света. Видно, пока они отдыхали, прошел дождь - в огромных чашах листьев
застыла чистейшая влага, прохладная и свежая. Сняв туники, сбросив сапоги,
Конан и Рина вволю плескались, стараясь не глядеть друг на друга; вода
смыла не только пот и пыль, но и воспоминания о жутком чудище, невидимом
страже вулкана, едва не завладевшем их душами и плотью.
Перекусив лепешками и сушеным виноградом, они тронулись в путь - два
крохотных существа, затерявшихся среди гигантского леса, среди чудовищных
стволов, уходивших вниз и вверх на тысячи локтей. Где-то под ними таилась
земля, мрачная и темная, не знавшая от века ласки солнечных лучей; над
головой, скрывая небеса нижнего мира, плыли облака, плотные и
непроницаемые, как груды туранских ковров. Возможно, тут вообще не было
неба - только каменный свод необозримой пещеры, задрапированный покрывалом
розовато-алых туч. Конан не думал об этом; он стремился вперед и вперед, к
рубежам пурпурной равнины, к пропасти, провалу или расселине, позволившей
бы достичь дна подземного мира.
Так день за днем они странствовали по верхнему ярусу гигантского
леса, перебираясь с ветви на ветвь, минуя поляны с алыми, оранжевыми и
багряными травами, обходя чудовищные колонны деревьев, подпиравших небеса,
ночуя в дуплах, похожих на просторные пещеры. Время здесь текло незаметно,
так как ночная тьма не сменяла свет, и солнце, луна и звезды не кружились
в вечном хороводе, напоминая об ушедших месяцах и годах; казалось, даже
боги не властны над этим миром тихого покоя, одетого в багряные краски
осени. Конан отсчитывал дни от перехода до перехода; когда колени начинали
подгибаться, ноги тяжелели, и мешок начинал давить на плечи, приходила
пора отдыха и сна. Пошарив за поясом, киммериец доставал свой заветный
флакончик и, вдохнув бальзама, направлялся к ближайшему стволу, к поляне,
заросшей кроваво-красными травами или мягким мхом. Присутствие Рины уже не
тяготило его; с тех пор, как они разделили глоток снадобья - там, в
вулканическом тоннеле, - Конан больше не стеснялся своей спутницы.
Поневоле она тоже прошла причастие арсайей, и это в каком-то смысле
уравнивало их - если не до конца, то хотя бы отчасти.
Покой и мир, царившие среди пурпурных вершин, не были неизменными;
иногда Конану приходилось браться за меч, а Рине - раскрывать свою сумку с
дисками. К счастью, опасности всегда приходили с нижних ярусов, и к
счастью, девушка умела если не предупреждать, то предвидеть их. В один из
дней - вернее, условным утром, когда путники, покончив с трапезой,
собирались двинуться в путь - она вдруг встревожилась и велела Конану
спрятать дорожные мешки обратно в дупло. Торопливо оттащив поклажу к
задней стене просторного сухого убежища, киммериец встал у входа,
наблюдая, как Рина ходит по поляне среди красных трав и черных
колокольчиков. Она то склоняла голову к плечу, то замирала на месте,
прикрыв глаза и к чему-то прислушиваясь, то быстрым шагом отступала в
сторону, словно где-то под ней скользил невидимый хищник, готовясь
броситься на жертву.
Наконец Конан не выдержал.
- Что там? - крикнул он, потянувшись к рукоятям мечей. - За нами
следят?
- Тише, - девушка махнула рукой. - Иди сюда, только осторожней. И
приготовься!
Обнажив клинки, Конан приблизился и бросил быстрый взгляд на Рину.
Тяжелая сумка с дисками, что оттягивала ее пояс, была расстегнута, милое
личико девушки казалось сосредоточенным и суровым.
- Юркая тварь, - пробормотала она, - и очень большая. Как бы нам не
пришлось...
Внезапно Рина отскочила в сторону, вытянув руку и показывая на некое
место в траве, выглядевшее, как полагал киммериец, вполне безобидным.
- Тут, Конан, тут! Руби! - Стальной диск сверкнул в ее пальцах,
гибкая фигурка замерла в напряжении.
