пропасть, в которую низвергались громадные каменные
обломки.
Киммериец бросился бежать; он несся не чуя ног,
перескакивая через вздымающееся каменно крошево. Обдирая
руки, он лез по склонам обрыва, падал и лез снова, и камни
сверху сыпались на него.
ЭПИЛОГ
Королева Зенобия сидела в резном кресле, положив
подбородок на сложенные ладони. Рядом с ней стоял граф
Просперо, склонившись в учтивом поклоне; губы его беззвучно
шевелились. Граф сопровождал свою неслышную речь
выразительной жестикуляцией, но брови королевы оставались
нахмуренными. Она о чем-то спросила Просперо, и граф
беспомощно развел руками. Зенобия порывисто поднялась и
топнула в гневе туфелькой.
Изображения королевы и графа побледнели и пропали;
мерцающий шар, висевший над костром, съежился и струйкой
дыма развеялся в воздухе.
- Ну, видишь, все в порядке, - сказал Пелиас и
перевернулся на другой бок, зашипев при этом от боли.
Конан не ответил, ткнув ножом оленью ногу, подвешенную
над угольями. Где-то неподалеку в джунглях громко
захрустели ломающиеся ветви, и киммериец настороженно
повернулся на шум.
- Не беспокойся, мой король,- произнес волшебник. -
Хотя меня и потрепало изрядно, но сил, чтобы отвадить
непрошеных гостей, хватит. Сквозь магический круг не
пройти никому, ни зверю, ни человеку. Мы можем спать
спокойно.
Пелиас пошевелил остатками бровей на обгоревшем лице и
страдальчески сморщился.
- Вот уж не думал, что ты полезешь за мной в это пекло!
- Волшебник осторожно коснулся кончиками пальцев кожи
на лбу.
Конан отрезал от оленьей ноги маленький кусочек и сунул
в рот, потом старательно разжевал и проглотил. На
физиономии его проступило удовлетворенное выражение.
- Кром! Я бы продал душу за несколько глотков вина, -
сказал он.
- Вина? - удивился Пелиас. - Что же ты молчишь?
Волшебник принялся бормотать себе под нос непонятные
слова заклинаний. Когда он умолк, Конан огляделся в поисках
кувшина. Вином, однако, не пахло.
- Ну? - раздраженно буркнул киммериец, разочарованный в
своих ожиданиях.
- Подожди немного, вино будет, - успокоил его Пелиас.
Конан недоверчиво покосился на чародея, но ничего не
сказал. Желудок его требовал пищи и, не дожидаясь
обещанного вина, он отрезал два изрядных куска жаренного
мяса, протянув один из них магу. Конан быстро расправился
со своей порцией и примеривался отрезать еще, когда сверху
раздалось громкое уханье.
- Вот и вино, - сказал Пелиас. - Лови!
Над головой Конана затрещали ветви; он поднял взгляд и
увидел, как сквозь крону деревьев на него падает темный
комок. Он поймал его на лету. Упавший предмет издал звучное
бульканье, и Конан опустил себе на колени полный бурдюк.
Пелиас благожелательно поглядывал, как его сотрапезник,
вырвав из бурдюка затычку, шумно принюхался.
- Вино, - довольно сказал он и припал к меху, сделав
изрядный глоток; затем оторвался и добавил: - Отличное
вино!
После этого киммериец поднял бурдюк над головой, и
темная жидкость струей потекла в его раскрытый рот. Бурдюк
стал худеть на глазах.
- Друг мой, оставь и мне немного, - обеспокоено
сказал Пелиас.
Конан вытер губы и протянул наполовину опустевший мех
волшебнику. Пелиас чуть-чуть пригубил, и рот его сложился в
довольную улыбку.
- Ты послал за ним одного из своих уродов? - спросил
Конан.
Пелиас согласно наклонил голову.
- Хорошее винцо! Откуда он его взял?
- Стянул где-нибудь.
Киммериец вернулся к прерванному ужину, щедрыми
глотками запивая куски жаренной оленины.
