ноги уносить.
Тут отец Тибор не выдержал, рот свой беззубый раскрыл, глазенки
круглые, любопытные.
- Удивляюсь я на ваш, - шамкает. - Одеты вы больно легко. Нынче на
тропе шнега по пояс, уш не жнаю, пройдете ли?
Насчет одежды - это он точно, жидковато мы одеты, не для гор.
- Круглый год шнега не тают, - продолжает старик, - раньше такого
не было. Прогневался господь, ай, прогневался!
- А скажите, папаша, - вдруг встревает Ян, - когда у вас это
началось?.. Ну, похолодание?.. Вы не могли бы точно припомнить?
Отец Тибор аж поперхнулся, глаза вытаращил. Еще бы: кто ж к
монахам так обращается? Ну дает конопатый, где его только воспитывали!
И на кой ему это знать?..
- Отчего ж не припомнить, - продолжает старец смиренно. - У нас
хроники, почитай, со Дня швершения. Все там записано... Ешли юноша
интерешуется...
В общем, не успел я и слова вымолвить, как монахи - рады стараться
- тащат на стол свои хроники: стопу здоровенных книжищ, обшитых кожей.
А самые старые еще в пластиковых переплетах, я таких и не видел
никогда.
Только этого нам не хватало! Смываться давно пора, кругачи на
хвосте, а эти друзья, как волки голодные, на книги набросились.
Листают, глазами впились, ничего кругом не видят. Ну чисто дети, будто
книжек в жизни не читали! Старикашка что-то бубнит, тычет пальцем в
страницы, глазки горят. Чувствуется - довольный! Может, первые дурни
за двести лет сыскались, которые в ихние хроники заглянули.
Я уж Бруно знаки делаю: мол, время! - не реагирует. Листает, как
бешеный, страницы так и мелькают. Тот еще читатель, картинки, что ли,
ищет?
Заглянул я тоже - в ту, что Лота в руках держала. Ох, и древность!
Бумага желтая, ветхая, и буквы печатные. Дед рассказывал, что раньше
специальные машинки для письма были - сами книги строчили. Это уж
потом рукописные пошли, после Свершения. Читать, слава богам, я умел -
спасибо деду, но до Лоты мне, прямо скажем, далеко. Я только успевал
заголовки разобрать, а она уже переворачивает. Впрочем, ничего особо
интересного там не было. Все давно известно: День свершения, семь
сфер, ложносолнце, пузыри, мнимоны... Это тогда все было в диковинку,
многие, говорят, свихнулись на этой почве. Теперь-то что об этом
читать? Как истинная вера возникла, как боролись за нее - опять же,
каждый ребенок знает! Монахам в горах делать нечего, вот и пишут,
грамотеи.
Плюнул я мысленно, вышел во двор - неспокойно у меня на душе.
Кругачам, конечно, еще топать и топать - здорово мы срезали! - но
лучше бы нам еще дальше от них. Темнеть уже начало, сфера фиолетом
подернулась, через час-другой совсем погаснет. Но если наддать как
следует, до пещеры можно успеть. Переждать там ночь - солдаты по
темноте не попрутся, а утром - через Седловину.
Я уж, грешным делом, подумал - не махнуть ли одному, пока они там
развлекаются книжечками, но сдержался. Нет, с ними этот номер не
пройдет - шутя догонят. Тут хитро надо...
Вдруг - топот, кто-то на крыльцо выбежал. Так и есть: мордатый!
- Стэн, - орет, - ты где?
Подхожу. Бруно в небо пялится, глаза поблескивают как-то странно,
будто у него там стеклышки вставлены.
- Слышишь? - спрашивает. - Гудит!
- Где гудит? - говорю. - Лавина, что ли? Спокойно спрашиваю, знаю:
не время еще лавинам. Он башкой качает:
- Нет, парень, не лавина... Туда смотри! - И пальцем в сферу
тычет.
Пригляделся я, вижу: в просвете между двумя вершинами блеснула
темная точка - словно металлическая. И вроде - к нам летит, будто
птица. Тут и гул с неба донесся, вернее - стрекот. А штука эта
летающая все ближе, буквально на глазах растет. Что за наваждение,
думаю, сроду таких птиц не видал! Лота с Яном уже рядом, тоже в небо
уставились.
А стрекот все громче, как бы накрывает сверху. Монахи услыхали - и
во двор, руками машут, галдят.
