поврежденного шлема. Конан мутно посмотрел вокруг на разгар уничтожения,
который простирался перед ним. От гребня до гребня лежали разбросанные
убитые - красный ковер, покрывший долину. Это было как красное море, в
котором каждая волна - разбросанная неровная линия трупов. Они забили
устье прохода, они завалили склоны. А внизу в пустыне кровавая бойня
продолжалась. Выжившие из орды добрались до своих лошадей и устремились
прочь, преследуемые утомленными победителями. Конан ужаснулся, когда
увидел, как немного их осталось, чтобы преследовать.
Затем чудовищный вопль вознесся над шумом. Вверх по долине неслась
колесница, не обращая внимания на груды трупов. Ее влекли не лошади, но
огромное черное создание, напоминающее верблюда. В колеснице стоял Нэток в
развевающемся одеянии, а держа поводья и как безумец хлеща бичом
скорчилось черное человекоподобное создание, которое могло быть чудовищной
обезьяной.
С порывом обжигающего ветра колесница взлетела по замусоренному
трупами склону, прямиком к шатру, где одиноко стояла Ясмела, покинутая
своими стражами в горячке преследования. Конан, застывший на месте,
услышал ее пронзительный вопль, когда длинная рука Нэтока толкнула ее в
колесницу. Затем кошмарный скакун развернулся и помчался обратно вниз по
долине, и ни один человек не посмел пустить стрелу или копье, чтобы оно не
попало в Ясмелу, которая извивалась в руках Нэтока.
С нечеловеческим криком Конан схватил свой упавший меч и прыгнул
поперек пути летящему ужасу. Но когда его меч поднимался, передние ноги
черной бестии ударили его как гром, и он отлетел кувыркаясь на пару
десятков футов в сторону, оглушенный и поцарапанный. Визг Ясмелы отдавался
призраком в его оглушенных ушах, когда колесница прогромыхала мимо.
Вопль, в котором не было ничего человеческого, сорвался с его губ,
когда Конан поднялся с окровавленной земли и схватил поводья лошади без
всадника, которая пробегала у него за спиной. Он запрыгнул в седло, не
останавливая лошадь. С безумной отреченностью он погнался за быстро
удаляющейся колесницей. Он пролетел по склону и промчался, как смерч,
через шемитский лагерь. Он устремился в пустыню, минуя отряды своих
собственных всадников и изо всех сил погоняющих лошадей воинов пустыни.
Колесница мчалась вглубь пустыни, и следом мчался Конан, хотя лошадь
под ним начала пошатываться. Теперь вокруг простиралась открытая пустыня,
купающаяся в огненном великолепии солнечного света. Перед ними возникли
древние руины, и с пронзительным визгом, от которого у Конана кровь
застыла в жилах, нечеловеческий колесничий отбросил Нэтока и девушку. Они
покатились по песку, и перед изумленным взором Конана колесница и тот, кто
ее вез, чудовищно переменились. Огромные крылья развернулись из черного
ужаса, который теперь ничем не напоминал верблюда, и он взмыл в небо,
унося за собой форму ослепляющего пламени, в которой черное
человекоподобное существо что-то быстро и невнятно бормотало в дьявольской
радости. Они промелькнули так быстро, что это было как жуткое видение из
ночного кошмара.
Нэток вскочил на ноги, бросил быстрый взгляд на своего угрюмого
преследователя, который не остановился, но быстро приближался, с
обнаженным мечом, с которого срывались капли крови. Колдун схватил
потерявшую сознание девушку и бросился в руины.
Конан соскочил с лошади и ринулся за ними. Он очутился в комнате,
которое светилось нечистым сиянием, хотя снаружи быстро сгущались сумерки.
На алтаре из черного нефрита лежала Ясмела. Ее нагое тело отсвечивало в
сверхъестественном сиянии, как слоновая кость. Ее одежды были брошены на
пол, как будто их срывали с нее в страшной спешке. Нэток встретил
киммерийца лицом к лицу. Колдун был нечеловечески высокий и тощий,
затянутый в мерцающий зеленый шелк. Он отбросил свою вуаль, и Конан глянул
в лицо, которое видел отчеканенным на зугитской монете.
