поединка.
Дрались, как это нередко случается, из-за женщины по имени Люспена.
Совсем недавно, а именно после смерти рах-саванна Гларта, Сорго взял ее себе
в содержанки или, если угодно, в постоянные любовницы. До этого она,
разумеется, была содержанкой Гларта. А еще раньше, как бы это выразиться,
всеобщей содержанкой. Или, иначе, единственной девой свободных нравов в
округе. Единственной, но весьма популярной. Тут уж ничего не попишешь, когда
выбирать не из чего. К ней ходили все, кому не лень, с подношениями и
подарками. И она, по крайней мере по уверениям приказчика Багида (а
соперником Сорго, как вскоре выяснилось, был именно приказчик), никому не
отказывала.
После того как Гларт взял ее под свою опеку, она, напротив, стала
отказывать всем. Или, по крайней мере, так говорила. Одинокие мужчины
Медового Берега безропотно снесли этот удар ниже пояса, потому что делить
женщин с тайными советниками -- это, пожалуй, слишком. Легче, как
впоследствии и вышло, расстреливать их в спину из лука на заброшенной
дороге. Но когда "опекуном" Люспены стал Сорго -- человек, чей авторитет в
округе, разумеется, не мог соперничать с авторитетом тайного советника --
мужское недовольство нашло себе выход. В частности, в требованиях приказчика
отдать ему Люспену и немедленно.
-- Я люблю ее и не позволю, чтобы такие низкие твари, как вы, измяли
напрочь нежнейшие лепестки этого благоуханного первоцвета, -- кружа вокруг
противника, Сорго излишне кипятился и молол чушь с утроенным усердием. Меч в
его перенатруженной с непривычки руке ходил ходуном. А по лбу и щекам
катились крупные капли пота.
-- Раз нет -- значит я возьму силой, -- настаивал приказчик Багида,
стиснув зубы. Фехтовал он, пожалуй, даже хуже Сорго, хотя это было почти
невероятно. И брал только физической силой, которой значительно превосходил
учителя.
Так продолжалось бы еще долго. Если бы Сорго не допустил одной
непростительной оплошности -- открыл свой левый бок и, вдобавок, оступился.
Приказчик ринулся вперед, словно шакал, и был уже готов рубануть нового
стража Люспены, занеся меч для решительного удара.
"Если этот кретин убьет Сорго, молодые вайские варвары останутся без
учителя и доживут до седых волос, так и не узнав, кто нынче на варанском
престоле и что есть Свод Равновесия", -- подумал Эгин. Его правая рука тем
временем словно бы совершенно невзначай нащупала метательный нож в правом
сапоге, извлекла его из-за голенища, и метнула в цель.
Эгин, разумеется, попал. Багидов приказчик вскрикнул от неожиданной
боли в пробитой кисти, выронил меч и лишь благодаря этому Сорго остался цел
и невредим.
-- Кончаем базар, не то один из вас будет повешен. Причем кто -- мне
безразлично, -- процедил Эгин, даже не пытаясь перекричать черную ругань
раненного приказчика. Он знал, что его прекрасно слышат оба драчуна.
x 20 x
Люспену, причину "кровавого междуусобия", в тот день он так и не
увидел. Где она пряталась, когда мужчины выясняли права на ее тело -- в саду
ли, в доме ли или вообще сбежала -- не важно. Но когда Эгин пожаловал к ней
следующим утром, она встретила его на пороге своего сравнительно миловидного
домика на восточной окраине Ваи во всеоружии.
Не покривив душой, Эгин тут же отметил красоту единственной куртизанки
уездного городишки Вая. Одета она была небогато, но с большим вкусом. Ее
волосы были украшены сеткой, на которой можно было разглядеть пять-семь
маленьких, но все же жемчужин. Вдобавок, розовых.
Платье ее было сшито на столичный манер и имело глубокие вырезы на
обоих рукавах, через которые виднелась не то чтобы атласная, но, возможно,
шелковая нижняя рубаха. Востроносые туфли Люспены были затейливо расшиты
бисером, а у пояса в ажурных ножнах красовался маленький дамский стилет.
