Обхватив рукой его колени, Рина свесила ноги вниз, просунув их меж
стеблями; Конан ощущал ее горячее взволнованное дыхание. Черты девушки
разгладились, тревога растаяла в серых глазах - видно, это плавное
скольжение в теплом воздухе доставляло и ей огромное удовольствие.
Гигантская ветвь нависла над ними, потом медленно ушла вверх; промелькнул
край обрыва, округлый, странно сглаженный, и красная сфера цветка начала
опускаться в пропасть. Легкий ветерок относил ее к белокаменной стене,
пока до гладкой сияющей поверхности не осталось с полсотни локтей.
- Наверно, мы можем снять мешки, - сказала девушка.
- Да, пожалуй.
Конан вытащил веревку, затем помог Рине освободиться от тюка и
привязал их поклажу к стеблям - пониже, так, чтобы на мешках можно было
сидеть. Копье и свои мечи он тоже обкрутил веревкой, закрепив рядом с
грузом, но арбалет не снял, инстинктивно чувствуя, что в воздухе стрела -
лучшая защита. Теперь они с Риной расположились спина к спине,
придерживаясь за верхнюю часть стеблей; Конан сел лицом к белым утесам,
девушка наблюдала за противоположной стороной пропасти, тонувшей в вязкой
и непроницаемой тьме. Красные лепестки трепетали и изгибались над ними,
словно большой зонт с вырезным фестончатым краем.
- Что ты видишь? - спросила Рина.
- Скалу, - ответил Конан, - огромную белую скалу. Она гладкая, словно
полированные стены стигийских пирамид, и светится, как драгоценный камень.
Тут нет никаких расселин, - добавил он мгновением позже, - и я думаю, что
мы не сумели бы спуститься по ней. Кром! Тут просто некуда поставить
ногу...
- С моей стороны только темнота... темнота и мрак... Мне кажется, это
серебристое сияние от скалы тянется на четыре или пять сотен шагов, потом
тонет в сумерках, а за ними - тьма... И я чувствую, Конан, что в ней
копошатся какие-то твари.
Полуобернувшись, киммериец ободряюще похлопал девушку по плечу.
- Вряд ли порождения мрака рискнут выбраться на свет, - заметил он. -
Ну, а если так случится, угостим их стрелой или одним из твоих дисков.
Край провала, оставшийся вверху, был уже не виден - его заслоняли
огромные лепестки. Над ними нависла карминовая сфера цветка, отсекая
пурпурный лес, небо и тучи; теперь они видели только серебристый свет с
одной стороны и тьму с другой. Казалось, белое и черное смыкаются где-то в
вышине, не то сражаясь, не то лаская друг друга; кроме этих красок в мире
не существовало больше ничего. Снизу, со дна пропасти, доносились шорохи и
отдаленное громыханье.
- Как ты думаешь, насколько мы спустились? - произнес Конан.
- Ненамного, - голос Рины был напряженным и чуть хриплым. - Может
быть, на тысячу или полторы локтей.
Они замолчали. Нахмурив брови, Конан разглядывал медленно уплывавшую
вверх белую стену, от которой исходило призрачное сияние. Этот чудовищных
размеров утес, простиравшийся на тысячи локтей, и в самом деле был
отполирован не хуже камней стигийских пирамид, но, в отличие от их
откосов, он не выглядел ровным. Поверхность отвесного склона будто бы
состояла из округлых впадин и выпуклостей, и каждое из этих образований
тянулось по вертикали на добрый десяток полетов стрелы, одновременно уходя
влево и вправо на значительно большее расстояние. Впадины и выпуклости
чередовались и шли чуть наискось; казалось, их нанесла поперек скалы
огромная растопыренная пятерня, сперва пробороздившая гигантские канавы, а
потом сгладившая их. Размеры впадин и округлых уступов меж ними были
слишком велики, чтобы их представлялось возможным разглядеть с близкого
расстояния; человек, рискнувший спуститься по белой стене, наверняка
ничего бы не заметил. И, разумеется, они не помогли бы скалолазу добраться
до дна.
