ностью. Является членом добровольной народной дружины и председателем
комиссии общественного контроля в буфете. В быту устойчив".
- Порядок, - сказал шеф, подписывая характеристику. - Хотя лично я
написал бы в другом стиле.
Через пару дней шеф пришел на работу довольный.
- Все-таки я нашел ту характеристику! - сказал он. - Она у меня была
дома. Вот посмотрите, как нужно писать!
Взял я этот пожелтевший листок и прочитал: "Барсов Виктор Игнатьевич,
1920 года рождения, русский, беспартийный, работает младшим научным сот-
рудником с 1948 года. За это время он зарекомендовал себя добросовестным
и грамотным работником. Он выполняет поручения, данные ему обществен-
ностью. Является членом добровольной пожарной дружины и председателем
комиссии по технике безопасности. В быту устойчив".
Так я понял, что объективность - понятие абсолютное.
Член общества
В конце собрания наш профорг Любочка сказала:
- А еще, товарищи, нам всем нужно вступить в Общество охраны природы
и избрать ответственного.
Я около окна сидел и в этот момент как раз смотрел на природу. Вот,
думал, теперь мы будем ее охранять. Станет ей совсем хорошо. Скоро она
распустится и засияет яркими красками. Птички будут петь. Травка покроет
землю мягким ковром.
И так я размечтался, что не успел среагировать на события.
- Верлухина! - слышу, кричат. - Он у нас ничего не несет.
Это была неправда, потому что я уже давно нес бремя забот. Этого
только никто не замечал.
- Кто за? - спросила Любочка.
Кроме меня, все были за. В такие минуты ощущаешь железную волю кол-
лектива. Все смотрели на меня и улыбались, будто я выиграл в лотерею.
Замечательные все-таки у нас люди!
- А что делать нужно? - спросил я, но все уже выносили стулья.
Через три дня мне сказали, что члены Общества любят родную природу,
активно участвуют, имеют право голоса и могут быть избраны. Кроме того,
они платят взносы.
Короче говоря, нужно было собрать по шестьдесят копеек.
Я повесил объявление и стал ждать, как охотник в засаде.
Через месяц в кассе общества насчитывалось рубль двадцать копеек. Я
прикинул, что такими темпами все станут защитниками природы к двухтысяч-
ному году.
А у меня уже лежала пачка новеньких членских билетов. От бездействия
они стали засыхать и коробиться, как осенние листья. На них неприятно
было смотреть.
Тогда я решил действовать по-другому. Вышел я на лестницу, где все
снуют. И тут же навстречу мне дядя Федя. Он мне всегда попадается в ре-
шительные моменты жизни. Идет и несет свое ажурное стекло.
- Дядя Федя! - сказал я. - Тебя небось совсем заел урбанизм! Вон ка-
кой ты бледный. Как твое стекло. Твоим легким нужен озон. Ты дышишь рас-
каленными газами, а в это время гибнут миллионы гектаров леса. Их унич-
тожают гусеницы и туристы. От таких, как ты, дядя Федя, зависит многое.
Давай вместе охранять нашу природу и насаждения. Ты получишь членский
билет и будешь гордо смотреть в лицо товарищам.
И я положил руку ему на плечо.
- Не трожь меня, - сказал дядя Федя. - Стекло уроню. У меня сегодня
самочувствие слабое. Руки дрожат.
- Лес - единственное, что может тебе помочь, - сказал я. - Ты знаешь,
как хорошо сейчас в лесу! Подснежники пробиваются, воздух струится, все
пробуждается от зимней спячки.
- Не говори! Сейчас брошу к чертям эту арматуру, возьму отгул!
Смотрю я, у человека глаза блестят. Разволновался.
- Дядя Федя, - сказал я. - С тебя шестьдесят копеек. Как с полноправ-
ного члена.
Он посмотрел на меня как-то дико сквозь свое стекло и молча ушел. Но
мне показалось, что я в его душу что-то заронил.
Отгул дядя Федя взял. На три дня. Через три дня приходит он на рабо-
ту, крепкий, как Добрыня Никитич, и несет что-то длинное, завернутое в
мокрую тряпку. Оказалось, это деревце. Дубок небольшой.
Берет он лопату, роет яму и сажает дубок прямо при входе в институт.
И вешает табличку: "Руками не трогать!" Ничего удивительного, отзывчивый
человек оказался.