Алый травяной покров вспучился, стремительно превращаясь в невысокий
холм; раздался треск рвущихся корней, почва раздалась под мощным напором,
и на поверхность вынырнул остроконечный бивень. Толстый - Конан не смог бы
охватить его обеими руками - и длинный, как копье фалангита! Свистнули
мечи; киммериец едва успел разглядеть клыкастую пасть под костяным
наростом, яростный глаз, горевший дьявольским пламенем, и гибкую шею в
пунцовой чешуе - или то было туловище гигантского змея?
Он рубанул наискось обеими клинками, высекая из этого живого бревна
кровавый клин плоти. Огромная рана брызнула алым, и голова чудища,
увенчанная страшным бивнем, словно надломилась; оно слепо таращилось на
киммерийца, раскрывая бездонную пасть. Вдруг Конан заметил, что круглый
яростный зрачок твари потух, рассеченный стальным диском - этот монстр не
видел его! "Когда же малышка успела..." - подумал он о Рине и ударил
снова, стараясь держаться подальше от жутких челюстей.
Похоже, его мечи наткнулись на кость, на спинной хребет чудовища,
истекавшего кровью - а это значило, что бой наполовину выигран.
Наполовину! Конан метался рядом с гибкой шеей твари, уворачивался, падал
наземь, вскакивал - и рубил, рубил... Хребет у зверя оказался прочным, но
и клинки Рагара не подвели - киммериец перешиб кость с пятого раза. Потом
удары снова пошли в мягкое, и вдруг огромная голова отделилась, рухнув на
травяной ковер, а обрубок шеи соскользнул вниз, в рваную дыру, и исчез из
вида.
Конан, утирая локтем пот со лба, отступил на пару шагов и огляделся.
Голова чудища походила на наконечник боевого тарана и весила, пожалуй, с
доброго бычка. Пилообразные клыки в широко раскрытой пасти были залиты
кровью, глаза лопнули и вытекли, длинный раздвоенный язык вывалился на
траву. Но и мертвой эта тварь выглядела ужасно!
Обогнув жуткий трофей, киммериец приблизился к дыре и посмотрел вниз.
- Змей! Клянусь Кромом, змей, порождение Сета! - пробормотал он. - В
сотню шагов, не меньше! Обвился вокруг лианы и подполз к нам! Вовремя же
ты его заметила, девочка! - Оторвавшись от созерцания чудовищного тела, он
взглянул на Рину.
Девушка ответила безмятежной улыбкой. Сейчас, когда схватка
закончилась, напряжение покинуло ее; она выглядела так, словно каждый день
после утренней трапезы отправляла в небытие пару подобных тварей.
Приблизившись к чудовищной голове, Рина выдернула свои диски, обтерла
их о траву и, поглядев на кровавый обрубок, поцокала языком.
- Мне казалось, - заявила она, - что ты перебьешь ему хребет с одного
удара. Самое большее, с двух.
Конан взглянул на свои руки, залитые кровью.
- Кажется, я тебя разочаровал? - сердито буркнул он.
- Нет, почему же... Все-таки мы его прикончили, - девушка осторожно
опустила диски в сумку. - Юркая тварь, но мы были быстрее! - Она с
торжествующей усмешкой пнула костяной бивень.
- Юркая тварь и очень большая, - напомнил Конан. - Такой ничего не
стоит разделаться и с десятком человек... даже с сотней, если на то
пошло... - Он покосился на девушку и закончил: - Вроде бы кто-то говорил,
что путешествие по этой пурпурной равнине будет тихим и спокойным... Ни
ран, ни опасностей, да?
- _Н_а_с_т_о_я_щ_и_х_ опасностей, - Рина выделила первое слово. -
Здесь, - она топнула сапожком по земле, - живут простые твари, зубастые и
свирепые, но не демоны и не духи, владеющие злым чародейством.
- Ты уверена в этом?
- Да! Я ощутила бы ауру по-настоящему злобных существ! А это... -
девушка окинула взглядом чудовищную голову, - это всего лишь змей, большой
и голодный.
- Все змеи, большие и малые - мерзкие порождения Сета, - пробормотал
Конан. - Я знаю, о чем говорю! Мне приходилось иметь с ними дело...