Опешил я, по правде говоря, растерялся. Капая там птица!.. Чешет к
нам прямо по воздуху невиданная машина величиной с сарай, наверное!
Рыло тупое, стеклом сверкает - чем-то на стрекозу смахивает. А сверху
крут прозрачный, словно нимб. И прет точно на монастырь, со снижением.
Тут меня будто ожгло. - А ну - в дом! - ору. - Быстро!
И только мы успели в помещение заскочить, как замолотит с неба:
ду-ду-ду-ду!.. Я на пол брякнулся, вижу - по двору очередь прошла,
искры снопами. Потом по-крыше словно молотом - весь монастырь
затрясся... Понял я, что за штуковина к нам пожаловала. Геликоптер
это, боевая летательная машина! Раньше, говорят, они часто летали.
Подполз я к окошку - по счастью, они здесь узкие, как бойницы! -
выглядываю. Висит, гадина, совсем рядом, как привязанная, на боку -
белый круг, знак сферы. В брюхе черная дырка - люк, оттуда пулемет и
шпарит. А монахи мечутся по двору, как бараны, хоть бы за камни
спрятались, дурни: в упор их косит! Эх, думаю, была не была...
Просунул винтоаку ялмаровскую, поймал в прицел того типа в люке,
пальнул. Попал, не попал - не знаю, но пулемет сразу заглох, а машина
вверх шарахнулась, чуть скалу винтом не зацепила! Ага, не нравится.
Выстрелил я еще разок вдогонку - это уж точно мимо - и во двор.
Геликоптер уже высоко усвистал, никакой пулей не достанешь. У крыльца
отец Тибор лежит, скрючившись, - переломало очередью беднягу. Еще трое
или четверо - у ограды, кто-то стонет. Троица моя уже над ними
хлопочет. А у меня ноги дрожат, в ушах звон колокольный...
Ведь это что выходит?.. На Станция - рейтары, в горах - гвардейцы
экзарха, теперь еще и геликоптер! В общем, и снизу и сверху обложили,
как волков. Не случайно же это, не бывает таких случайностей! Даже
идиоту ясно: это за нами. Вернее - за ними! Сотни солдат, отборнейшие
части, гоняются по всему Призенитью за какими-то тремя типами, из
которых один - щенок желторотый, вторая - девка, а третий... третий
вообще черт-то что, ни в какие ворота не лезет. Это что ж такое
натворить надо, чтобы такая кутерьма поднялась - представить страшно?!
И еще я понял, что кругачи им давно на хвост сели, еще до
Комбината. То-то они так вперед рвались, даже не свернули, когда я им
знак подавал. Станциям - тоже из-за них, сфероносцы, видать, всю
округу прочесали. Великие боги, что же делать? Нельзя же против целого
света - вчетвером.
Повернулся я, обратно в дом поплелся. Раненых уже сюда перетащили.
Бруно с Лотой что-то с отцом Тибором делают, хотя там, по-моему, делай
не делай, ничем не поможешь! Мир, как говорится, праху его, добрый был
старикан...
Входит Ян - насупленный, бледный, глаза, как две колючки. И что-то
шепчет сквозь зубы - ругается, что ли? Увидел меня, подходит.
- Что они, совсем озверели? В безоружных!.. - выкрикивает. А у
самого губы трясутся, кулаки стиснуты.
Что тут скажешь?.. Пожал я плечами, вздохнул.
- Ладно, - говорю мрачно. - Идти надо... Монахи без нас своих
отпоют...
Смотрит он на меня глазами круглыми, будто не слышит. Потом вроде
что-то в них блеснуло - дошло.
- Послушай, - вдруг говорит тихо, - отсюда есть другой выход?
Я головой покачал, у самого душа в пятки: что еще?
- Понимаешь, какое дело, - продолжает, морщась, - геликоптер-то на
перевале сел... Я проследил. Хорошо бы нам другой путь поискать.
Все у меня внутри обмякло, сел, где стоял, винтовку коленями
стиснул. Ну вот и добегались! На Седловине один человек с пулеметом
армию удержит, не то что нас!
Понял я, что хана нам - и вроде полегчало. Конец так конец, от
воли богов, как говорится, не уйдешь...
СЕДЛОВИНА
Ночь была на исходе, оставался час темноты, может, чуть больше.
Стэн хорошо чувствовал время - никаких часов не надо. Перед рассветом
в горах всегда так: тьма будто сгущалась, давила на грудь - даже
дышать трудно... Впрочем, здесь - на перевале - всегда не хватало
воздуха.