Я ему присвоил звание почетного члена, потому что деньги он так и не
дал.
Дежурство
Когда подошла моя очередь дежурить в дружине, я хотел заболеть грип-
пом. Дежурить в дружине я не очень люблю. Я человек кроткий и вежливый,
а таким всегда дают по очкам.
Заболеть гриппом в период эпидемии очень просто. Втянул воздух пог-
лубже - и готов. Но эпидемии как назло не было. Вышло даже хуже эпиде-
мии. Меня назначили старшим в группе.
В семь часов вечера я вошел в штаб дружины. Как выяснилось, весьма
кстати. Только что предыдущая группа повела сдавать хулигана. А одного
дружинника увезли в больницу, потому что он сломал об этого хулигана па-
лец.
Словом, участок остался без присмотра.
- Выводи своих парней на проспект, - сказал лейтенант, показывая мне
схему участка. - Запомни места повышенной нарушаемости. Здесь, здесь и
здесь.
Я постарался получше запомнить эти места. Однако никаких моих парней
еще не было, они пока не пришли. И неизвестно, когда придут. А нарушае-
мость ждать не может, она непрерывно происходит на наших глазах.
Лейтенант повязал мне повязку, остальные повязки я спрятал в карман.
И пошел прогуливаться.
Прошел мимо магазина, заглянул через стекло в винный отдел. Там клу-
бились жаждущие. Не успел я отойти от магазина, как из соседнего подъез-
да выходит дядя Федя с телевизором "Вечер" в руках.
- Во! - кричит. - Хорошо ты поспел! Подержи телевизор. Дочь с зятем
съезжают на новую квартиру. Сейчас такси придет. Стой здесь, я другие
вещи выносить буду.
Стою я с телевизором у дверей магазина. И в повязке. Не успел устать,
как из магазина появляются двое в шапках с тесемками. У одного из карма-
на торчит бутылка. Тот, что без бутылки, его увещевает на всю улицу.
- Ты что же, гад, - орет, - деньги взял, а бутылку не разлил?! Я тебе
сейчас рыло буду чистить!
Ну, на самом деле он не так изъяснялся. Тут дается литературный пере-
вод. Он изъяснялся красочнее.
Пока я вникал в суть конфликта, тот, что без бутылки, действительно
начал чистить рыло другому. Как и обещал. Публика образовала круг, а
один гражданин подошел ко мне и говорит:
- Вот вы, вместо того чтобы стоять здесь, как броненосец "Потемкин",
взяли бы и пресекли. Не то ваша повязка, - говорит, - еще больше покрас-
неет. От стыда.
И пошел себе, понес в кошелочке свинину.
Я не выдержал, пробил телевизором брешь в толпе и вошел в круг.
- Подержи друг, телевизор, - говорю тому, который рыло чистит. - Душа
горит, - говорю.
Когда душа горит, все понимают. Поэтому он нехотя, но телевизор взял.
Стоит. Тогда второй начинает отыгрываться. Начинает размахивать кулаками
перед чужим телевизором. Вот-вот повредит экран.
Тут, к счастью, из подъезда опять вывалился дядя Федя с фикусом и
торшером. Я быстренько сунул второму фикус, а себе взял торшер. Это по-
лучилось как раз вовремя, потому что вдали показался лейтенант. Тот, ко-
торый мне про нарушаемость толковал. Я поставил торшер на землю и мигом
повязал обоим друзьям красные повязки на рукава. И мы втроем встали под
фикусом, как на курорте.
Лейтенант нас похвалил:
- Молодцы, - говорит, - ребята! Культура и порядочек!
Однако только он отошел, с культурой и порядочком стало хуже. Мои но-
вые дружинники опять стали друг на друга наскакивать, пользуясь телеви-
зором и фикусом. Как сойдутся, так звон. И снова толкуют про рыло.
Мне это надоело, потому что однообразно как-никак, и я сказал:
- Когда дежурить-то будем?
Они изумленно посмотрели на свои повязки, и тот, что с бутылкой, го-
ворит:
- Как же мы забыли, что дежурство сегодня?
- А бутылка? - второй спрашивает.
- Придется опосля.
Опосля так опосля. Я спорить не стал. Погрузили мы дядю Федю и пошли
дежурить. Между прочим, задержали мою прежнюю дружину, которая опоздала.