- Прочь, пес! Беги в страхе! - Его голос был подобен шипению
гигантской змеи. - Я - Тугра Хотан! Долго я лежал в своей могиле и ждал
дня пробуждения и освобождения. Искусство, что тысячи лет назад спасло
меня от варваров, заточило меня там - но я знал, что настанет время,
придет человек и найдет свою судьбу. И он пришел, и умер так, как никто не
умирал за три тысячи лет!
Глупец, ты думаешь, что победил, потому что мое войско разбито?
Потому что я был предан и покинут демоном, моим рабом? Я - Тугра Хотан,
который будет править миром, презрев ваших ничтожных богов! Пустыня
заполнена моими людьми; демоны земли будут исполнять мои повеления, и
пресмыкающиеся послушны мне. Вожделение к женщине ослабило мое колдовство.
Теперь женщина моя, и, выпив ее душу, я стану непобедим! Прочь, глупец! Ты
не победил Тугра Хотана!
Он бросил свой посох, и тот упал к ногам Конана. Конан отпрянул, и с
губ его невольно сорвался крик, ибо посох, упав, чудовищно изменился. Его
очертания плавились и корчились, и вот кобра с капюшоном, шипя,
развернулась перед потрясенным киммерийцем. С яростным проклятием Конан
ударил, и его меч разрубил ужасную тварь пополам. У его ног остались
лежать всего лишь два куска разрубленного посоха из черного дерева. Тугра
Хотан жутко засмеялся и, повернувшись, схватил что-то, что отвратительно
копошилось на пыльном полу.
В его протянутой руке корчилось и пускало слюну что-то живое. На этот
раз никаких фокусов или теней. Тугра Хотан голой рукой держал черного
скорпиона более фута длиной - самое смертоносное создание пустыни, удар
шипастого хвоста которого означал мгновенную смерть. Лицо Тугра Хотана,
подобное черепу, прорезала ухмылка мумии. Конан мгновение медлил в
нерешительности. Затем без предупреждения бросил меч.
У застигнутого врасплох Тугра Хотана не было времени уклониться от
удара. Острие меча вонзилось в него под сердцем, прошло насквозь и вышло
на фут из спины. Колдун упал, раздавив в кулаке ядовитую тварь.
Конан бросился к алтарю и поднял Ясмелу окровавленными руками. Она
судорожно обхватила белыми руками его защищенную кольчугой шею,
истерически всхлипывая, и не отпускала его.
- Кром и его дьяволы, девочка! - заворчал он. - Пусти меня! Сегодня
было убито пятьдесят тысяч человек, и у меня еще много работы...
- Нет! - выдохнула она, прижимаясь к нему с необузданной силой, в
этот миг от страха и страсти такая же варварка, как он. - Не позволю тебе
уйти! Я принадлежу тебе, ты завоевал меня огнем, и сталью, и кровью! А ты
- мой! Там, среди людей, я принадлежу другим, а здесь - себе и тебе! Ты не
уйдешь!
Мгновение он колебался. Его мысли метались в горячке бушующих
страстей. Огненное неземное сияние продолжало озарять комнату, бросая
призрачный свет на мертвое лицо Тугра Хотана, который, казалось, улыбается
им в безрадостном оскале. Снаружи, в пустыне, на холмах, среди океана
мертвецов, люди продолжали умирать, стонать от ран, жажды и безумия, и
решалась судьба королевств. Затем все было смыто прочь темно-красной
волной, которая восстала из глубин души Конана, когда он с дикой страстью
сжал в железных руках гибкое белое тело, мерцающее перед его очами словно
колдовской огонь безумия.
Роберт ГОВАРД
Спрэг ДЕ КАМП
БОГ, ЗАПЯТНАННЫЙ КРОВЬЮ
Конан дезертирует из туранского войска. Слухи о таинственном
сокровище заставляют его отправиться в горы Кезанка, простирающиеся вдоль
границ Заморы...
