Посланец не мог ответить на эти вопросы, ибо, несмотря на многие свои
таланты и умения, даром предвидения не обладал. Ему, однако, казалось, что
Учителю было бы любопытно взглянуть на мальчишку; старый наставник,
обучавший Великому Искусству Убивать, сумел бы разобраться в том, что для
самого посланца оставалось неясным намеком, смутной аурой грядущего, что
окружала киммерийского волчонка. Тем более, что аура эта была затуманена
некими чуждыми испарениями магического свойства, принадлежавшими отнюдь не
юному варвару. Их посланец выделил и опознал без труда при самой первой
встрече; и сейчас, шагая по темной и безлюдной Туранской дороге, он вновь
подумал: что за нечисть привязалась к пареньку?
Этот вопрос требовал изучения и, вероятно, самых экстраординарных
мер. Что ж, вскоре главная миссия будет завершена, и тогда можно будет
уделить внимание странному спутнику молодого киммерийца. Разумеется, если
они снова увидят друг друга, и если парень за эти дни не влипнет в
какие-нибудь неприятности. Город полнился слухами о дерзком ограблении
ростовщика Хеолота Дастры, случившемся прошлой ночью, и посланец почти не
сомневался, чьих рук это дело.
Ночной визит в лавку менялы оказался вполне удачным: вскрыв небольшой
сундучок с золотом, Конан взял пару сотен монет. Тут были и шандаратские
динарии, и полновесные туранские диски размером с ноготь большого пальца,
и мелкие, похожие на рыбью чешую иранистанские халлы, и марки,
отчеканенные в Аквилонии, Немедии, Офире и десятке иных стран. Выскочив на
улицу с добычей, юноша нырнул в ближайший темный переулок и направился к
северной городской стене. Он понимал, что возвращаться в гостиницу не
стоит; рыжий Глах мог не сдержать обета молчания, если жажда мести
перевесит страх перед мечом киммерийца.
А посему Конан перелез через стену и зашагал к свалке. Стены
Шандарата были довольно высоки, и ему вновь пришлось пустить в ход веревку
с крюком; зато теперь он нимало не беспокоился о стражах, торчавших на
ближайших башнях. После некоторых усилий со стороны Шеймиса им
понадобилось сойти вниз - и так срочно, что копья и щиты были брошены
прямо у парапетов.
Свалка, лежавшая меж Гирканской и Бритунской дорогами, являлась
идеальным убежищем. На протяжении веков Шандарат, город богатый и
приверженный к аккуратности, вывозил сюда весь мусор и отбросы - битую
посуду и черепицу, старую одежду, ломаную мебель, негодные доски,
протертые до дыр ковры, отслужившие свой срок циновки, корзины, телеги,
седла, занавески, горшки, конскую сбрую, пивные бочки, лопнувшие канаты,
стружку и древесную кору с верфей. Здесь почти не имелось старых изделий
из металла - медь и железо были слишком дороги, чтобы выбрасывать их без
толку - зато окрестные кузнецы, стеклодувы и гончары обильно удобряли
свалку шлаком. Бурые холмы плотно слежавшейся гари высились по всему ее
периметру, и в них откапывали себе убежища те, кто не ужился за городскими
стенами.
Да, Шандарат выплескивал на эту огромную помойку не только прогнившее
дерево, рваное тряпье и прогоревший шлак, но и человеческие отбросы. До
поры до времени этих отверженных никто не трогал; они ютились в пещерах, в
норах и хижинах, выстроенных из подручного хлама, побирались у городских
ворот, среди окрестных крестьян или промышляли на морском берегу. Но с
пришествием в Шандарат почтенного Неджеса порядки изменились: часть
обитателей свалки отловили, вывезли на Обглоданный остров, и что там с
ними сталось, никто не знал.
Не тронули лишь самых жалких людишек, ветхих стариков и старух,
увечных да юродивых - то есть тех, кто не мог ни воровать, ни, тем более,
грабить, и не представлял опасности для благочинного Шандарата и его
торговых гостей. Среди подобной публики Конан смотрелся бы белой вороной,
но он не афишировал свое присутствие в местной клоаке; добравшись до
заранее облюбованной норы, киммериец нырнул в нее и загородил вход толстой
доской.
