группу. Второй сомалиец, выкручивавший Малко правую руку, издал хриплый
крик - лезвие ножа вошло в его тело как раз над ремнем. Отпустив Малко, он
схватился обеими руками за рану, согнулся пополам, скривившись от боли.
Малко резко обернулся. Его колено врезалось в низ живота другого
сомалийца.
Два раза подряд. С яростью, удесятерившей его силы.
Его жертва застыла с открытым ртом, как рыба, вытащенная из воды,
потом негодяй икнул, и его начало рвать. Фуския стояла все так же
неподвижно. Недолго думая, Малко схватил стул и бросился на того, который
был с ножом. Бандит, не дожидаясь удара, ринулся прочь и скрылся на темной
лестнице. Четвертый компаньон как-то по-детски толкнул Малко в спину и
тоже выскочил на лестницу. Тяжело дыша, Малко оперся на перила. Он
сравнительно легко отделался. Фуския бросилась к нему, начала душить в
объятиях, бессвязно повторяя итальянские слова, прижимаясь к нему теплым
гибким телом, обволакивая его сладким ароматом. Малко же с трудом подавлял
бешеное желание хлестать ее по щекам, пока не оторвется эта хорошенькая
головка. Он только что избежал великолепной ловушки.
Фокус с дракой и с пьяным - такое ему уже устраивали. Фуския
хладнокровно привела его в западню. Она не хотела идти танцевать, потому
что убийцы опаздывали.
- Боже мой, как это ужасно! У вас все в порядке? - причитала мулатка.
К ним подошел метрдотель, вкрадчивый и услужливый. Заговорил о
полиции, о пьяницах, рассыпался в извинениях. Малко был слишком взбешен,
чтобы отвечать.
- Пойдемте, - бросил он Фускии.
Он подтолкнул ее к лестнице, оставив на столе банковский билет в сто
сомалийских шиллингов. Болели суставы правой руки, но еще больше его
душила ярость. Они вышли на пустынную Ваддада Сомалиа. Несколько нищих
спали на тротуаре вдоль стены. Никаких следов бандитского "десанта".
Фуския молчала как рыба, все еще не успокоившись. Малко нашел в себе
силы улыбнуться.
- Надеюсь, что в дансинге "Джаббы" публика будет поприличнее?
- Вы хотите танцевать?!
- Почему бы и нет? Это поможет прийти в себя. Еще чуть-чуть, и мне бы
распороли живот.
- Знаю, - сказала Фуския почти неслышно.
Она явно чувствовала себя не в своей тарелке. Срежиссированную кем-то
роль она еще недостаточно отшлифовала. По беспокойному выражению карих
глаз Малко понял, что молодая женщина не очень-то гордится собой.
Ничего, она получит свое. Таких шуток он не прощает. Как говорит
пословица, месть - это такое блюдо, которое едят остывшим. На этот раз он
съест его теплым.
Аромат духов Фускии был таким сильным, что, казалось, проникал под
кожу, а освещение таким рассеянным, что на расстоянии метра ничего не было
видно. Смутные силуэты танцующих двигались в полумраке под бешеный рев
мощной аппаратуры. Оркестр находился у входа в огромную круглую хижину,
центр которой занимала танцплощадка с окружавшими ее низкими столиками и
скамеечками. Публика была разношерстной: нарядно одетые сомалийцы, шлюхи в
облегающих бедра лосинах, скромные конторские служащие и несколько унылого
вида европейцев. Фуския и Малко устроились в темном уголке недалеко от
входа рядом с тремя девицами, обтянутыми черным сатином. Оркестр играл
мелодию, похожую на медленный фокстрот. Он удивился, что сомалийцы плохо
танцуют, в отличие от большинства негров. Они неуклюже вихляли задами, с
грацией пингвинов передвигаясь по площадке. Фуския сразу плотно прижалась
к Малко, словно желая этим искупить свою вину. Ткань ее платья была такая
тонкая, что Малко в полумраке казалось, будто она голая. Его рука
скользнула вдоль крепких бедер, коснулась копчика. Фуския едва заметно
вздрогнула, как бы отвечая на этот жест, и еще крепче прижалась к нему.
Настоящее хищное тропическое растение.