Пелиас, покряхтывая и шипя, принял сидячее положение.
- Друг мой, я бы хотел выразить тебе свою
признательность, - заговорил маг, - ибо ты уже второй раз
спасаешь меня от смерти. Я готов объяснить тебе причины
моего странного на первый взгляд поведения.
Конан оторвался от мяса.
- Не надо, - сказал он.
- Как? - изумился волшебник. - Ведь ты требовал от меня
объяснений?
Конан отшвырнул в сторону обглоданную кость.
- Пелиас, - сказал он, - ты хотел повернуть мир на
другую колею и спасти его от гибели. Ты это сделал?
- Мы это сделали, мой король, - поправил киммерийца маг.
- А-а, пустое, - отмахнулся Конан, - оставь свои бредни
при себе, у меня от них голова болит. Я видел, что ты
вытворял перед развалинами! Не скрою, я думал, что ты
хочешь завладеть талисманом, и решил тебе помешать, но я
ошибся. Почему ты меня обманывал, не знаю и знать не хочу!
То, что я видел, сказало мне, что твои слова о гибели моего
королевства и королевы могут быть правдой. Поэтому мы
квиты: ты делал свое дело, а я делал свое. Я знать не хочу
о судьбах мира, а моя жена и королевство мне дороги. А
вытащил я тебя потому, что решил: иной раз не худо иметь
под рукой колдуна, с которым можно договориться. Ясно? Но
постарайся не впутывать меня больше ни во что, иначе от
нашей дружбы не останется и следа.
- О, мой король! Если бы только я мог поступить
по-другому... - печально произнес Пелиас.
Конан усмехнулся и отхлебнул вина.
- Тогда хоть не ври - у тебя это плохо получается, -
сказал он. - И ответь мне на один вопрос.
- Какой? - спросил волшебник.
- Что с Зольдо?
- А-а, я знал, что ты о нем просишь, - улыбнулся маг. -
Теперь душа его на Серых Равнинах, тело же сгорело, а пепел
канул в бездну вместе с Камнем Мертвых. Бессмертного больше
нет!
Конан смотрел в огонь и молчал. Языки пламени,
отражаясь, плясали в его синих глазах.
ВОЛЧИЙ РУБЕЖ
(Волки по ту сторону границы)
Р.Говард, Л.Спрэг де Камп
Глава 1
Далекий тревожный рокот барабанов пробудил меня. Не
двигаясь, я лежал в кустах, выбранных мной для ночлега
прошлым вечером. Затаившись от постороннего глаза, я
напрягал слух, соображая, откуда доносятся рокочущие удары
- в этом густом лесу было нелегко определить направление по
отдаленным звукам.
Лишь мерный барабанный бой нарушал лесную тишину.
Колючие ветви кустарника, оплетенные вдобавок вьющимися
растениями, создавали надо мной непроницаемый темный свод.
Из своего убежища я не мог видеть ни звезд, ни луны -
вокруг простиралась сплошная тьма, черная и глухая, как
ненависть врага. Но это вполне устраивало меня - если я
почти ничего не вижу, то и сам остаюсь невидимым для чужих
глаз.
Ритмичные барабанные удары начинали действовать мне на
нервы; они продолжали звучать непрерывно, гулко и
угрожающе: бух-бух-бух! - и снова: бух-бух-бух! Не
приходилось сомневаться, что это глухой тревожный рокот
предвещает нечто ужасное. Ведь только один инструмент на
свете мог издавать эти низкие мерные звуки - боевой барабан
пиктов, в который колотят размалеванные дикари в
набедренных повязках, варвары, из-за которых дремучие леса
по ту сторону границы были полны смертельной угрозы.
По ту сторону был сейчас и я. Один, без всякой надежды
на помощь, укрывшись под колючими ветвями густого
кустарника, я находился в чужом враждебном лесу, кишевшем
полуголыми воинами; испокон веков они чувствовали себя
хозяевами этих непроходимых джунглей.
Так! Наконец-то я разобрался, откуда доносятся
ритмичные удары! Барабан бил на западе, и я решил, что
расстояние до него было не таким уж большим.
