помнившей его еще по первому визиту десятилетней давности, и с новыми,
появившимися год назад, - семейством Антоновых. Умывшись, варил кофе, на
службу не спешил никогда, ибо приучил начальство и сослуживцев к почти
произвольному появлению - ему прощали, вернее, махнули рукой: как же!
Демилле у нас талант! Считали талантом по привычке, берущей начало с тех
давних великолепных проектов, подрамники от которых частью затерялись,
частью засунуты куда-то за шкафы в мастерской или дома.
Дома... Каждый раз это слово укалывало в сердце. Демилле спешил пе-
репрыгнуть мыслями на другое, приучал себя, что теперь здесь - его дом.
Эту мысль обосновывал внутри себя тщательно, пока не намекнул Наталье о
том, что его проживание может продлиться неограниченно долго. Она насто-
рожилась, задумалась на минуту, потом покачала головой: "Нет, Женя. Так
мы не договаривались". - "Почему? - обиделся Демилле. - Ты не хочешь?" -
"Не хочу". После паузы проговорила: "Я не хочу терять старого друга. Муж
ты никакой, а друг хороший. Менять старого друга на нового мужа не сто-
ит". Демилле надулся, как ребенок, подумал с тоской: "И здесь не нуже
н...". Стал осторожно интересоваться на службе, нет ли где свободной
комнаты или квартиры, чтобы снять. Нет, не себе... родственнику...
Вдруг обнаружились какие-то болезни, которых раньше не замечал. Ныло
в животе справа - печень не печень, а что там? - неизвестно. Нашел у На-
тальи книгу о здоровье, рациональном питании и образе жизни, стал чи-
тать, мечтая, как будет по утрам бегать трусцой в Таврическом - здесь
близко... Однако не было спортивного костюма. Все чаще наваливалась тос-
ка по Егорке, тогда ныл, жаловался Наталье на судьбу, упрекал Ирину, пил
валерьянку...
Желанный душевный покой никак не наступал - да и мог ли наступить? -
но и бороться с обстоятельствами Демилле не умел. Он вообще не привык с
ними бороться, был баловнем, но тут чувствовал, что надо начинать с ка-
кого-то другого конца, а с какого - не знал.
"Тебе надо превратиться, - сказала Наталья. - Но не знаю, сможешь ли
ты?"
Евгений Викторович встрепенулся, попытался представить себе превраще-
ние - но не смог. Чтобы не выглядеть совсем уж жалким, придумал себе
гордость: ежели Ирина его не ищет, не звонит на работу, не приходит к
Анастасии Федоровне и Любаше - значит, не хочет. А раз так, то и он не
будет навязываться, пускай живут, как знают. Когда придумал гордость, а
произошло это дней через десять после бегства из общежития, немного по-
легчало, стал строить планы новой жизни. По правде сказать, связывать
себя с Натальей тоже не хотел, у них все давно установилось, ничего ино-
го быть не может. Думал так: сниму комнату, перееду, непременно сделаю
ремонт, пить не буду, начну работать...
Вещи свои забрал из общежития через несколько дней после побега. Меж-
ду прочим, когда возвращался с вещами к Наталье (было около полудня,
пасхальное воскресенье), встретил у решетки того же Преображенского со-
бора знакомого. Это был Борис Каретников. Демилле, проходя по улице Пес-
теля, увидел, как Каретников выходит из церковного двора, огороженного
старинными пушками, а навстречу ему идет человек с гривой седых волос, с
тростью, в демисезонном пальто. По лицу Каретникова, расплывшемуся в
улыбке, Демилле понял, что они друзья. Каретников и седовласый троекрат-
но облобызались с возгласами: "Христос воскрес!" - "Воистину воскрес!" -
чуть более громкими, чем необходимо, и седовласый, взяв Бориса под руку,
повел его не спеша вдоль ограды собора. Они перешли через проезжую часть
и остановились, о чем-то разговаривая. Тут случился и Демилле с чемода-
ном и сумкой. Он попытался пройти мимо незамеченным, но зоркий глаз Ка-
ретникова остановился на нем. Сторож автостоянки, прервав беседу, воск-
ликнул:
- Господи! Какая встреча! Евгений!.. Арнольд Валентинович, это же Ев-
гений, помните, я вам рассказывал. Человек из того дома!
