тогда он, Конан, всего лишь спутник, доставивший избранную Ученицу в
святилище... Не эту ли службу Митра собирается зачесть ему во искупление
греха?
Что ж, это было бы только справедливо! Путь в нижний мир тяжел и
опасен, и ему пришлось не раз защищать Рину, рискуя жизнью... И он всегда
относился к ней с приязнью и уважением... ну, почти всегда - если не
считать того случая, когда они нанюхались наркотических цветов. Теперь же,
вероятно, ему надлежит сопроводить Рину наверх, что тоже является нелегкой
задачей. И чтобы он мог исполнить ее, Митра вернет ему разум и память...
Наверняка вернет! Ведь порошок арсайи закончился!
В душе Конана затрепетала надежда. Если бы так случилось, подумал он,
то путь наверх стал бы дорогой в рай. Он поднял бы туда Рину на руках! А
что потом? Они с Митрой будут в расчете? Весьма вероятно... да, весьма
вероятно!
Но почему бы Рине не сказать об этом прямо? Зачем она толковала о
деяниях, которые предстоит совершить в будущем? В далеком будущем и в
самом скором времени?
Внезапно Конан вздрогнул от странного предчувствия и замедлил шаги,
окидывая подозрительным взглядом кусты сирени, увитую виноградной лозой
беседку, тропу, ведущую к роднику, густые кроны дубов и яблонь, что
высились вдалеке.
В самом скором времени! Голос Рины набатом прозвучал у него в голове.
Если он всего лишь спутник юной провидицы, то слова эти означали, что в
самом скором времени ему придется защищать девушку от неведомой угрозы.
Возможно, опасность подстерегает их прямо здесь, в этом прекрасном саду...
А он даже не взял с собой мечей!
Схватив Рину за руку, он потащил ее к беседке, где осталось их
имущество. Девушка с удивлением посмотрела на него.
- Куда ты так торопишься? У нас еще много времени, милый.
- Может быть, да, а может и нет. Мне хотелось бы поскорей добраться
до своих мечей.
- Мечи? - Глаза Рины изумленно округлились. - При чем тут мечи? Что
может грозить нам здесь, в саду Митры, в преддверии Его храма?
- Не знаю. Но мне кажется, что тебя подстерегает опасность.
Рина неожиданно рассмеялась - словно серебряные колокольчики
прозвенели. Остановившись, она заглянула Конану в лицо, потом руки девушки
обвились вокруг его шеи, а пушистая каштановая головка легла на грудь,
щекоча растрепавшимися локонами подбородок и губы. Рина прижалась к нему,
замерла и вдруг шепнула:
- Ах, милый! Если меня и ждет опасность, то я иду навстречу ей с
радостью... Да, с радостью, - добавила она с лукавой улыбкой, - ибо этого
желает великий Митра... да и я тоже...
Конан всмотрелся в ее глаза, вдохнул аромат волос и внезапно
почувствовал, как покой нисходит в его душу - долгожданный покой и светлая
радость, знак прощения. Сунув руку за пояс, он нащупал пустую бронзовую
фляжку, вытащил ее и, не глядя, отшвырнул в кусты. Потом, подхватив
девушку на руки, шагнул к беседке, увитой виноградной лозой.
И все-таки он ошибался, считая, что ему предстоит сопровождать Рину в
верхний мир. Неожиданно она заявила, что остается здесь, при храме Митры,
в садах Пресветлого, дабы усовершенствоваться в том искусстве, которое бог
соизволил ей даровать. Конан догадывался, что речь идет о новых ее
талантах, обретенных в святилище перед сияющем алтарем; о каких именно,
ему предстояло узнать на берегу огненной реки.
Рина проводила его до того места, где раскаленный поток, огибая
исполинскую голень Первосотворенного, скрывался в горе. Течение его
казалось стремительным и неудержимым; какая-то яростная сила выдавливала
лаву вверх, гнала в темный тоннель, к земной поверхности, к дымящимся
жерлам вулканов. Скалы и базальтовые плиты, обрамлявшие эту реку багрового
пламени, подрагивали словно живые, а воздух над ней колыхался от жара.
Однако знойное дыхание огненных струй не опаляло кожу киммерийца;
невидимый кокон, окутывавший их с Риной, был непроницаем.