Такого Конану еще не приходилось видеть. Он родился среди гор и
провел в них детство; он не раз странствовал в горах, то выслеживая
добычу, то скрываясь от погони; он знал и любил горы. В его представлении
они являлись надежным убежищем, и чем круче и неприступней были их склоны,
тем безопасней он себя чувствовал. Он был горцем, сыном гор, плотью от их
твердой и несокрушимой плоти, и до сих пор полагал, что не найдется
человека, который смог бы обогнать его, запутать и обойти в лабиринте
ущелий и скал, среди заснеженных вершин и крутых перевалов. Но горы в его
представлении были совсем не такими, как эта титаническая белая скала, что
бесконечным чередованием впадин и уступов тянулась сейчас перед его
глазами. Горы были гигантскими глыбами дикого камня, вознесенного к
небесам; ни руки богов, ни людской труд не сглаживали их склонов,
прорезанных трещинами, ущельями и каньонами, покрытых бесформенными
валунами и выступами, засыпанных обломками и щебнем. Эта же белая скала,
превосходившая высотой величайшие пики киммерийских хребтов, казалась
Конану неестественной.
Тем не менее, она ему что-то напоминала. Что-то очень знакомое, но
никак не связанное с горами и утесами, с осыпями и расселинами, с
перевалами и ущельями. Почти инстинктивно он сунул руку за глубокий вырез
туники, провел ладонью по мощной выпуклой пластине грудной мышцы, потом
пальцы его спустились к ребрам. Выпуклость, впадина... округлые,
закованные в панцирь твердых мускулов, прикрытые гладкой кожей... Забавная
мысль!
Он с новым интересом уставился на скалу. Пожалуй, если б не это
странное свечение, ее поверхность и в самом деле напоминала бы
человеческую кожу. Теперь Конану чудилось, что она не чисто белая -
скорее, чуть розоватая... смугло-розоватая, если говорить совсем точно...
В волнении он снова ощупал свою грудь и бок, словно собственное тело могло
дать ему ответ на загадку; потом, вытащив руку, потер лоб. Кажется, Рина
что-то говорила насчет этой скалы... что-то весьма удивительное...
Обернувшись, он прикоснулся к плечу девушки, по-прежнему созерцавшей
мрак на другой стороне провала.
- Эта белая скала, что передо мной... Что ты о ней думаешь?
Не поворачивая головы, Рина пробормотала:
- От нее не исходит опасность. Надо следить за тьмой... да, за тьмой,
Конан. Светлое нам не грозит.
- И все же?
На мгновение Рина прижалась щекой к его ладони, будто бы в молчаливой
просьбе не тревожить ее по пустякам. Однако она ответила, и с первых же
слов Конан припомнил все, о чем говорилось раньше, - там, на огромной
ветви, с которой начался их полет.
- Твоя скала - живая... словно живая, я хочу сказать. Но ты можешь не
беспокоиться - она не вырастит зубы и не сожрет нас. Она...
- Погоди, - перебил девушку Конан, - я ничего не понимаю. Живая или
словно живая? В этом есть разница, как ты считаешь?
- Вероятно.
- Вероятно! Клянусь Кромом, женщина, ты меня совсем запутала! Цветок,
на котором мы летим, живой, и мы с тобой тоже... А скала?
- Она напоминает мне уснувшего человека, - коротко ответила Рина и
замолчала.
Конан решил больше ее не тревожить; пусть смотрит в темноту, стережет
их от внезапного нападения. Теперь он вспомнил и то, что пропасть
Као'кирр'от будила в девушке беспокойство; вероятно, после первых
радостных мгновений парения в воздухе, тревожные предчувствия овладели
Риной с новой силой. Однако сам он не ощущал пока ничего угрожающего.
Их красный шар плавно летел вниз, и было трудно представить, сколько
времени займет спуск. Наблюдая за белой поверхностью скалы, киммериец
вдруг понял, что она то приближается к нему, то отдаляется, будто бы
попеременно притягивая и отталкивая падавший в пропасть цветок. Подметить
это оказалось нелегко, но теперь он не сомневался, что в гигантском
провале дует ветер - слабый, едва ощутимый, теплый.