Я внимательно проверил свое боевое снаряжение: потуже
затянул пояс, на котором висело оружие, попробовал, легко
ли выходит из расшитых стеклянным бисером ножен короткий
кинжал; затем, убедившись, что все в порядке, я, извиваясь
ужом и стараясь двигаться совершенно бесшумно, начал
пробираться между колючками и острыми шипами кустарника в
сторону несмолкающего барабанного боя.
Я был уверен, что этот ритмичный глухой стук означает
что-то определенное, но вряд ли он возвещал о моем
присутствии - меня обнаружить пикты еще не могли. И тем не
менее зловещее "бух-бух-бух" несло угрозу и предвестие беды
всем незваным пришельцам, осмелившимся вторгнуться на
территорию дикарей, где на редких лесных полянах стояли их
немногочисленные хижины. В рокочущих глухих ударах
явственно слышались рев всепожирающего огня и шипенье
градом сыпавшихся пылающих пиктских стрел, вопли,
исторгаемые нечеловеческими пытками, и свист окровавленных
боевых топоров, раскалывающих без разбора головы и воинов,
и женщин, и детей. Это было поистине страшно!
Выбравшись из-под колючих ветвей, я в полной темноте
осторожно пробирался между стволами гигантских деревьев.
Время от времени, когда моего лица или напряженно вытянутых
рук касалась какая-нибудь тонкая ветка, мне чудилось, что
это хвост одной из тех огромных змей, смертельно опасных
для человека, что обитают в этом лесу и, притаившись в
древесных кронах, дожидаются добычи; эти твари молниеносно
падали вниз и обвивались вокруг тела жертвы.
Но создания, которых выслеживал я, были куда опаснее
самых смертоносных гадов. Я шел по верному пути: барабанный
бой приближался, и теперь мне приходилось красться все
осторожнее - как по острому лезвию ножа. Наконец в
просвете между деревьями мелькнул красноватый отблеск, и,
сквозь грохот размеренных низких ударов, я смог различить
приглушенное бормотание собравшихся у костра дикарей.
Там, на поляне, окруженной вековыми деревьями,
происходила какая-то варварская церемония - значит, скорее
всего, вокруг расставлены многочисленные дозорные. Я знал,
как пиктские стражи умели сливаться с темнотой окружающей
чащи - их было невозможно заметить до того страшного мига,
когда клинок или стрела вонзались в сердце незваного
пришельца. При мысли, что я могу наткнутся на притаившегося
часового, меня пронзила холодная дрожь. Однако я был уверен
и в том, что, если не допущу неосторожности, ни один пикт
не сможет разглядеть меня в царящей вокруг непроницаемой
тьме: даже если б небо не было затянуто низкими облаками,
свет луны и звезд не смог бы проникнуть сквозь густой шатер
переплетенных ветвей.
Я спрятался за стволом гигантской лиственницы и
всмотрелся в происходящее на поляне действо. Вокруг костра
сидело около полусотни пиктов - мне были видны лишь неясные
очертания их фигур. Их обнаженные - не считая набедренных
повязок - тела были покрыты боевой раскраской. Мне удалось
рассмотреть торчавшие в густых черных волосах соколиные
перья, и по этому признаку я догадался, что дикари
принадлежат к клану Сокола.
В центре поляны темнел грубо отесанный камень -
примитивный пиктский алтарь. При виде его у меня прошел
мороз по коже: однажды я уже лицезрел такой же камень,
жирный от копоти и орошенный кровью. Но тогда его не
окружали люди, и мне еще не приходилось быть свидетелем
тайного варварского ритуала, совершаемого вокруг подобных
алтарей. Но я слышал о нем от тех немногочисленных
счастливцев, коим удалось бежать из пиктского плена, и
когда я вспомнил их жуткие сбивчивые рассказы, меня снова
пронзила неудержимая дрожь.
Между костром и алтарем извивался в причудливом танце
шаман, в ритуальном одеянии из перьев, которые колыхались в