Посматривая на девушку, Конан раздумывал над тем, какие еще
таинственные дары получены ею в храме пресветлого бога. Несомненно, она
обрела способность защищаться от жары и ядовитых испарений, витавших над
огненной рекой; но что еще? Внял ли Митра его просьбам, в полной мере
наделив Рину той Силой, которой обладали Рагар и Фарал? Той сокрушительной
мощью, что была дарована и ему - на недолгий срок, истекший у ворот
Дамаста? Или, быть может, способность эта, присущая девушке от рождения,
лишь вызрела, пробудилась и проросла - в тот миг, когда ослепительный
синий луч, сверкнувший с алтаря, коснулся ее плоти?
Что ж, решил киммериец, в таком случае каждый получил свое: Рина -
божественный дар, а сам он - долгожданное исцеление. Прошло довольно много
времени с тех пор, как они покинули храм, но голова Конана оставалась
ясной, и он не чувствовал никаких признаков надвигающегося забытья - ни
покалывания в висках, ни тяжести в затылке, ни звенящей пустоты, в которой
разум его расплывался и угасал подобно отгоревшей свече. Митра простил
его; великий Податель Жизни не пытался более извлечь до срока его душу из
грешного тела, и оставалось только гадать, какими подвигами - или муками -
заслужена эта милость. Но, так или иначе, он добился ее, получив и кое-что
еще - нежданный подарок, свалившийся ему прямо в руки около беседки,
увитой виноградной лозой.
- Здесь мы расстанемся. - Рина остановилась рядом с базальтовым
монолитом, что нависал над раскаленными струями лавы. Эта плита, вросшая в
каменистый берег, имела десять шагов в длину и почти столько же в ширину;
ее шершавая темная поверхность была покрыта копотью. На фоне огромной
скалы фигурка Рины, озаренная багровыми всполохами, казалась особенно
маленькой и хрупкой.
- Не вижу, как тут подняться к лесу, - проворчал Конан, поудобнее
пристраивая за спиной мешок. Задрав голову, он попытался окинуть взглядом
гигантскую фигуру Первосотворенного, подпиравшего плечом равнину пурпурных
джунглей, но это было невозможно; он видел лишь белую стену, тянувшуюся в
безмерную высь. - Да, здесь мне не подняться, - снова буркнул он,
поворачиваясь к девушке. - Разве что ты вызовешь тех серых летающих
тварей, что чуть не сожрали нас! Может, Митра одолжит пару-другую у
Нергала, чтобы они доставили меня наверх?
Рина не улыбнулась в ответ на его шутку; лицо ее было серьезным и
строгим.
- Не поминай демонов вблизи обители светлого бога, не гневи Его, -
произнесла она, потом задумчиво посмотрела на багряный поток лавы и
нависшую над ним плиту. - Тебе не надо лезть на скалы, милый, не надо
пробираться лесом и рисковать жизнью в той пещере, где сонный морок
пожирает души путников. Смотри! Обратная дорога лежит перед тобой. Видишь
эту огненную реку? Она понесет тебя вверх, а уж я - я пригляжу, чтобы ты
не слишком обуглился по пути.
Тут она все-таки улыбнулась, и Конан отметил, что в лице Рины
проглядывают некие новые черты - словно зрелая, уверенная в себе женщина
смотрит в мир глазами юной девушки. Он нахмурил брови и призадумался. Что
же так изменило ее? Осознание собственной силы? Милости Митры и его
таинственные дары? Или то, что случилось в беседке?
Усмехнувшись при этом приятном воспоминании, киммериец покосился на
темное отверстие, в котором исчезал лавовый поток.
- Значит, я поплыву вверх по реке пламени, а ты присмотришь за
мной... - медленно сказал он. - Ну, что ж, я готов! Только для этого
понадобится прочный корабль, клянусь Кромом!