Проклятые твари! И, чтоб ты об этом не забывала, поступим так... - Он
воткнул окровавленные клинки в траву и потянулся к кинжалу.
- Что ты хочешь делать? - с некоторым беспокойством спросила Рина. -
Надеюсь, мы не станем его есть?
- Есть? - Конан усмехнулся. - Пока не кончится наш запас лепешек, я
не прикоснусь к такой мерзости... да и потом тоже... отыщем что-нибудь
получше... - Он уже трудился над верхней челюстью огромного змея, ловко
орудуя кинжалом. - Нет, девочка, мы не пустим эту тварь на жаркое! Я
только вырежу два самых больших клыка - ты будешь носить их на шее, а
потом, если захочешь, подаришь Учителю... в знак свершенного подвига, -
добавил киммериец не без иронии.
Рина скорчила брезгливую гримаску, но возражать не стала.
Через несколько дней они набрели на дупло, в котором обосновалось
семейство хищников, напоминавших огромных белок-летяг. Правда, размером
они не уступали вендийским тиграм или львам, что водились на границе
Стигии и Куша. Складки бурой кожи, свисавшей между передними и задними
лапами, позволяли им планировать сверху вниз, а острые мощные когти были
прекрасно приспособлены для лазанья по деревьям. Эти звери тоже оказались
довольно юркими - хотя и не такими большими, как зарубленный Конаном
громадный змей - и доставили путникам несколько неприятных мгновений. Их
было пятеро - массивный рыжеватый самец, самка и три крупных детеныша,
таких же свирепых и неукротимых, как взрослые твари. Клинки киммерийца и
смертоносные диски Рины настигли хищников, после чего их трупы были
сброшены вниз, а путники обосновались в отвоеванном дупле. Конан вышел из
этой схватки с кровавой царапиной на боку, над которой Рине пришлось
изрядно поколдовать. За время сна рана затянулась, но длинный багровый
рубец исчез только спустя пару дней.
Отоспавшись после схватки с летающими тиграми, Конан заглянул в свой
изрядно полегчавший мешок. Он нес их основные припасы - лепешки из плодов
хлебного дерева, изюм, финики и сушеные фиги; в тюке Рины был еще
увесистый сверток с твердыми колбасками из орехов и ягод, смешанных с
медом. Был! Теперь от него, как и от прочих запасов, оставалось немногое -
на три-четыре дня пути, не больше.
Бросив взгляд на разметавшуюся во сне девушку, Конан вышел из уютной
древесной пещеры и пересек лужайку. В отличие от других полян верхнего
яруса, край ее обрывался в пропасть; некогда огромная ветвь подгнила,
переломилась и рухнула вниз, оставив за собой зияющий пролом. Похоже,
через него местные тигры и выбрались к дуплу; вряд ли они смогли бы сами
пробиться сквозь толстый слой переплетающихся веток и травы.
Теперь их изуродованные изрубленные тела лежали на поляне внизу, что
находилась сразу под провалом - там, куда их сбросил киммериец. Над
трупами хищников вились странные птицы с кожистыми крыльями, отороченными
по краю длинными пестрыми перьями; они издавали пронзительные вопли, то
поднимаясь почти к самому краю пролома, то стремительно пикируя на мертвую
добычу. Их мощные клювы с налета вырывали куски окровавленной плоти, и
Конан видел, что туша тигра-самца, лежавшего сверху, уже очищена почти до
костей.
Он долго глядел на летающих тварей, мысленно прикидывая, годятся ли
они в пищу, потом вернулся к дуплу и, стараясь не потревожить спящую
девушку, вытащил из своего мешка моток тонкой веревки. Привязав ее конец к
стреле, Конан зарядил арбалет и вновь отправился к провалу. Устроившись
здесь и внимательно наблюдая за неровным полетом птиц, он неожиданно
рассмеялся: сейчас он чувствовал себя рыбаком, что готовится забросить в
прозрачные морские воды гарпун с прочной леской.
Свистнула стрела, и через мгновение киммериец уже вытягивал наверх
свою недвижную добычу. Арбалетный болт пробил птицу насквозь; она уже не
трепыхалась, когда Конан освободил от привязи тяжелую тушку. Он вытащил
кинжал, отсек голову с массивным, загнутым крючком клювом, отрезал лапы и