В этом зловонном переулке, по которому Конан-киммериец пробирался
ощупью, такой же слепой, как и окружающая его чернота, было темно, как на
самом дне преисподней. Случайный прохожий, чудом оказавшийся в таком
проклятом месте, увидел бы высокого и необычайно сильного юношу, одетого в
свободную рубаху, на которую была натянута кольчуга, сплетенная из тонких
стальных полос, а поверх всего - зуагирский плащ из верблюжьей шерсти.
Грива черных волос и широкое серьезное молодое лицо были полускрыты
зуагирским головным убором-каффией.
Тишину прорезал душераздирающий крик боли.
Такие крики не были чем-то необычным на кривых, извилистых улочках
Аренжуна, Города воров, робкий, или сколько-нибудь осторожный человек
поспешил бы прочь, даже не подумав вмешаться не в свое дело. Однако, Конан
не был ни робким, ни осторожным. Его неуемное любопытство не позволяло
оставить без внимания и, к тому же он кое-кого разыскивал здесь, и этот
вопль может навести его на нужных людей.
Не раздумывая, повинуясь безошибочному инстинкту варвара, Конан
повернул в сторону луча света, прорезавшего неподалеку темноту. Через
минуту он уже стоял у окна в массивной каменной стене, заглядывая в щель
крепко запертых ставней.
Его взгляду открылась просторная комната, увешанная бархатными
тканями, с богатой вышивкой, устланная дорогими коврами, уставленная
мягкими диванами. У одного из них столпились несколько человек: шестеро
дюжих заморских бандитов и еще двое - Конан не смог определить, кто они.
На диване лежал человек, по всей видимости, кочевник, из Кезанка,
обнаженный до пояса. Он был крепким и мускулистым. Четыре здоровенных
головореза крепко держали его за руки и за ноги. Он лежал, распятый между
ними, не в силах пошевелиться, хотя напрягал мускулы изо всех сил, так,
что они вздувались узлами у него на руках и плечах. Его покрасневшие глаза
блестели, по груди текли струйки пота. На глазах у Конана гибкий человек в
красном шелковом тюрбане выхватил щипцами горячий уголь и положил его на
трепещущую обнаженную грудь лежащего, уже покрытую ожогами.
Один из присутствующих, высокий, выше чем тот, что был в красном
тюрбане, злобно проворчал что-то, глядя на лежащего - вопрос, смысл
которого Конан не уловил. Кочевник изо всех сил затряс головой и в
бешенстве плюнул в лицо спросившего. Раскаленный уголь скользнул ниже и
тот неистово завопил. В тот же миг Конан навалился всем своим весом на
ставни.
Действия киммерийца были не такими уж бескорыстными. Именно сейчас он
нуждался в друге среди горцев Кезанских гор - народа, который был известен
своей ненавистью к чужакам. И теперь случай пришел ему на помощь. Ставни с
грохотом раскололись, и Конан, извернувшись, свалился внутрь, ногами
вперед, держа в одной руке секиру, а в другой - зуагирский кривой нож.
Люди, пытавшие горца, быстро повернулись к нему, невольно вскрикнув от
неожиданности.
Перед ними стоял высокий могучий воин, облаченный в зуагирскую
одежду: развевающиеся складки каффии закрывали нижнюю часть лица. Над этой
маской горели подобно раскаленной лаве, синие глаза. На мгновение все
застыли, потом немая сцена взорвалась лихорадочным действием.
Человек в красном тюрбане что-то коротко крикнул, и навстречу
незваному гостью бросился гигант, сплошь покрытый волосами, подобно
обезьяне. Он держал трехфутовую саблю, и нападая, резко поднял лезвие,
чтобы нанести смертельный удар. Но секира опустилась на его руку. Кисть,
сжимавшая острый клинок, отлетела, разбрызгивая струйки крови и длинный
узкий нож Конана перерезал глотку заморийца, заглушив последний хрип.
Перепрыгнув через убитого, киммериец бросился к Красному Тюрбану и
его высокому спутнику. Тот взмахнул ножом, второй выхватил из ножен саблю.
- Руби его, джиллад! - зарычал Красный Тюрбан, отступая перед мощным
натиском киммерийца. - Зал, помоги ему!
Человек, которого назвали Джилладом, отбил нападение Конана и нанес