Эгин был удивлен этой деталью ее туалета даже больше, чем безобидным
медальоном с сакральной надписью на одном из древнехарренских наречий. Дело
в том, что мода носить у пояса тонкие и длинные стилеты появилась в Варане
совсем недавно. Даже Овель, насколько мог вспомнить Эгин, кажется, еще не
обзавелась таким. А Люспена -- пожалуйста.
На вид Люспене было чуть больше двадцати, хотя Эгин подозревал, что
благодаря секретным женским ухваткам ей удается выглядеть значительно моложе
своего истинного возраста. Эгин не раз обманывался относительно возраста
женщин, а потому решил оставить этот вопрос открытым. Лицо ее можно было бы
назвать лицом красавицы, если бы не нос, выпадающий из варанского канона
красоты.
Нос Люспены был длинен, глаза -- миндалевидны и широки, волосы --
курчавы и черны. Она вовсе не была похожа на местных женщин, ничем не
напоминала селянскую красотку Лорму и уж вовсе не походила на жительниц
северного Варана. Единственная женщина, о которой вспомнил, разглядывая
Люспену, Эгин, была, как ни странно, Лиг. Пришлая правительница разбойного
народа смегов, обосновавшихся на Циноре. Та, что звалась своими
соотечественницами Ткачом Шелковых Парусов и запросто общалась с призрачными
говорящими Хоц-Дзанга так же простецки, как с варанскими послами. Впрочем,
сходство это было совершенно неуловимым и дальше смутных ощущений не
заходило.
-- Добро пожаловать, гиазир тайный советник, -- сказала Люспена, низко
поклонившись ему, и добавила:
-- К сожалению, гиазир Сорго сейчас в отлучке и лишен счастья
пообщаться с вами.
"Этой палец в рот не клади, -- усмехнулся Эгин. -- С порога сообщила
мне, как бы невзначай, что ее содержателя нет дома и если я хочу, то я
могу."
Эгин не торопился заходить в дом, с интересом рассматривая крохотные
владения Люспены. Садик, довольно пыльный и чахлый. Разбит наверняка не с
целью пропитания. Две мощеных серым камнем дорожки -- одна ведет к дому, а
другая?
-- А эта ведет к колодцу, -- сообщила Люспена, как бы мимоходом
облизнувшись. -- Правда, из него ушла вода, так что смотреть особо не на
что.
-- Интересно бы взглянуть, -- неожиданно предложил Эгин.
Люспена развела руками. Дескать, желание гостя -- закон, но Эгину
показалось, что она отнюдь не в восторге от намерения тайного советника
разгуливать по ее саду. Впрочем, как опытная в светском обращении особа,
Люспена не выдала своего чувства ни единым словом.
x 21 x
Колодец был вполне зауряден и ничем не примечателен. Старая кладка, в
каждой щели -- по обленившейся сколопендре. Очень глубокий. Сухой. Рядом с
колодцем примостился столик и две грубых лавки. На одной из лавок лежали две
маленьких подушки для сидения, а на другой -- каниойфамма. Большая оринская
каниойфамма, играть на которой немногим проще, чем играть в лам. Это Эгин
знал совершенно точно.
-- А что, милостивый гиазир Сорго не чужд музыке? -- поинтересовался
Эгин, про себя отмечая, что от этого возвышенного придурка, которому он,
кстати сказать, вчера спас жизнь, можно было бы ожидать и чего поинтересней.
Например, доски для Хаместира с полным набором фигур.
-- Нет, это я играю, -- смутилась Люспена и щеки ее стыдливо зарделись.
Отчего-то Эгин был уверен в том, что это смущение не деланно, хоть и
говорят, что смутить куртизанку так же непросто, как поднять медведя на
столовой вилке, как на рогатине.
Пока они шли обратно к дому, Эгин размышлял о том, что Есмар, конечно
же, оказался не дураком, когда говорил, что в Вае есть одна стоящая женщина,
но такая, которая даст фору многим столичным. Теперь Эгин понимал, что при
всей парадоксальности этого утверждения оно не было ложным. Понимал он и еще
кое-что.
