послужившие впоследствии фактической основой для создания
легенд о Маленьком Народе: духах земли, гоблинах и им подобных.
-- Не могу согласиться с последним утверждением, -- заявил
Конрад. -- Предания и мифы приписывают подобным персонажам
нечеловеческий внешний вид и патологическое безобразие. Их
никак нельзя связать с пиктами, хотя они и внушали ужас и
отвращение арийским народам. По моему мнению, средиземноморцам
предшествовало племя монголоидного типа, чрезвычайно
низкоразвитое, о котором эти легенды и...
-- Правдоподобно, -- перебил его Кирован. -- Но с чего вы
взяли, что они и эти, как вы их называете, пикты столкнулись
именно в Британии? Мы находим истории о троллях и гномах
повсюду на континенте и куда логичнее было бы предположить, что
и средиземноморские и арийские племена принесли эти легенды с
собою на острова уже в готовом виде. А они должны были иметь
весьма премерзкую внешность, эти монголоиды, а?
-- Тогда вот вам кремневый молот, -- парировал Конрад, --
найденный шахтером на возвышенностях Уэльса и переданный мне.
Посмотрите и постарайтесь мне объяснить, почему он столь
миниатюрен, в отличие от большинства орудий той эпохи? При
этом, выглядя почти детской игрушкой, он на удивление тяжел и,
без сомнения, мог наносить смертоносные удары. Я взялся
самолично приладить к нему ручку, но вы бы знали, насколько
непросто оказалось подогнать ее и сбалансировать орудие!
Мы во все глаза рассматривали находку. Она была тщательно
обработана и отполирована, подобно прочим неолитическим
артефактам, которые мне доводилось видеть, и все же, как и
сказал Конрад, разительно отличалась от них. Несмотря на малые
размеры, предмет вызывал необъяснимо тревожные ощущения и
зловещие ассоциации с жертвенным кинжалом ацтеков. Конрад
сделал дубовую рукоять с таким мастерством, что она казалась
неотъемлемой частью молота, изначально ему принадлежащей. Он
даже повторил прием оружейников каменного века, зафиксировав
молот в расщепленном конце рукоятки полосками сыромятной кожи.
-- Бесподобно! Эх, -- Тэверел сделал неуклюжий выпад к
воображаемому противнику и едва не разнес вдребезги бесценную
вазу. -- Э-э, ну, баланс у этой штуковины ни к черту. Готов
довести ее до ума. Все мои знания по механике к вашим услугам.
-- Позвольте мне взглянуть, -- Кетрик взял молот и
повертел его в руках, словно пытаясь разгадать секрет
правильного с ним обращения. И вдруг, скривившись от
беспричинного раздражения, размахнулся и нанес сильный удар по
щиту, висящему на стене. Я успел заметить, как чертова штука
взвилась в его руке словно взбешенная кобра, потом рука Кетрика
пошла вниз. До ушей моих донесся предостерегающий тревожный
крик -- а затем пришла темнота, вместе с ударом молота по моей
голове.
x x x
Я медленно выплывал из небытия. Сперва пришло ощущение
слепоты и полное непонимание, кто я и где; потом смутное
осознание собственного бытия и боль от чего-то твердого,
вдавившегося мне в ребра. Наконец туман перед глазами рассеялся
и я полностью пришел в себя.
я лежал спиной на траве, наполовину скрытый низким
подлеском, голова нещадно болела. Волосы спутались и слиплись
от крови, словно с меня пытались снять скальп. Глаза прошлись
сверху вниз по обнаженному (если не считать набедренной повязки
из оленьей шкуры и грубых кожаных сандалий) телу и не
обнаружили ни одной раны. А ребрам досаждал мой собственный
топор.
Тут ушей моих достигло отвратительное бормотание и
подстегнуло мои чувства и память. Звуки эти напоминали какое-то
наречие, но скорее не человеческий язык, а многократно
повторяющееся на разные лады шипение клубка больших змей.
Я осмотрелся. Меня окружала мрачная чащоба леса. Поляну,
где я лежал, скрывала такая глубокая тень, что даже в дневном
свете здесь царил вечерний полумрак. Лес -- гигантский,
непроницаемо-темный, холодный -- замер. Вокруг стояла мертвая
тишина.
Поляна вокруг напоминала бойню. Я ощутил щемящую боль в
груди, разглядев страшно изувеченные тела пятерых людей. А
вокруг них собрались... существа. Наверно, это были люди
какого-то иного племени, но я бы не решился назвать их
таковыми. Низкорослые, коренастые, с широкими массивными
головами, слишком большими для их приземистых тел. Свалявшиеся
в паклю вьющиеся волосы обрамляли плоские квадратные лица с
приплюснутыми носами и глубоко посаженными раскосыми глазами.
Их безгубые рты напоминали резаные раны. Как и я, они были
одеты в звериные шкуры, но худшей выделки, вооружение их
состояло из небольших луков и стрел с кремневыми наконечниками,
каменных ножей и дубин. Эти твари общались между собой на
отвратительном, шипящем языке рептилий, столь же мерзостном,
как и они сами.
О, как я ненавидел их! Теперь, когда я вспоминаю, в моем
мозгу снова разгорается ярость... Мы отправились на охоту,
шестеро юношей из Народа Мечей и заплутали в сумрачном лесу,
который наш клан обычно избегает. Утомленные охотой, мы
остановились на отдых, -- мне выпало первому нести караул, ведь
ночевать без часового в этих местах было небезопасно. Я
безмолвно закричал от стыда и отчаяния. Ведь я заснул, предал
своих товарищей! И теперь они лежали там, изрубленные и
изрезанные на куски, зверски убитые во сне тварями, которые
никогда не отважились бы выступить против них открыто. Мои
спутники доверили мне свои жизни, а я, Арьяра, их предал...