Седовласый обернулся, внимательно взглянул на Демилле, Евгению Викто-
ровичу пришлось подойти и поставить вещи на тротуар.
- Безич, - сказал седовласый, пожимая руку.
- Евгений, почему же вы не позвонили Арнольду Валентиновичу? - с лег-
ким укором произнес Каретников. - Вашего звонка ждали.
- Да-да... как-то замотался... - оправдывался Демилле.
- Боренька, вы же знаете: время разбрасывать камни и время собирать
камни... - значительно произнес Безич.
- Но телефон у вас сохранился? - спросил Каретников.
- Да. Спасибо. Телефон есть, - несколько сухо ответил Демилле.
- Христос воскрес! - вдруг вспомнил Безич.
- Да... м-м.... воистину... я, знаете... - смешался Демилле.
- Вы крещеный? - строго спросил Безич.
- Да, кажется...
- Кому кажется? Вам кажется? Или Ему? - Безич воздел глаза к небу.
Демилле безмолвствовал.
Безич печально улыбнулся, покачал головой.
- Вы себя потеряли, молодой человек. Но Бог вас видит, помнит о вас.
Помните и вы о нем.
Демилле кивнул; досада поднималась в его душе. Он подхватил вещи и
пошел, не оглядываясь, к дому Натальи. Безич и Каретников некоторое вре-
мя смотрели ему вслед.
Уже когда вернулся к Наталье, досада перешла в злость. Почему все
вокруг знают про него, а он сам не знает? Где они берут эту уверенность
в жизни? Все к чему-то прислонены: эти к Богу, те к науке, другие к
семье... а попробовали бы сами по себе, в одиночку!..
Это все и выложил Наталье. Она еще не совсем верила тому, о чем пове-
дал ей Демилле, то есть истории с домом - такой уж у нее был характер:
пока не увидит своими глазами - не поверит. Пыталась найти рациональное
объяснение; вплоть до временного помрачения ума. Потому вела себя с Ев-
гением Викторовичем осторожно, ласково, как с ребенком.
- Вот и послушался бы советов. Со стороны виднее.
Но прошла неделя, потом другая, и Наталья увидела, что Демилле никак
не может собраться с мыслями, что-то решить. По правде сказать, уже на-
чал ей немного надоедать капризами, неуверенностью, сомнениями. Что за
мужик? Втайне сочувствовала Ирине: жить с таким нелегко, неудивительно,
что та не ищет.
Как-то раз, не предупредив Демилле, прямо со службы Наталья поехала
на улицу Кооперации, обошла забор, поинтересовалась у постового: "Стро-
ят, что ли?.." - "Да вроде..." - пожал плечами милиционер. Лишь после
этого уверилась в случившемся.
На майские праздники Наталья была приглашена за город, в Солнечное, в
компанию старых друзей - еще со школы. Демилле, узнав, нахмурился. Ехать
ему туда не хотелось, было не совсем удобно, да никто и не приглашал.
Наталья, как само собою разумеющееся, сообщила о том, что уезжает на три
дня, принялась собираться... "А я?" - спросил Евгений Викторович. "А что
ты?" - "Что мне здесь прикажешь делать?" - "Ничего не прикажу. Делай что
хочешь".
Демилле изобразил надменность, забрался на тахту, накрылся пледом и
стал демонстративно читать переписку Достоевских. Наталья упаковывала
рюкзак. "Турпоходы - это для двадцатилетних", -не выдержал Евгений. На-
талья в сердцах швырнула в рюкзак ком одежды, выпрямилась.
- Знаешь, мне только не хватает семейных сцен. Я уже десять лет без
них живу - и ничего!.. Женя, давай раз и навсегда договоримся: ты мне не
муж, и даже любовником я тебя не считаю...
- Вот как! А что же тогда мы изредка делаем?
- Не зли меня. Если бы у меня сейчас кто-нибудь был, ты бы мог жить
здесь сколько угодно, как домашний кот. И ничего бы между нами не был
о...
Демилле не на шутку обиделся. Домашний кот... Он чувствовал, нас-
колько точно это сравнение именно сейчас, когда он, свернувшись калачи-
ком, лежит на тахте под пледом, ему тепло и сытно... фу, какая гадость!
- Ты меня уже попрекаешь... - скривил он губы.
- А ты не лезь со своими правами. Прав у тебя на меня не было и нету.
