столице оказаться, доставят, как говорится, с музыкой, вопрос только в
том, что с ним, Станом, делать, ведь если честно - проводник им не
больно-то нужен, просто жалко его стало - парнишка-то он неплохой, о
засаде предупредил и вообще - вот и взяли с собой, чтоб не пропал, как
те, на Станции, ведь сфероносцы уже давно за тройкой охотятся, все
обложили... Ну а теперь, когда нет с ними Яна и Лота покалечилась, он,
Стэн, очень даже может пригодиться, так что пусть сам и решает: или
дальше с ними, или - вольному воля, удерживать его они не станут,
опасное дело затеяли... Правда, и здесь скоро жарко станет: кругачи
весь лес обложили, не прорваться одному, они сами-то еле-еле
вырвались, воя Лота чуть ногу не угробила, черт знает сколько времени
потеряли, пока по лесу петляли, чтоб не навести солдат на их с Раденом
след, а он, бедолага, и помер, и теперь уж, как говорится, даже боги
бессильны... Вот Лота и убивается, клянет себя, потому что всего-то и
делав было - сунуть Радону пилюльку от сердца, и был бы он сейчас
жив-здоров, а вот не успели, прошляпили: сначала надеялись Яна
вытянуть, потом надо было еще кое-что сделать, очень даже срочное, да
тут еще он, Стэн, под ногами крутился, лез со своими похоронами,
мешал. Одним словом, пока то да ее, Стэн с Раденом и смылся, а потом -
кругачи, ну и понеслось...
Бруно еще что-то говорил, но Стэн уже не слушал. Так вот в чем
дело, вот почему Лота на него так смотрела!!! Выходит, он сам, на
собственном горбу. Радона на смерть уволок!
Стиснув зубы, Стэн затряс головой: тупица, болван, пень безмозглый
- сунулся, просили его! Ведь угробил старика, как есть - угробил!
- Кончай башкой трясти! - бросил Бруно. - Сейчас не до
переживаний!.. Решать надо, парень: с нами или как?..
Стэн вскочил на ноги, закусил губу. А его, значит, пожалели,
прихватили с собой, как приблудную собачонку. Он-то, придурок, черт-те
что вообразил, а они - из жалости!.. Как же теперь?! Неужто после
этого - с ними?..
Он поднял голову, сразу наткнулся на взгляд Лоты: строгий, будто
оценивающий. Что-то еще там было - такое, отчего у Стэна бешено
стукнуло в груди, перехватило дыхание.
- Да! - почти выкрикнул он. - С вами!.. Заметил, как сразу
потеплели глаза Лоты, смягчились черты лица. Почувствовал восторженный
холодок: вместе!.. Что бы ни случилось - вместе! Он нужен ей...
Ну, ладно, - сказал Бруно, пряча трубку в нагрудный карман. -
Тогда - готовься. Сейчас кругачи здесь будут.
Стэн невольно вздрогнул, прислушался. Где-то недалеко отрывисто и
зло лаяли собаки.
- А потом? - вырвалось у него. - Что - потом?
- Потом?.. - переспросил Бруно, поднимаясь. - А потом - мы
сдадимся! Если они нас того, на шлепнут сдуру! Ясно?!
БРУНО
Вот уж не думал, что цел останусь!.. Очухался в каком-то фургоне
трясучем. Лежу пластом, морда на грязных досках, а перед носом -
сапожищи солдатские. Дух от них - не передать! - видимо, от этой вони
я и очнулся. Меж сапог приклады винтовочные приплясывают. Пол
вверх-вниз ухает, трясет, мотор надрывается - везут куда-то!..
Чувствующие шевельнуться, спеленали по рукам-ногам, как колоду.
Голова трещит, во рту горечь соленая, губ не разлепить. В общем, чисто
разделали, чертово семя...
Ну, кое-как приподнял башку, оглядываюсь. Крытый брезентом фургон;
из заляпанных окошечек - розоватый свет, рассвело, значит; вдоль обоих
бортов - солдатня на скамьях. Десятка два, все в пятнистых робах, на
плечах - черные кружки, знак ночной сферы. Черносферцы! Морды
чугунные, на меня - ноль внимания. Дальше, ближе к кабине - Бруно с
Лотой вповалку, как и я - связаны.
Скрипнул я зубами такая злость взяла! Решился, называется!
Послушался этого долбака психованного. Вот, значит, в чем их великий
план заключался: чтобы кругачи их сами в столицу доставили! С
музыкой!..