Стэн нацепил очки и невольно зажмурился. Мир вспыхнул призрачным
сиреневым светом, будто в горах, на всех вершинах одновременно,
зажглись миллимы гигантских факелов. И опять он затаил дыхание: чудо
есть чудо.
Он лежал прямо в пушистом снегу, зарывшись в сугроб чуть не по
самые брови. Вокруг было светло, как днем. Просматривалась каждая
трещина в скалах, каждый камешек. Четко, ясно, словно глаза стали еще
зорче - лучше, чем днем!
Слева, за близким перевалом, плавной умопомрачительной дугой
нависал заснеженный массив Армагеддона. Вершина, обычно скрытая
туманной дымкой сферы, блистала лиловым девственным снегом. Оттуда,
пронзая Зенит, бил тонкий, с волосок, световой луч - Священная ось
мира. Правее вздыбилась четкая, словно нарисованная цепочка дальних
вершин; за ними лежала Проклятая долина - страшное место, откуда никто
не возвращалсА. А впереди, всего лишь в сотне шагов, в неглубокой
заснеженной ложбине горбился темный силуэт геликоптера - провисшие
винты почти касались снега. Даже пулемет виден в приоткрытом люке -
дулом на тропу...
Да, они все-таки пошли наверх. Арифметика проста: сзади сотня
гвардейцев при полном вооружении - верная смерть; впереди - экипаж
воздушной машины, человек пять-шесть Правда, у них пулемет и отличная
позиция - тоже верная смерть. Но все же: сто или пять?! Конечно, днем
бы они не прошли, тропа из ущелья просматривалась вдоль и поперек, их
перестрляли бы еще на дальних подступах. А вот ночью - совсем другое
дело. Ночью в горах никто не ходит, и, стало быть, их здесь не ждут.
Стэн осторожно потрогал очки - надежно ли сидят? - не дай бог
потерять! Бруно выудил из своего рюкзака эти штуковины на тропе, когда
их тьма накрыла. Стэну тогда даже не по себе стало. С виду - очки как
очки, легкие, в металлической оправе, неказистые. А нацепишь -
всесильные боги! - ночи как не бывало!.. Очки ночного видения, вот как
они назывались. Конечно, здесь, в Призенитье, никто о таких и не
слышал. Простой бинокль - и тот редкость!
И одежонка подходящая у них нашлась - вроде чехлов с капюшонами.
Материя на ощупь совсем тонкая, на рыбьем меху, а влезешь туда, молнию
- взык, капюшон на голову, и как в печке! Красота... Комб называется.
Стэн погладил рукав, вздохнул. Странный материал, скользкий, будто
жиром смазан, а не пачкает. Лежишь в снегу - и хоть бы что, словно на
травке летом. Да-а, экипировочка у них что надо, любой позавидует. Вот
бы такую - насовсем!
Чуть скрипнув снегом, подполз Бруно, залег рядом.
- Ну? - негромко спросил Стэн.
- Спят, - сказал Бруно. - В палатке, вон за тем выступом...
Четверо. Пятый - в машине, Зацепил ты его тогда.
Стэн непроизвольно погладил винтовку: ага, зацепил!..
- Так чего ждем? - возбужденно воскликнул Ян, всматриваясь вдаль.
- Вперед!
Они с Лотой залегли по левую руку от Стана А все время о чем-то
шептались. Стэн досадливо отмахнулся, повернулся к Бруно.
- Не знаешь, где у него горючка? - испросил, кивая на машину.
- Внутри, в баках, - ответил Бруно. - Зачем тебе?
- А затем, - назидательно сказал Стэн, - что прорваться, может, и
прорвемся, но утром они нас в минуту-догонят и сверху - как баранов.
Ясно? Сжечь ее надо к чертям собачьим!
- Зачем сжигать?! - вскинулся Ян - Не надо сжигать! Хорошая
машина, летает. Самим пригодится!
Глянул на Стэна весело, подмигнул. Дурак зеленый, выругался Стэн
про себя, нашел время шутки шутить!
- Так, может, сам и поведешь? - бросил с усмешкой.
Ян пожал плечами.
- А что, могу и я!
- Нет уж! - вдруг подала голос Лота. - Пусть лучше Бруно, с ним
надежней! А с тобой я налеталась - хватит!
- Тоже вспомнила! - рассмеялся Ян. - Это ж когда было?!