Мулатка, собственно, не танцевала, а мерно раскачивалась, стоя на
месте. Ее острые тяжелые груди буквально ввинчивались в тело Малко. Так же
вели себя все пары, двигавшиеся вокруг них. Иногда по ее телу пробегала
быстрая нервная судорога. Малко не надо было насиловать себя, чтобы
захотеть ее. Отложив месть на время. Они больше не говорили о случае в
ресторане. И о Хельмуте Ламбрехте тоже.
Музыка грохотала оглушительно, духота была почти нестерпимой.
- Это заведение работает допоздна? - спросил Малко.
- До пяти утра, - прошептала Фуския. - Те, кто сюда приходит, жуют
травку, чтобы взбодриться.
Вот почему у большинства людей тут застывший взгляд, как у
наркоманов.
Внезапно Малко затошнило от этого бала в тропиках. Он отстранился и
взяв Фускию под руку.
- Пошли.
Она покорно последовала за ним. Не говоря ни слова, они пересекли
дансинг, растолкали шлюх, сгрудившихся у входа, и оказались в саду. Малко
направился прямо к бару.
- Куда вы меня ведете? - забеспокоилась Фуския.
- Увидите.
Они прошли через сад, потом мимо бара. Малко все так же крепко держал
Фускию за руку.
Холл гостиницы был пуст, только одинокий шпик сладко дремал в кресле.
Забирая свой ключ, Малко удостоверился, что ключ Хельмута Ламбрехта на
месте. Фуския ждала в стороне. Когда Малко подошел к ней, женщина
неуверенно проговорила:
- Я должна с вами проститься...
Он взял ее под руку, увлекая к лифту.
- Да нет же, - игриво сказал он. - Поскольку Хельмут Ламбрехт еще не
вернулся, мы подождем его в моем номере...
В больших карих глазах Фускии промелькнул панический страх. Она
попробовала освободиться, но Малко держал ее крепко.
- Я не могу подняться с вами, - в отчаянии прошептала она. - Это
запрещено. Милиция...
Большой портрет Сиада Барре с усами и в мундире, висевший над
лифтами, казалось, с иронией наблюдал за ними. Одна кабина была открыта.
Малко не слишком нежно подтолкнул туда Фускию. Оттолкнувшись от стенки
лифта, она попыталась выйти.
- Оставьте меня...
Двери закрылись, и Малко нажал на кнопку пятого этажа. Отпустив ее,
он обхватил Фускию за бедра, грубо прижал к стенке и впился в ее рот
поцелуем. Сначала губы Фускии оставались сжатыми, потом приоткрылись, язык
обвился вокруг языка Малко, поясница заколыхалась в ритме, не оставлявшем
никаких сомнений насчет того, какие чувства она испытывает или делает вид,
что испытывает. Она втянула живот, дыхание стало частым, прерывистым.
К аромату ее духов прибавился специфический пряный запах.
Лифт остановился, слегка вздрогнув, и дверь открылась.
Фуския резко оттолкнула Малко, снова порываясь выйти, хотя, судя по
всему, была вполне готова пожертвовать своим целомудрием. В полумраке
коридора просматривался силуэт одной из дежурных по этажу, которые сидели
там день и ночь. Больше для того, чтобы шпионить, чем для обслуживания
гостей.
- Выйдем, - с придыханием шепнула Фуския.
Но у Малко было другое мнение на этот счет. Увидев его лицо, Фуския
коротко вскрикнула. Она вдруг испугалась.
- В чем дело? - нервно пробормотала она. - Дайте мне выйти.
Малко молча, с непроницаемым выражением грубо развернул ее лицом к
полированной алюминиевой стенке кабины, придерживая правой рукой за
затылок, задрал сзади синий шелк, зацепил подол платья за золотой пояс,
оголив ягодицы, похожие на две огромные коричневые маслины, и длинные
точеные ноги.
Фуския дернулась, пытаясь повернуться, но Малко держал ее крепко.
Левой рукой он освободился от брюк. Мимолетно подумал: "У женщины только
один способ вознаградить мужчину". У него тоже был только один способ
наказать ее.
Когда его член коснулся бархатистой кожи на пояснице, Фуския стала
яростно сопротивляться. Браслеты звонко застучали по металлической стене,
словно аккомпанируя ее умоляющему:
- Нет! Нет...