И вправду, ты на кота похож... - улыбнулась она примиряюще. - Ну, не
куксись! Я тоже кошка! Кошка, которая гуляет сама по себе. Пожрать тебе
я оставлю, не волнуйся.
Вечером тридцатого апреля она уехала. Оставшись один, Демилле долго
не мог уснуть в широкой Натальиной постели, рассматривал проступавшие в
весеннем полумраке ночи стены с книжными полками - библиотека у Натальи
была неплохая, на книжки тратила она почти всю зарплату, - думал поче-
му-то о великих писателях, как они жили, мучались, писали свои гени-
альные книги, из которых все равно ничему нельзя научиться. Почему же
так все подло устроено, что каждый должен сам расшибить себе нос, чтобы
удостовериться в истине? Где тот неуловимый смысл жизни, над которым би-
лись веками? Как посмотришь вокруг: зачем люди живут? Только о немногих
можно догадаться... Вот, например, Наталья... Она ведь хорошая женщина,
а семьи нет, детей нет... Что ей там, в АПУ? Ну, йогу читает, фильмы
смотрит... Получается, что живет по инерции.
Что же, и ему жить теперь по инерции? Утонуть в мелких радостях жиз-
ни? Или же начать сначала, создать новую семью, снова добиваться жилья,
потом ребенок... Скучно.
Или же искать Ирину с Егоркой? Не может быть, чтоб не нашлись. Ну, а
как найдутся? Что им сказать?
"Нужна перспектива..." Это Жанна однажды изрекла, доложив ему о новом
своем любовнике, операторе с документальной студии. Мол, появилась у нее
перспектива, которой с Демилле не наблюдалось. Чушь! Перспектива одна:
все умрем рано или поздно. А теперь еще лучше перспективка появилась:
умрем все сразу, когда ахнут над головой дьявольские боеголовки - перек-
реститься не успеешь!..
Почему он подумал - "перекреститься"? Это, вероятно, Безич вспомнил-
ся, его воздетые к небу глаза.
Демилле услышал во дворе мужские голоса, поднявшись с кровати, отод-
винул занавеску. Прямо под окном, пошатываясь, мочились двое. Демилле
резко задернул занавеску, повалился в постель, закрылся одеялом. Гнусно,
гнусно на душе! Вдруг он вспомнил свой спичечный Коммунистический дом,
святую веру и непоколебимые идеалы. Как радостно тогда было жить! Какая
перспектива открывалась впереди! Жизнь казалась широким проспектом, ве-
душим в счастливое будущее... Теперь же она представляется черной подво-
ротней, где то и дело мочатся пьяницы.
С этими скверными мыслями он уснул.
Проснулся оттого, что где-то далеко на улице празднично гудел репро-
дуктор. Тревожное ощущение Первомая, его прохлады и ветра над Невой, по-
лощущего знамена, проникло в душу; захотелось на улицу, к людям, к
празднику. Демилле быстро умылся, оделся и вышел в плаще на улицу. Гром
репродуктора ударил яснее, обозначились бодрые слова диктора и маршеоб-
разная музыка.
Он вышел на Литейный. Было восемь часов утра. Тут и там по всему
проспекту группировались демонстранты разных предприятий и учреждений,
каждая под своими знаменами и эмблемами. Люди смеялись, пели под гитару,
толкались плечами, согреваясь, что-то глотали из фляжек и термосов.
Над толпой плыло знакомое с детства: "Утро красит нежным цветом..."
Между группками сновали деловитые мужчины с красными повязками "распоря-
дитель" - они формировали сводную колонну района. В самих же группках
выделялись местные руководители, которые обеспечивали демонстрантов
флажками, лозунгами и портретами. Демилле, по неосторожности проходя
сквозь одно из людских скоплений, внезапно получил в руки портрет на
длинном древке. Молодой человек, распределявший портреты (у него была
целая охапка), бросил коротко:
- После демонстрации сдашь в машину.
- Да я не... - попытался возразить Демилле, но парень уже совал сле-
дующее древко кому-то другому.
Бросив взгляд вверх, Евгений Викторович убедился, что ему достался
портрет Устинова. Таким образом он стал полноправным участником де-
монстрации и пошел дальше уже с портретом, беззаботно неся его на плече,
как винтовку.
Он направился к Невскому, минуя отдельные колонны, которые станови-
