выбивал ладонями ритм на тумбочке.
Последнее, что я помню в этот день, это мои слова:
- Акты... Я привез акты...
- Акты-факты! - закричал Гия. - Акты-факты-контракты!
- Диверсанты... - не в рифму сказал Авто.
Когда я открыл глаза, уже снова было утро. Я лежал в своей постели
раздетый, а надо мной склонялись Гия и Авто. Лица у них были отеческие.
- Как голова? - поинтересовался Гия.
Голова, как ни странно, не болела. Я умылся, надел рубашку и галстук,
и мы поехали к Зурабу Ираклиевичу. Авто не поехал. Он сказал, что подож-
дет нас в номере.
Гия повез меня на своей "Волге". По дороге он рассказывал вчерашние
приключения. Оказывается, мы ужинали в ресторане гостиницы, где я пошел
в оркестр и исполнил несколько русских романсов под аккомпанемент. Гия
сказал, что мне жутко аплодировали.
- Какие романсы? - спросил я.
- "Выхожу один я на дорогу", "Гори, гори, моя звезда..."
- Понятно, - сказал я. Это был репертуар Гения.
Мы подъехали к институту. Это было очень высокое и узкое здание. Мой
пропуск уже дожидался в проходной. Меглишвили повел меня по лестнице, мы
куда-то повернули и очутились в приемной Зураба Ираклиевича. Приемная
была размером с баскетбольную площадку. В одном ее углу находился не-
большой бассейн с золотыми рыбками. Пол был устлан коврами. Гия что-то
сказал секретарше, и та исчезла за дверью, к которой была привинчена
табличка: "Директор Зураб Ираклиевич Харакадзе". Табличка была из брон-
зы. Секретарша появилась через пять секунд и жестом пригласила нас в ка-
бинет.
Зураб Ираклиевич сидел за столом. В руке у него была курительная
трубка. Он мне напомнил одного своего соотечественника, очень популярно-
го в свое время. В кабинете было все, что нужно для жизни. Цветной теле-
визор, бар, кресла, диваны, журнальный столик, книжный шкаф, натюрморты
на стенах и тому подобное.
Мы тепло поздоровались, и я вынул из портфеля три экземпляра отчета.
- Вот, - скромно сказал я. - Нам удалось кое-что сделать.
Зураб Ираклиевич взял отчет и взвесил его в руке. Потом он перелистал
его, выражая удивленное внимание. Мегшвили делал в это время то же са-
мое, пользуясь вторым экземпляром отчета. Зураб Ираклиевич нажал кнопку
и сказал в микрофон:
- Чхилая ко мне.
В кабинете возник Чхилая. Он почтительно взял отчет и стал рассматри-
вать кривые, цокая языком.
- Как ви оцениваете? - спросил Зураб Ираклиевич.
- Именно то, что нам нужно, - быстро сказал Чхилая.
- Ми тоже так думаем, - сказал Зураб Ираклиевич.
Он взял все три экземпляра, подошел к книжному шкафу, открыл его клю-
чом, поставил отчеты на полку и снова закрыл шкаф. По тому, как он это
делал, я понял, что отчеты никогда больше не покинут этого шкафа.
- Ви свободны, - сказал он Чхилая. Тот провалился.
Зураб Ираклиевич взял меня за локоть и повел по направлению к бару,
расспрашивая о Юрии Тимофеевиче, о его здоровье и прочем. Я стал расска-
зывать о свадьбе Милы. Это всех заинтересовало. Щелкнули автоматические
дверцы бара, засияли зеркальные стенки, заискрились вина и коньяки,
- Что будете пить? - спросил Зураб Ираклиевич.
- Замороженный дайкири, - сказал я, вспомнив один из романов Хемингу-
эя.
Зураб Ираклиевич слегка склонил голову, оценив во мне знатока. Мой
заказ не застал его врасплох. Двигаясь на редкость элегантно, он приго-
товил три дайкири, и мы уселись за столик, потягивая коктейли из солом-
ки. На столике лежали сигареты "Филип-Морис" в коричневой пачке. Разго-
вор шел о погоде, тбилисском "Динамо" и грузинских марках коньяка. Неко-
торые мы тут же дегустировали. Никто не заикнулся о моей работе. Будто
ее и не было.
- Да, чуть было не забыл! - сказал я. - Нужно оформить акты.
Я достал бланки. Зураб Ираклиевич изучил их и положил к себе на стол.