В крохотной пещерке нельзя было встать во весь рост. Скорчившись в
три погибели, юноша отстегнул меч и снял сапоги; потом, раскрыв котомку с
припасами и пожитками, вытащил из нее кошель с Глаховым золотом и
пересыпал его в мешок, к награбленному у Хеодата. Он улыбнулся,
прислушиваясь, как монеты с тихим звоном здороваются друг с другом, и,
положив мешок под голову, вытянулся на полу из плотно утрамбованного
шлака. Шеймису было велено бдеть и сторожить; засим Конан закрыл глаза и
погрузился в сон.
Утром он перекусил куском вяленого мяса с сухарями, нехитрой снедью,
прихваченной из харчевни; следом за пищей отправилось пиво, сотворенное
Шеймисом. Юный киммериец выхлебал его из глиняной кружки, стараясь не
дышать - напиток был прогорклым, вонючим и больше походил на застоявшуюся
морскую воду. Однако он ничем не выдал своего неудовольствия: в конце
концов, сумеречный дух прошлой ночью представил самые весомые
доказательства своей полезности, расстроив желудки сразу у восьмерых
здоровенных стражей Хеолотовых богатств.
Наевшись, Конан запустил руку в мешок, погрузил пальцы в груду монет,
потом стиснул их в кулак, чувствуя, как ребра золотых дисков врезаются в
кожу. Такое богатство! Подобного у него не было никогда! Нет, не нищим
попрошайкой явится он в Аренджун! Или, быть может, лучше отправиться
домой, к киммерийским кострам? Его добыча велика и достойна настоящего
воина!
Последнее казалось ему самым важным. Деньги сами по себе мало что
значили для него; он не был алчен и не испытывал преклонения перед этими
желтыми сверкающими кругляшами с профилями великих владык, с
геральдическими орлами, змеями и драконами. Гораздо больше его занимали
блага, которые можно было на них купить: хорошее оружие, добрый конь, пища
и вино, женщины... Но даже это не являлось главным, ибо оружие, коня и еду
он предпочел бы своровать или отнять - точно так же, как отнял кучу
золота, в которой сейчас тонула его рука. Основным же было то, что
драгоценная добыча служила весомым доказательством его способностей.
Он _м_о_ж_е_т_!
У него достало хитрости и ума, чтобы придумать план, хватило ловкости
и отваги, чтобы довести его до конца! Конечно, не без помощи Шеймиса - но
разве не он, Конан, придумал, как использовать этого демона-неудачника?
Этого недоумка, это ничтожество, способное сотворить лишь сухую корку
хлеба, прогорклое пиво да саблю, что ломается при первом же настоящем
ударе?
Горделивые мысли внезапно вызвали у него чувство неловкости и вины.
Не стоит так думать о несчастном демоне, решил он; ведь Шеймис не виноват,
что какие-то неведомые враги запихнули его в горшок, заточив на века или
тысячелетия. Подумать только, какая уйма времени! За такой срок можно было
позабыть собственное имя, а не одни лишь колдовские чары!
Распластавшись на животе, Конан выглянул из своего убежища, убедился,
что снаружи все спокойно, и сказал:
- Ну-ка, Шеймис, сотвори мне еще кружечку пивца! Что-то жажда
замучила.
Демон, вновь принявший свой нормальный вид, радостно встрепенулся.
- Сейчас, хозяин! Значит, пиво мое пришлось тебе по вкусу?
Конан кивнул головой, надеясь, что на его лице не выразилось явного
отвращения. Получив кружку, он отхлебнул пару глотков и произнес:
- Отличное пойло! Наверное, сидя в горшке, ты то и дело прикладывался
к пиву да вину, а? Ведь других развлечений там не было?
- Нет, мой господин, - произнес дух сумерек с глубоким вздохом, -
развлечений там действительно не имелось... Но мы, демоны, не нуждаемся в
вине и пище - во всяком случае, большинство из нас. Так что и в этом
удовольствии мне было отказано.
Они помолчали, затем Конан спросил:
- Чем же ты занимался в своей темнице? Ведь ты провел в ней столько
лет, что впору рехнуться!