Малко чуть не пожалел ее, но в памяти вновь мелькнуло тусклое лезвие,
направленное ему в живот. Тогда одним рывком, всем телом, упершись на долю
секунды в закрытый сфинктер, он совершил то, о чем, вероятно, мечтали все
любовники этой женщины. Его проникновение сопровождалось пронзительным
воплем.
Малко увидел как во сне капли пота, выступившие на затылке Фускии,
там, где его не скрывали густые волосы. Мулатка попыталась вырваться, но
это движение позволило ему еще глубже войти в нее. Она забилась,
застонала, задыхаясь.
Малко вышел из нее, от возбуждения кровь стучала у него в висках. Все
это время дверь лифта оставалась открытой. Он уже не помнил себя. И
желание отомстить теперь было не главным.
Он снова грубо вошел в мулатку тем же способом. Он ожидал нового
вопля, но на этот раз не ощутил никакого сопротивления. Все тело Фускии
вдруг обмякло, поясница снова обрела гибкость, пышные ягодицы прижались к
его бедрам, повторяя их изгибы. Она внезапно застонала, расслабившись от
удовольствия, теперь он без труда двигался в ней взад и вперед. Она
подалась назад, согнув колени, упершись лицом и ладонями в алюминиевую
стенку. Малко увидел ее неузнаваемый профиль с открытым ртом и трепещущими
ноздрями. Казалось, теперь Фуския наслаждалась каждой секундой этого
грубого изнасилования.
Во всяком случае, явно не в первый раз ее насиловали таким способом.
Лифт вздрагивал от мощных ударов "клыка" Малко. Фуския дышала все
более прерывисто, задыхаясь. Бессвязные слова вылетали из ее уст, сначала
по-сомалийски, потом по-итальянски. Вдруг она хрипло, почти бессвязно
пробормотала:
- Теперь я хочу кончить, потрись спереди...
Малко, обезумев от страсти, повиновался. Она была вся, как жидко
расплавленный металл. Внезапно он кончил, и это вызвало ответный оргазм.
Она оставалась некоторое время в той же позе, все еще продолжая
вздрагивать и вцепившись ногтями в алюминиевую стенку. Малко чувствовал
опустошение в мозгу и во всем теле. Вдруг они услышали легкий толчок, и
двери закрылись. Лифт вызвали на первый этаж.
8
Фуския вскрикнула, повернулась и резко выпрямилась. Глаза ее все еще
туманились от вожделения. Чудесный тропический деликатес, эта женщина.
Торопливо и неловко она стала дергать вниз подол своего платья, прижатый
поясом, чтобы прикрыть нижнюю часть тела, оголенного до талии. А лифт тем
временем спускался со скоростью улитки. Малко остановил ее, сжав запястья
руками. Она бросила на него одновременно томный и испуганный взгляд. Глаза
Малко вновь были суровыми и холодными, несмотря на неистовство, с которым
он занимался любовью.
- Зачем вы мне мешаете? Отпустите меня.
Холодные глаза Малко, казалось, гипнотизировали ее. Так хищник
смотрит на свою жертву.
- Потому что вы - б..., Фуския, - четко выговорил он.
Глаза мулатки моргнули, уголки рта опустились. Лифт продолжал
спускаться. Фуския стала вырываться еще энергичнее.
- Оставьте меня, - твердила она, - я не хочу, чтобы меня считали
"такой".
- А что, разве нет? - криво усмехнулся Малко.
Резким движением он сгреб в ладонь шелк цвета электрик и стащил
платье с левого плеча. Послышался треск материи, протестующий крик Фускии
- и она осталась только в своих лодочках на очень высоких каблуках. У ее
ног лежала небольшая кучка шелка. Ремешки на щиколотках не могли сойти за
одежду. Несмотря на трагикомическую ситуацию Малко взглядом знатока оценил
ее тело. Восхитительна! Грудь полная и тяжелая, хотя слегка и отвислая, но
прекрасной формы, талия, как античная амфора, живот плоский, затененный
внизу пушком почти того же цвета, что и кожа, великолепные длинные ноги и
ни грамма лишнего жира. Коричневая кожа блестела от пота, груди все еще