- Да, милый, прочный, очень прочный, - Рина повернулась к скале и
вытянула вперед руки. Лицо девушки стало сосредоточенным и суровым, темные
веера ресниц легли на побледневшие щеки; и Конан, уже догадываясь, что
сейчас произойдет, невольно вздрогнул, когда ослепительная молния
вырвалась из ее ладоней, ударив в основание базальтовой плиты. Еще и еще
раз! Яркие стрелы, скованные из синего пламени, снова и снова били в
темную каменную поверхность, и она крошилась, растрескивалась, проседала
под их неудержимым напором. На миг острое чувство сожаления пронзило
Конана; вот так же рушились бы стены замков и крепостей того неведомого
пока царства, которое он жаждал завоевать... Потом киммериец, покачав
головой, взглянул на свои руки. Они были мощными, крепкими, и в них
хватало силы, чтобы раскачать бревно тарана, обрушив его на камни
вражеской цитадели. Сильные руки, надежный меч да свобода - что еще нужно
мужчине на дороге славы? Он вновь обрел все это - и, быть может, капельку
мудрости в придачу.
Базальтовая плита рухнула с протяжным скрежетом, взметнув фонтаны
багрового огня. Пламенные брызги взлетели вверх, на мгновение повисли в
жарком воздухе и канули в рокочущий поток, воздвигнув над ним причудливый
купол, сотканный струйками дыма. Река раскаленной лавы грохотала и ревела,
кружила каменные глыбы, сталкивала их между собой, но сраженный молниями
монолит застыл у берега, словно привязанный невидимым канатом. Струйки
лавы обтекали его, алыми жаркими волнами выплескивались на края, давили и
тянули, стремясь увлечь в темную дыру провала. Тщетно! Каменный челн был
недвижим, с покорным равнодушием ожидая, когда ему будет дозволено
тронуться в путь.
- Прочный корабль, - сказал Конан, поглядывая то на девушку, то на
свой базальтовый плот. Однако он не торопился сделать последний шаг,
отдавшись на волю огненного потока.
Рина кивнула и вдруг потянулась к нему; ее глаза подозрительно
заблестели.
- Прощай, милый... - Теплые нежные губы прижались к губам Конана. -
Прощай, и да будет с тобой милость Пресветлого!
- Его милостям я предпочел бы тебя. Может быть, ты еще передумаешь? -
Он покосился на плот.
- Не надо, не уговаривай меня. Я знаю, что должна остаться...
остаться здесь, в саду Митры, пока не созреют дары, полученные мной. Его
дар и твой...
Конан отстранился, всматриваясь в ее лицо.
- Мой дар? Я ничего не дарил тебе, девочка.
- Ну... неважно... - На мгновение она смутилась, потом, мягко
разомкнув его объятия, подтолкнула к каменному плоту. - Иди! Мне нелегко
держать его на месте... Иди и не тревожься - Сила моя будет с тобой, пока
ты не очутишься в верхнем мире.
- Прощай, малышка, - Конан поцеловал ее, затем перепрыгнул на плот и
повернулся к гигантской белой стене, что нависала над потоком лавы. - И
ты, сын Митры, прощай! Спасибо тебе!
Первосотворенный не ответил. Застывший в вечном своем сне, он не
видел ни крошечной фигурки человека, ни каменного осколка, ничтожной
частицы плоти земной, что проскользнула по огненным волнам у самого его
колена. Он дремал, как и все остальные его собратья, ибо лишь в забытьи и
забвеньи мог сносить безмерную тяжесть, год за годом все сильней давившую
на плечи. Он спал, пробуждаясь только раз в тысячу лет - тогда, когда
раздавался неслышимый зов Митры, когда божественному Отцу требовалась его
помощь. Но в этом тысячелетии такое мгновение уже миновало.
- Прощай, - шептали губы Рины, - прощай, прощай...
Глаза ее были закрыты, но тонкая ниточка Силы, протянувшаяся сквозь
каменную твердь, соединяла девушку с застывшим на плоту человеком; она
видела его суровое смуглое лицо, всматривалась в синеву зрачков, касалась
темных волос, нежно гладила плечи... Он не замечал ее ласки; он плыл над
огненным потоком, и кроваво-красные сполохи мятущегося пламени озаряли его
могучую фигуру. Багровая река несла его вверх, вверх, вверх, к солнцу и
голубому небу, к зеленым лесам и золоту степей, к свободе, которой он так
жаждал - не понимая и не желая понимать, что даже боги не свободны в этом