Это уж точно - даже с плясками. До упаду! Живого места не
оставили, сволочи! Это же надо догадаться: добровольно кругачам в
плен?! - Но я-то хорош, поддался, не остановил, ну прямо затмение
нашло, честное слово...
Тут швырять-трясти перестало, на ровную дорогу выбрались, шофер
газу наддал. Значит, точно - в столицу везут!
В фургоне посветлело. Пригляделся я к солдатам, что ближе сидели -
ох, и рожи, один к одному, под стать Бруно! Черт знает, где их
выращивают - амбал на амбале, от таких не уйдешь. Сидят истуканами,
пялятся куда-то в брезент - земки стеклянные. Пьяные они все, что
ли?..
Через некоторое время - тормозим. Снаружи голоса, крики. Брезент
сзади откинулся, какой-то тип в офицерской форме в кузов заглядывает.
Глянул, рукой машет? - "Пропустить!.." В столицу въезжаем, значит.
Ну, едем дальше. Вдруг, чувствую, кто-то меня со спины за веревки
дергает. Изворачиваюсь: Бруно! Мать честная, сидит на полу и ножом мне
веревки режет. Глянул я на солдата - хоть бы один бровью повел, будто
не видят! А из глубины мне Лота рукой машет, она уже у окошка стоит,
больную ногу поджав. Вроде даже подмигнула мне - ну, совсем, как Ян:
мол, не дрейфь, парень!
У меня малость ум за разум зашел. Чего, это они? - бормочу и на
солдат ношусь.
- А-а, - говорит Бруно, - не обращай внимания! Спят они...
Спрятал он лезвие, к окошку подался. Пригляделся я к солдатам - а
ведь и в самом деле спят! Все до единого, с открытыми глазами, словно
лунатики. Колдовство, не иначе!..
Хочу встать - ноги подламываются, совсем скис. Тут Бруно сует мне
несколько горошинок, вроде тех, в Обители, и фляжку маленькую -
запить. Приложился я к горлышку - будто огня хватанул, все внутри
запылало. В одно мгновение башка прояснилась, прямо звенит, а в теле -
ни боли, ни вялости; сил - горы бы своротил! Вот это напиточек, думаю,
где ж они раньше-то были, для себя, что ли, Бруно берег?! Хотел еще
хлебнуть, не дал мордатый: нельзя, говорит, больше - вредно!
Вскочил я - и к окошку. А там... Матерь божья, грузовик-то уже по
главной столичной площади шпарит, вон и купол уже близко:
белый-пребелый, будто яйцо, полсферы закрывает, шпиль над ним золотой
в небо вонзается, конца аж и не видно! Все вокруг оранжевым светом
залито: железные крыши многоэтажников, бесчисленные окна, асфальт
площади - прямо пожар. Народищу - видимо-невидимо, чисто Вавилон!
Толкотня, давка, гул, все куда-то прут, друг друга пихают... И военных
тьма: конные, пешие, в разных формах, все вооружены, кое-где даже
панцири храмовников сверкают.
Фургон наш сквозь толпу едва ползет, шофер сигнал оборвал. И едем
мы прямиком к куполу, то есть к Храму Святой оси, и народ, между
прочим, туда же стремится, только солдаты их сдерживают. Тут у меня,
как говорится, прорезалось, даже кулаком себя по лбу двинул. Ну,
конечно, ведь сегодня же праздник. День Первого свершения - самый что
ни на есть великий праздник Семисферья! Скоро Чудо оси, Большие
жертвоприношения, пророчества... Потому и народ!..
Оторвался я от окошка, гляжу - Лота ко мне ковыляет, за борта
придерживается, солдат задевает. Те - как статуи, пялятся слепо: хоть
ты их режь, хоть жги, все едино! М-да-а, знай наших! Лота меня за руку
схватила и говорит:
- Мы у цели, Стэн!.. Приготовься - будем прорываться!
Вот оно, ожгло меня, вот они куда все время метили - в Храм оси!
- Ничего не бойся, ничему не удивляйся, - продолжает. - Все
сделает Бруно, он подготовлен. А ты - мне поможешь, договорились?..