- Завтра вам передадут, - сказал он. - Ну, что же... Вам надо позна-
комиться с Тбилиси. Гия, чтобы все было... понимаешь?
Гия понимающе зажмурил глаза.
С этого момента я провел в Тбилиси еще тридцать восемь часов, как по-
том выяснилось. Вот что я запомнил.
Мы попрощались с Зурабом Ираклиевичем. Это я помню очень хорошо.
Дальше появились две девушки, сотрудницы Гии. Их звали Нана и Манана. Я
их все время путал. Откуда ни возьмись, опять возник Автандил. Он был
набит бутылками коньяка и деньгами. В тех карманах, где не было денег,
был коньяк и наоборот.
Помню почему-то церковь. Мы туда заходили. В какое время и зачем, не
помню. Еще помню театр оперы и балета. Автандил сидел в буфете, а мы с
Гией смотрели балет. Нана с Мананой куда-то исчезли. Зато сзади сидел
целый ряд девушек из медицинского училища. Я стал знакомиться. Они по
очереди называли свои имена:
- Элико, Темрико, Сулико...
Это звучало, как песня. Я запоминал. Знакомство вызвало оживление в
зале. Дальше мы вышли на проспект Руставели, и без всякого перехода Ав-
тандил упал на колени перед горничной в гостинице, приглашая ее на та-
нец. Ему хотелось, чтобы она обежала вокруг него легкими шагами.
Глаза Гии Меглишвили, которые и так располагались очень близко, сли-
лись в один блестящий веселый глаз. Гия стал симпатичным циклопом.
Один из этих бесконечных часов мы посвятили перестрелке в ресторане.
Автандил обстреливал соседний столик бутылками коньяка в геометрической
прогрессии. Соседи пытались бороться, но Автандил выиграл ввиду явного
преимущества.
- Зачем ты сюда приехал? - допытывался я у Автандила.
- А! - восклицал он, делая взмах рукой. - Я знаю, да?
Потом мы почему-то оказались на горе Мтацминда. Это такая знаменитая
гора, которая установлена прямо над городом. Обратно мы ехали на фунику-
лере, распевая песни. Собственно, пел весь фуникулер. От песен его очень
качало. Интересно, что туда мы не ехали на фуникулере. Как мы оказались
на горе, мне неясно и сейчас.
Последний аккорд гостеприимства был, вероятно, самым громким и ликую-
щим. К сожалению, я его не помню совсем. Я очнулся в самолете, на высоте
десяти тысяч метров. Передо мной стояла стюардесса, наблюдая за процес-
сом моего пробуждения. В руказ у меня был большой рог с отделкой из се-
ребра и на серебряной цепочке. В роге было еще много вина. Из нагрудного
кармана, наподобие платочка, торчали сложенные бумажки. Я развернул их и
убедился, что это подписанные акты о приемке договора.
Акты юридически удостоверяли, что я выполнил научную работу на двад-
цать тысяч рублей.
- Гражданин, - сказала стюардесса. - Пристегнитесь.
- Зачем? - спросил я.
- Идем на посадку.
Я допил вино из рога и пристегнулся. На роге я заметил серебряную
пластинку с гравировкой: "Другу Петру от друга Автандила с большой лю-
бовью. Чтоб жизнь твоя всегда была полна, как этот рог!"
Когда он успел это сделать?
Теперь, когда меня спрашивают, бывал ли я в Тбилиси, я всегда нереши-
тельно отвечаю: "Да как сказать..."
И действительно, как сказать?
Распределение
Я прилетел как раз во-время. Начиналось самое главное.
На кафедре вывесили листок с местами распределения. Места уже были
известны, благодаря моим стараниям. Несмотря на это, группа толпилась
возле листка и снова занималась обсуждением. Ходили самые невероятные
слухи. Кто-то утверждал, что в Новгороде дают квартиру. Сметанин заявил,
что в одном почтовом ящике, который фигурировал в списке, квартальная
премия больше зарплаты за тот же период.
Я пришел в нашу комнату и показал Чемогурову акты.
- Они даже отчет как следует не посмотрели, - сказал я.
- Ты наивный человек, - сказал Чемогуров. - У них оставались лишние
двадцать тысяч рублей. Приближался конец года. Вот они их и потратили.
Все довольны - и они, и мы.
- Я недоволен, - сказал я.
- Ты тщеславен, - заявил Чемогуров. - Кстати, могу сообщить, что тебя
оставляют на кафедре. Вместе с Крыловым. Его в аспирантуру, а тебя мэнэ-
эсом.
- Кем?
