинутых ног казались больше, дивно спускаясь от узкой
талии. Подъехав к ней по-ближе, я обнял ее, просунув руку под
жилетку.
- Я хочу сойти с тобой.
Она посмотрела на меня туманными глазами. Мы слезли с
лошадей. Я повел ее к какому-то полуразвалившемуся трехэтажному
дому. По дороге ее бедро снова обжигало мой бок. Теперь у нее уже
были каштановые волосы, распущенные по плечам. Вообще, она явно
менялась в лучшую сторону. Я толкнул тяжелую дверь подъезда.
Навстречу выскочили две кошки и исчезли в тумане.
- Пойдем наверх.
В подъезде было совсем темно, пахло котами, сыростью, но
здесь все же теплее, чем на улице. Теперь уже я вел ее, дрожащую
и испуганную, натыкаясь на паутину, пыльные перила и чугунные
решетки. В доме, слава Богу, все спали.
Наверху, у двери на чердак, я ощупью нашел теплую батарею.
- Иди ко мне, - и наши губы слились в поцелуе. Я посадил ее
на батарею и, продолжая пить ее рот, начал расстегивать кофточку.
Все эти подробности особенно необходимы для читателей школьного
возраста с методической точки зрения.
- Мне холодно, подожди чуть-чуть.
Тогда я стал согревать свои замерзшие пальцы на батарее, она
гладила мои волосы и молчала. Потом я смог довольно быстро
расстегнуть ей сзади лифчик и взял в ладони ее прелестные
маленькие груди. Почему-то некоторые девушки думают, что чем
больше, тем лучше, пытаются даже их увеличить, но это, по-моему,
большое заблуждение. Она мне правда очень нравилась - тихая,
покорная и страстная. Скоро она уже закрыла глаза, открыла рот,
выгнула спину и протянула мне свою левую грудь. Я поцеловал ее и
стал облизывать ее языком. Она закинула голову назад и закусила
губы. Тогда я стал гладить ей спину и постепенно пробирался все
дальше и дальше, отыскивая верхнюю резинку трусиков. Она подняла
ноги так, что ее колени оказались у меня почти у плеч, и я смог
спустить ей чулки и трусики. Совсем раздеваться в этой ситуации
было бы неразумно.
Конечно, в этом вонючем доме было гораздо теплее, чем на
кладбище, там у меня просто зуб на зуб не попадал, и ботинки были
мокрые. Вообще, я заметил, что в холодное время года найти
укромное место для такого дела гораздо труднее, но от этого
желания только увеличиваются. Я продолжал ласкать мою герцогиню
всеми возможными способами, а она тем временем расстегнула мне
джинсы и освободила рвавшегося на свободу несгибаемого
революционера. Мимо шарахнулась еще какая-то кошка. На улице
послышался дикий визг.
- Вставь в меня, пожалуйста, - спокойно сказала она, обняла
меня ногами и притянула меня к себе. Этот момент я всегда
стараюсь оттянуть как можно дальше. Но теперь медлить уже было
нельзя. Я провел руками по внешней стороне ее бедер и нашел
кончиками пальцев ее влажные нижние губы, слегка раздвинул их и
подвинул ее всю ближе к себе. Она осторожно прижималась ко мне
ногами, терпеливо ожидая, пока я смогу заполнить ее всю до конца.
Мы стали тихо двигаться. Я держал ее руками за попу, я она сидела
на мне верхом, я чувствовал весь ее сладкий вес, прижимая ее всю
к себе, раскачивая ее за ноги и прижимая ее спиной к стене. Не
помню, долго ли смог я вынести это сладостное испытание, но в
конце мне уже казалось, что дикие кошки вопят совсем рядом, или
это кричала моя королева.
Обессиленные, мы свалились на подоконник. Где-то внизу
послышался лязг замочной скважины, шарканье тапок, и такой же
скрипуче-шаркающий голос старухи произнес:
- Васька, а Васька, а ну марш домой, стервец ты эдакий,
опять Элеонору накрыл, сколько раз я тебе говорила, не трогай ты
эту дуру, а то Марь Иванна ругается, Васька! А Васька!
Хлопнула дверь подъезда, Васька мяукнул, потом хлопнула
вторая дверь, и все стихло.
В окно еще светили звезды, наши лошади внизу заржали, зовя
нас в путь. Я схватил принцессу на руки и понесся вниз, чувствуя
себя Васькой или Мурзиком. Принцесса тоже мурлыкала.
- Хочешь превратиться в мартовского кота? Представляешь,
сколько кругом пушистых гибких кошечек, и всем им очень хочется,
чтобы ты им вставил ночью, да еще по несколько раз!
- Так они меня всего выпьют.
- Ну, тогда поехали дальше.
Рядом с Консерваторией в кирхе светились окна. Голоса хора,
наполняя готические кирпичи, приподнимали здание над землей, и
она парило над утренним туманом, слегка покачиваясь в разные
стороны. Я тоже покачивался в седле.
- Никак не пойму, то ли тебя подменили, то ли ты успела
срочно покрасить волосы, ведь вначале ты, кажется, была
блондинкой.
- Да, но вначале тебе казалось, что мы вообще существуем в
природе по-настоящему, а теперь вот даже и мне непонятно, когда
это все происходит.
Мимо проплелся в Министерство какой-то заспанный серый
чиновник в цилиндре и с тростью.
- Честно говоря, брюнетки мне нравятся больше, они