А именно: не исключено, что рах-саванн Гларт был убит кем-то из
ревности. Из нормальной, человеческой, вполне мужской и вполне естественной
ревности. И даже чин тайного советника, какой оберегал бы Гларта в любой
другой ситуации, и даже его таланты фехтовальщика, и все остальное, не
смогли остановить злоумышленника, которым двигало чувство древнее, как само
мироздание.
Да, милостивые гиазиры, глядя на тонкий стан Люспены и ее губы, будто
бы готовые к поцелую в любой момент дня и ночи, в эту версию можно было
поверить с легкостью.
x 22 x
-- Говорят, вы состояли в связи с покойным? -- начал Эгин, усаживаясь
по правую руку от Люспены на расстоянии, чуть меньшем официального, но
все-таки вполне целомудренном.
-- Да, это так.
-- Так кто же его убил?
Прямота вопроса, разумеется, застала Люспену врасплох. Она, возможно,
думала, что Эгин станет сейчас расшаркиваться и подолгу кружить вокруг до
около, а она покуда сообразит, что ей врать. Дудки.
-- По совести, я ума не приложу, гиазир Йен, -- сказала та в
растерянности и опустила глаза.
Как бы сам собой обозрению Эгина открылся богатый лиф ее платья, у края
которого обольстительно красовалась белая грудь госпожи Люспены,
противоестественно приподнятая лифом вверх, опять же на столичный манер.
-- Может быть, у вас есть подозрения?
-- Есть. Это кто-то из людей Багида. Или из людей Круста.
-- Но ведь сказать так -- это все равно как сказать, что наверняка
Гларта убил человек, а не заломал медведь. Почти то же самое.
-- Согласна, гиазир Йен. Согласна.
При этих словах длинный указательный палец Люспены буквально смахнул с
плеча одну из бретелек, придерживавших лиф, и та упала на предплечье. Намек,
не понять которого, будучи мужчиной, невозможно.
Но в то утро Эгин был поразительно недогадлив. Он дурно спал ночью. Он
дурно провел предыдущий день. И, главное, вот уже три недели он слишком
много думал об одной столичной барышне с каштановыми волосами. Той, что
стала супругой гнорра. Мысли об Овель делали Эгина бесчувственным, словно
бревно, и холодным, словно черные пещеры на морском дне близ Перевернутой
Лилии. А потому он, не поведя бровью, спросил:
-- Ты ведь не местная, правда?
-- Правда, я сирота. Меня выбросили с корабля и я осталась здесь жить.
"Очень трогательно!" -- отметил про себя Эгин. Он не верил ни одному ее
слову.
Эгин наклонился к Люспене и припечатал невинный поцелуй к ее маленькой
груди. Люспена едва ощутимо вздрогнула и запустила свою мягкую ручку в
волосы Эгина.
Впрочем, дальше этого в то утро дело не зашло.
ГЛАВА 2. СИЯТЕЛЬНАЯ
ПИННАРИН, 62 ГОД ЭРЫ ДВУХ КАЛЕНДАРЕЙ
Двадцать девятый день месяца Ирг ("предновогодняя неделя")
x 1 x
Писем было много. В конце года каждый тайный советник каждого уезда
присылал в Свод Равновесия отчет. Уездов в Варане было тридцать четыре и в
некоторых действительно совершались серьезные преступления.
Приходилось читать все и читать обстоятельно. Чтобы решить, куда
направить аррума, куда -- отряд "лососей", куда -- сотню тяжелой кавалерии.
Или наоборот -- отозвать, снять с должности, понизить в чине, а то и
приговорить к Жерлу Серебряной Чистоты.
Отчет тайного советника Медового Берега, как всегда, пришел одним из
последних. Но задержался на столе гнорра дольше остальных. Многим дольше.
Гнорр достал письмо и принялся перечитывать в четвертый раз.
"Особой важности. Лагхе Коаларе, гнорру Свода Равновесия.
Годовой отчет о состоянии дел в уезде Медовый Берег
Раздел 1. Преступления
За истекший год в уезде было совершено одно преступление средней
степени против Князя и Истины и одно высшее преступление против естества
вещей.
Первое совершил рудокоп из поместья местного землевладельца Багида
Вакка..."
У Лагхи была невероятная память. Он помнил, какого цвета были тучи над