- Да, - киваю, - помогу... - Сам дрожу весь, только не от страха -
нет во мне страха! - от напряжения. В храм, в святая святых, будто
приглашали их! А ведь там охраны - как деревьев в лесу, не могут они
этого не знать, но вот, поди ж ты!.. Может, они их тоже... заколдуют,
как черносферцев - и все дела? Черт их знает, что они еще могут! В
общем, ничего-то я про них не знаю, ничего не понимаю, одно чувствую:
не из наших они! Больно отличаются от нас, будто вообще не под Семью
сферами родились, а где-нибудь в Золотом веке. Жрецы говорят - будет
такой, после Второго свершения, чистый Эдем, молочные реки, кисельные
берега, вино в фонтанах, все сплошь праведники и святые. Только когда
это еще будет, а они вон, уже есть, из плоти и крови, на богов похожи,
а не боги, да и не верю я жрецам насчет этого царства, мало ли что там
через тысячу сферолет будет, нам-то здесь жить и сейчас, да не с
праведниками, да и сами мы не праведники, вот ведь дела какие... Тут
фургон дернулся последний раз, встал.
- Все! - командует Бруно. - Пошли!!! Смотрю, солдатня
встрепенулась, повскакивала и через борт горохом: четко, слаженно,
любо-дорого посмотреть! И на нас, само собой, ноль внимания!
Чертовщина, самая настоящая чертовщина!
- Не отставать! - рявкает Бруно и - за ними. Лота меня в спину
нетерпеливо подталкивает: "Давай, Стэн, не бойся!.."
Сиганул я на асфальт - там черт-то что творится. Народ стеной
прет, волнуется, кричит; солдатики наши полукругом выстроились, штыки
наружу: охраняют нас, значит, от толпы. Рядом белая стена Храма ввысь
уходит, как ледяная гора. В ней стальные ворота - вход. Закрытый,
конечно.
Лота меня окликнула - помог я ей из кузова выбраться, придерживаю.
Бруно к воротам подскочил, в руке - вроде игрушечного пистолета.
Приставил вплотную - как полыхнет Оттуда, будто из гаубицы: пламя,
искры, дым!.. Глаза сами собой зажмурились. Открываю - в воротах
дырища черная, в мой рост, наверное, по краям багровым огнем светится.
Жуть! Тут народ ахнул - и врассыпную, вмиг вокруг чисто стало.
- Прикрой лицо! - командует Лота. - Быстро!..
Натянул я капюшон поглубже. Лоту на руки - и туда! Дохнуло жаром,
гарью, опалило кожу. Продираю глаза: над головой купол белый
вздымается, громадный, как небо; под ногами пол мраморный сияет
зеркалом, будто застывшее озеро. В первый миг мне даже показалось, что
кроме купола и гладкого сияющего пола во всем Храме и нет ничего.
Только где-то далеко, в центре, стоит здоровенная, окруженная решеткой
каменная чаша, и из нее бьет вверх ослепительный луч - узкий, как
копье, смотреть на него больно. Ось мира!
Лота дернулась, выскользнула из рук. И сразу завопил кто-то
поблизости - на весь храм. Оборачиваюсь - всесильные боги, стоит рядом
машина сатанинская, подковой изогнулась: тысячи глаз, все разноцветные
- и мигают, как живые! Что-то в ней крутится, стрекочет, попискивает.
В кресле перед ней скорчился какой-то храмовник в белом мундире и
визжит, будто его на бойне потрошат. Над ним Бруно навис: весь черный
от гари, шапчонка на голове дымится, страшный, как дьявол. Лота к нему
на одной ноге прыгает.
Бросился я, подхватил за плачи. "Скорей!.. - кричит. - К машине!"
Этот в белом, смотрю, уже на полу, на четвереньках - только зад
мелькает. А Бруно склонился - и по клавишам, двумя руками. Сразу вой
со всех сторон: дико, с надрывом, даже кровь стынет - сирены! Бруно
уже присел, какую-то крышку внизу отдирает, прямо с мясом. Проводов
там внутри - миллион, в глазах рябит. Он туда руки, по самые плечи:
треск, шипение, искры веером... Сирены враз захлебнулись, а огоньки на
машине еще быстрей заплясали - словно взбесились. Лота в кресло
плюхнулась, где раньше храмовник сидел, и давай какие-то кнопки
разноцветные давить. Боги, думаю, как же они во всем этом
разбираются?!
Слышу, крики под куполом, топот. Откуда ни возьмись, прет к нам
куча народа - сплошь храмовники, вооружены до зубов. Только я рот
раскрыл - предупредить! - воздух вокруг всколыхнулся, рокот пошел
волнами: низкий, грозный. И такой вдруг страх на меня навалился -