Конан послюнил палец, вытянул руку вверх и замер в неподвижности,
отсчитывая время по вздохам. Да, тут был ветер! Тянуло откуда-то сверху
или, быть может, от поверхности утеса; воздух медленно, очень медленно
колебался, то прижимая их шар к скале, то отбрасывая на полсотни локтей к
середине провала.
Странный ветер! Словно дыхание спящего гиганта... И Рина говорила о
том же...
Осененный внезапной идеей, Конан вновь сунул руку за пазуху, плотно
прижимая ладони к груди. Она мерно вздымалась и опадала; прикрыв глаза,
киммериец довольно долго сидел, будто бы прислушиваясь к этим непрерывным
колебаниям и сильным толчкам сердца, потом поднял веки и, как
завороженный, уставился на белую светящуюся стену. Дрогнула ли она? Или
это только ему показалось?
Внезапно за его спиной прозвучал тревожный вскрик Рины, и Конан
очнулся.
- Птицы! Смотри, птицы! - Она тянула руку вверх, показывая на темное
облачко, оторвавшееся от края завесы мрака. Туча, похожая на клок несомого
ветром дыма, опускалась к парившему в воздухе цветку, наискосок пересекая
провал. Конан пригляделся.
- Облако, - пробормотал он, - просто облако. Я не вижу никаких птиц.
- Зато я вижу! - Казалось, Рина близка к панике, и это удивило
киммерийца куда больше, чем подозрительная тучка. - Бери арбалет, Конан!
Вот оно! То самое, чего я боялась! - Дрожащими руками она начала
расстегивать сумку с дисками.
- То самое? - окончательно оторвавшись от созерцания белой стены,
Конан нахмурился. - Ты хочешь сказать...
- Да, да! Опасность, которую я предчувствовала!
Не задумываясь, киммериец сбросил с плеча арбалет и колчан, потом
поднял голову, разглядывая тучу. Она уже распалась на множество точек -
нет, не точек, а черточек, волнообразно изгибавшихся по краям. Птичьи
крылья? Пожалуй... Но вряд ли создания, что преследовали их, отличались
крупными размерами.
Конан перевел взгляд на побледневшее лицо девушки.
- Что тебя так напугало? Какие-то мелкие твари... просто птицы, не
драконы и не летающие оборотни... Пара-другая стрел отпугнет их.
- Не думаю. - Рина справилась с волнением, и руки ее больше не
дрожали. - Они не такие маленькие, как тебе кажется, и их очень много. Ну,
и еще одно... Пресветлый Митра! - страдальчески сморщившись, девушка
потерла висок, словно пытаясь поймать какую-то ускользающую мысль. -
Понимаешь, я не вижу, чем закончится схватка с ними... Не вижу! И это меня
пугает.
Киммериец кивнул, наконец-то уразумев истинную причину ее тревоги. До
сих пор дар Рины ни разу не подводил их; они одолели сонный морок, стража
тоннелей, что вели к лесам нижнего мира, и благополучно добрались до
рубежей пурпурной равнины. Вероятно, подумал Конан, мысль, что все
предыдущие предсказания исполнились, поддерживала девушку, вселяла в нее
уверенность; предвидя грядущее, Рина чувствовала себя зрячей рядом с ним,
жалким слепцом. Но теперь и она ослепла.
От темной тучи отделилась одна черточка. Она стремительно падала
вниз, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах; Конан видел грязно-серые
крылья, мощные, широкие и длинные, вытянутое тело с раскрытым веером
хвостом, растопыренные лапы. Он понял, что ошибался - эта тварь не была
мелкой. Пожалуй, куда больше орла! Десять локтей в размахе крыльев,
массивное туловище, гибкая змеиная шея... Потом он разглядел голову
монстра и содрогнулся.
Ничего похожего на птичью! Ни клюва, ни перьев... Скорее, жуткое
подобие человеческого лица: огромная пасть с рядами мелких острых зубов,
широкие вывороченные ноздри, хохолок на темени, напоминающий прядь волос,
большие круглые глаза - глаза, в которых пылало дьявольское пламя! Обличье
этой твари было куда уродливей и страшнее, чем мохнатые физиономии тии'ка.
В конце концов, племя волосатых все-таки относилось к людскому роду, а