- Младшим научным сотрудником. Сто пять рэ... Юрий Тимофеевич уже по-
дыскивает для тебя новый договор.
Я пошел потолкаться у объявления. Видимо, все уже знали о решении
профессора. Никто не интересовался моими планами и надеждами.
Мимо объявления быстро прошел Крылов. Вид у него был ужасный. Глаза
ввалились, волосы были в беспорядке, руки болтались, как у куклы. Смета-
нин оклинкул его, но Крылов не отозвался, а прошел в нашу комнату. Я
последовал за ним.
- Ты чего? - спросил я.
Крылов проглотил слюну, двигая острым кадыком.
- Отстань, - сказал он.
- Женишься, что ли? - продолжал я.
Крылов схватил со стола тетрадь и запустил в меня. Я увернулся. Тет-
радь пролетела мимо и ударилась в лоб Мих-Миху, который как раз входил в
комнату. Мих-Мих и бровью не повел. Он нагнулся за тетрадью, а Крылов,
даже не извинившись, отвернулся к окну.
- Слава, - сказал Мих-Мих, - возьми себя в руки. Неужели из-за это
й...
- Чего вам всем надо?! Чего вы все ко мне лезете?! - в отчаянии заво-
пил Крылов и бросился вон из комнаты,
Из-за интегратора вышел Чемогуров, и мы устроили небольшой симпозиум.
Мих-Миху был известен диагноз. Он его нам сообщил. Крылов переживал раз-
рыв с Викой. У него наконец открылись глаза, чему Вика в немалой степени
способствовала. Она выкинула следующий номер.
В мое отсутствие она пошла в гости к Сметанину и Миле. Там было чае-
питие с профессором, во время которого Вика пыталась повлиять на распре-
деление. Она очень мило болтала и как бы невзначай давала всем характе-
ристики. У нее был свой средний балл оценок для нашей группы. В частнос-
ти, я был назван эгоистом и неуживчивым человеком. Крылова Вика характе-
ризовала как талантливого, но неуправляемого. Сметанин же оказался пок-
ладистым и преданным делу работником. Вика о себе умолчала, но ее допол-
нил Сметанин. По его мнению, она могла влиять на Крылова в нужную сторо-
ну.
Во всем этом была известная доля истины.
Короче говоря, они дали понять профессору, что кафедра нуждается в
верных ему людях. Если таланту Мих-Миха прибавить талант Крылова да мой
индивидуализм, неизвестно что может получиться. А тут еще вечный оппози-
ционер Чемогуров, под влияние которого я попал. Следовательно, нужно бы-
ло оставить Крылова в аспирантуре, но для равновесия и лучшего морально-
го климата взять на кафедру Сметанина и Вику.
Это не было сказано прямо, но профессор понял. Большая политика дела-
лась тонко, под звон серебряных ложечек.
Надо отдать должное Юрию Тимофеевичу. Он холодно выслушал Вику и уда-
лился в свой кабинет. На следующий день он вызвал Крылова вместе с
Мих-Михом и изложил им результаты чаепития. Профессор не побоялся вторг-
нуться в личную жизнь Славки, как побоялся сделать я.
- Она далеко пойдет, - заметил Чемогуров.
- Может быть. Только не у нас на кафедре, - сказал Мих-Мих.
У Крылова было объяснение с возлюбленной. Что они там говорили, никто
не знает, но Славка после этого стал невменяем. Он замкнулся и ни с кем
не разговаривал.
Такова была обстановка перед распределением.
Группа пока ничего не знала. Естественно, что Сметанин и Вика помал-
кивали.
Наконец наступил день распределения. Оно проходило в конференц-зале
института, где обычно заседал Ученый Совет. С утра мы собрались в кори-
доре под дверями. Нас возглавляла Зоя Давыдовна, у которой был список.
Без четверти десять в зал стали собираться люди. Пришли заместитель
ректора, профессор Юрий Тимофеевич, Мих-Мих. Было много незнакомых. Зоя
Давыдовна объяснила, что это представители предприятий.
По коридору прошел коренастый человек в унтах и тоже вошел в конфе-
ренц-зал.
- Это из Кутырьмы, - сказал Зоя Давыдовна.
В группе произошло замешательство, особенно в той ее части, которая
замыкала список.
- Мы поедем, мы помчимся на оленях утром рано... - пропел Сметанин.
Теперь он чувствовал себя в безопасности.
В десять часов Зоя Давыдовна пригласила в зал Славку. Он вошел спо-