Они на радостях пошли пиво пить и увлеклись. Мы втроем их пятерых доста-
вили в штаб. Пусть не опаздывают в следующий раз! Мои ребята так стара-
лись, что чуть-чуть свою бутылку не разбили. В общем, давно так не дежу-
рили, сказал лейтенант.
Старик
Глядя на нее, я понял, почему на Востоке так много поэтов. Она сидела
у окна, склонив голову набок, и грациозно вертела авторучку в маленьких
пальчиках. Она была молода. Она была прекрасна. Она поступала в инсти-
тут.
"Из Алма-Аты, - подумал я. - Или из Ташкента... Роза. Персик. Урюк...
Поставлю ей четверку".
Она встала и подошла ко мне с билетом и листком бумаги. Листок был
чист, как ее душа.
- Закон Бойля-Мариотта, - доброжелательно сказал я, заглянув в билет.
С легким шорохом она подняла ресницы, длинные, как лыжи. Я чуть не за-
дохнулся.
- Его открыл ученый Бойль-Мариотт, - пропела она на своем непостижи-
мом диалекте.
"Шаганэ ты моя, Шаганэ..." - вспомнилось мне.
- Я вас сильно прошу!.. Я хотела объясниться, - вдруг сказала она.
"Объясниться?" - вздрогнул я и поспешно сказал:
- Переходите ко второму вопросу. Микроскоп.
- Я хотела сказать, чтобы поставить тройку. Мне нельзя получать
меньше. Поставить тройку, и я поступлю, - горячо зашептала она, и в го-
лосе ее была настоящая страсть.
"Вот тебе и объясниться"! - подумал я и четко произнес:
- Микроскоп.
- Если я не поступлю, меня выдадут замуж. Насильно. У нас так делают
с молодыми девушками.
"Черт-те что! - подумал я. - Какие-то байские пережитки!"
- Может быть, вы ответите на другой билет? - предложил я.
- Зачем другой? Я не прошу пятерку. Неужели вам не жалко судьбы моло-
дой девушки? Меня уведут в дом к старику. Я боюсь его...
"К старику... - размышлял я. - Это меняет дело. В конце концов, если
вылетит после сессии, не моя вина".
- Ну что ж, по билету у меня вопросов больше нет, - сказал я, чтобы
все услышали.
- У нас никто не спрашивает согласия, - продолжала она. - Меня обру-
чили, когда я ходила в детский сад. Теперь он ждет. Разве это справедли-
во? Разве вы отдали бы свою дочь гадкому тридцатилетнему старику?
И тут я вспомнил, как ровно неделю назад меня поздравляли друзья. Они
говорили, что я совсем еще неплох, что приближаюсь к жизненному пику,
что выгляжу максимум на двадцать шесть. Я охотно верил, но на душе было
как-то неспокойно, потому что в тот день мне исполнилось тридцать.
Поставил я ей двойку. Вкатил два шара.
Пускай возвращается в Алма-Ату. Или в Ташкент, Самарканд и Бухару.
Пускай летит на крыльях любви.
Роза. Персик. Урюк.
Пускай скрасит последние годы жизни тому тридцатилетнему старцу. Фи-
зики она все равно не знает.
Первенец
Когда мы с женой ждали первенца, мы, конечно, были счастливы. Наше
счастье омрачалось лишь одним обстоятельством, а именно - полной неяс-
ностью относительно даты появления первенца. Естественно, мы знали, что
первенец обычно появляется примерно через девять месяцев. Согласитесь,
довольно скудная информация. Во-первых, неизвестно, откуда считать. А
во-вторых, очень расплывчатый срок. В этом вопросе налицо какая-то недо-
работка. Сказали бы ясно: в последний вторник девятого месяца, например.
Или в первое воскресенье десятого. Не было бы тогда такой трепки нервов.
Последний месяц мы жили, как на иголках. Особенно я. Первенец затаил-
ся и, по-видимому, готовил нам крупный сюрприз. Он выбирал наиболее не-
подходящий момент. Надо сказать, это ему полностью удалось.
Жена растолкала меня в три часа ночи и сказала:
- Кажется, началось!
- С чего ты взяла? - протирая глаза, спросил я.
- Периодические боли, - грамотно сказала жена. Она начиталась всякой
популярной литературы и теоретически была подготовлена отлично.
- Где? - спросил я.
- Где! Где! - рассердилась жена. - Вот он сейчас как родится! Будешь
знать. А ты в один трусах.
Это, действительно, был непорядок. Не годится встречать своего