Шеймис огладил тощей лапкой череп, пощупал усы.
- Духи не могут лишиться разума подобно вам, людям; мы просто
развоплощаемся, таем, растворяясь в астрале. Что же до того, чем я
занимался, хозяин... - Он снова потер лоб, словно бы вспоминая. - Говоря
по правде, я спал. Спал, открывая глаза раз в год или в столетие, не
знаю... глядел на стеклянные стены, окружавшие меня сверху, снизу, со всех
сторон, и опять засыпал... Клянусь древними богами Ночи и Дня, больше там
нечего было делать!
- И что тебе снилось?
Крысиная мордочка демона приняла мечтательное выражение.
- Ах, мой господин! Иногда я превращался в могучего духа, повелителя
стихий, одаренного многими умениями... Я парил в воздухе, поднимаясь все
выше и выше, к бесконечному астралу, к подножию трона самого светлого
Митры... Случалось мне превращаться в странное существо, безмерно огромное
и сильное, подпирающее спиной некую тяжесть - столь же безмерную, как и
дарованная ему сила... Но я гордился тем, что не уступаю этой ноше ни на
волос! Я был гигантом, на чьих плечах покоится мир... - Шеймис задумался,
полуприкрыв глаза. - Но больше всего, мой юный хозяин, я любил другие сны,
- внезапно произнес он. - Известно ли тебе, что древнее море, из коего ты
выловил меня, на севере упирается в подножия гор?
Конан молча пожал плечами. Киммерийцы не ходили в набеги на крайний
север моря Вилайет; кому интересны стылые воды, безлюдная тундра и ледяные
пустыни? Те, кто хотел охладить жар среди снегов, могли воевать с ванами
или гиперборейцами.
- Так вот, - продолжал Шеймис, задумчиво подняв глаза к потолку, -
там серые волны плещут на серые камни, горные вершины подпирают серое
небо, там моросит серый дождь или падают с неба мокрые снежные хлопья...
- Должно быть, препаршивое местечко, - заметил Конан.
- О, нет, мой господин! Я жил в тех краях и не знаю места лучше...
Скалы, море и дождь... неяркий свет... прохлада, тишина, покой... лишь
волны шуршат у берега... Ах, как я хотел бы вернуться туда!
- Так возвращайся, - великодушно предложил киммериец. - Ты свое
отработал, - протянув руку к мешку, он позвенел монетами.
- Увы, хозяин! - на физиономии Шеймиса появилась жалобная гримаса. -
Я же объяснял, что не могу покинуть тебя! Ни по своей, ни по твоей воле!
Пока смерть нас не разлучит!
- Это чья же смерть? - Конан нахмурился; такие разговоры ему не
нравились.
- Твоя, разумеется! Хоть я и стар, но проживу еще немало столетий,
тогда как ты, эфемерное человеческое существо, обречен скорой гибели и
тлену.
Глаза юноши сузились, и он метнул на духа сумерек подозрительный
взгляд.
- А ты не попытаешься приблизить эту гибель и тлен? А, приятель?
- Почему ты так решил, хозяин? - Вид у Шеймиса был самый
оскорбленный.
- Ну... Ты ведь тогда освободишься, верно?
- Да будет тебе ведомо, что находящийся в услужении дух обязан
всемерно заботиться о своем господине! - торжественно провозгласил Шеймис.
- Если же он своими действиями, равно как и советами, ускорит его смерть,
то будет проклят и немедленно развоплощен!
- Кем? - поинтересовался Конан, желавший иметь полную определенность
в таком важном вопросе.
- Найдутся и стражи недремлющие, и силы великие, - ответил Шеймис,
вновь вскидывая глаза вверх. - Митра, великий и мудрый, все видит!
- Митра? Ха! Не ты ли говорил, что сумеречные духи не имеют к нему
никакого отношения?
- Не совсем так, хозяин. Митра не дозволил нам черпать из источника
его Силы, но покарать... да, покарать он может! Любого и каждого!
- Хмм... - Конан уставился на демона; какая-то новая мысль зрела у
него в голове. - Значит, Митра не желает делиться с вами своей силой...