Да... Как же болезненны могут быть воспоминания... Я
задремал и пребывал в окружении грез об охоте, когда вдруг
искрящийся огонь вспыхнул в моей голове и я провалился во тьму,
где не бывает снов. Как я наказан! Враги подкрались сквозь
непролазные лесные заросли, оглушили меня и даже не
задержались, чтобы добить, решив, что я мертв, они поспешили
скорее свершить свое грязное дело. А потом, наверно, и вовсе
забыли про меня. -- Я сидел в стороне от других и, оглушенный,
упал в кусты, скрывающие меня и доныне. Но скоро они могут обо
мне вспомнить и тогда уж больше мне не охотиться, не
участвовать в плясках войны, любви и охоты, не видеть плетеные
хижины племени Мечей.
Но я и не горел желанием бежать назад к своим
соплеменникам. Могу ли я вернуться, неся бремя предательства и
позора? Сумею ли выслушать слова презрения, которые мой народ
бросит мне в лицо, снести насмешливо-ненавидящие взоры девушек,
тычущих пальцами в парня, который проспал и отдал своих
товарищей на растерзание кремневым ножам гнусных тварей.
Слезы жгли мне глаза и где-то глубоко внутри росла
ненависть, вскипая в моей груди. Мне не суждено было никогда
больше носить меч, как подобает воину, не суждено ощущать
триумф победы над достойным противником или пасть с честью под
стрелами пиктов, топорами Волчьего Народа и Народа Реки. Нет, я
погибну от рук тошнотворных отродий, которых пикты давным-давно
загнали вглубь дикого леса.
Переполняющая меня ярость осушила слезы, превратив меня в
берсерка. Я осторожно повернулся, обхватил рукоять своего
топора, вскочил и, громогласно взывая к Иль-Маринену, тигриными
прыжками бросился к тварям. И вот так, скача как тигр среди
врагов, принялся крушить плоские черепа, подобно тому, как
человек давит каблуком скользкую змеиную голову. Отродья дико
заверещали от неожиданности и ужаса, но уже через несколько
мгновений они сомкнулись кольцом вокруг меня и принялись
размахивать каменными ножами. Один из них чиркнул по коже на
груди, но что за дело было мне до того, -- красная пелена
колыхалась перед моими глазами. Я не понимал, что делаю, но
руки, ноги, тело действовали в удивительном согласии. С диким
рычанием рубя и круша, я возвышался тигром среди рептилий. Еще
секунда и они бежали, оставив меня стоять среди полудюжины
уродливых приземистых тел, разбросанных по земле.
Но я не был удовлетворен такой победой и бросился следом,
наступая на пятки самому рослому из них (мне он едва доставал
головой до плеча), который, похоже, был их вожаком. Он,
отчаянно визжа, мелко семенил впереди, полусогнувшись, более
всего напоминая чудовищную отвратительную ящерицу, а когда я
совсем было нагнал его, вдруг, вильнув по-змеиному, он
скользнул в густой кустарник. Но я был не менее ловок и,
вломившись в кусты, что было силы рубанул его топором. Кровь
оросила листву.
В густых зарослях я разглядел тропинку, к которой он так
стремился -- едва различимая, она была настолько узка, что
человек нормальных размеров мог только с большим трудом
двигаться по ней. Одним ударом я снес мерзкую башку своего
врага и, ухватив ее левой рукой за волосы, пустился вперед по
змеиной тропе, сжимая в правой руке окровавленный топор.
Кровь из перерубленной шеи убитой мною твари брызгала мне
на ноги при каждом шаге. И я вновь подумал о случившемся
несчастье. Мы так мало внимания обращали на племя, к
которому принадлежала моя жертва, что средь бела дня
затеяли охоту в лесу, принадлежавшем этим тварям. Как они
называли себя, нам было неведомо, ибо никто из нашего
народа не взял на себя труд изучить проклятое шипение,
которое они использовали в качестве речи. Мы же нарекли их
Детьми Ночи. Они и вправду были ночными тварями, тихо
крадущимися в глубинах темных лесов и выбирающимися из
своих подземных нор в холмы лишь когда люди, загнавшие их
туда, спали. Грязные свои делишки они тоже проделывали
всегда по ночам, -- будь то кража заблудившегося в лесу
ребенка или убийство взрослого человека исподтишка короткой
стрелой с каменным наконечником. Но не только этому были
они обязаны своим прозвищем. Народ Ночи пришел из тьмы
ужасающей древности как остатки некогда могущественной, но
выродившейся расы. Прежде эта земля кишмя кишела подобными
созданиями, пока их не загнали в леса свирепые пикты,
которые теперь враждовали с нами. Но ненависть и отвращение
к Детям Ночи и они, и мы испытывали одинаковые.
Пикты несколько отличались от моего народа по внешнему
виду, были меньше ростом, имели темные волосы, глаза и кожу,
тогда как мы были выше и мощнее, с волосами цвета пшеницы и
глазами синими, как небо. И все же, народы наши произошли от
одних предков. Иное дело -- Дети Ночи. С их деформированными
телами, желтой кожей и отвратительными харями они казались не
людьми, а необычными пресмыкающимися, мерзкими скользкими
чудовищами.
Новая волна бешенства накатила на меня, стоило мне
подумать о том, с какими тварями я имею дело. Ба! Невелика
заслуга -- давить змей или самому погибнуть от их ядовитых
укусов. Багровый туман разочарования пришел на смену
раскаленной опустошительной ярости, и я поклялся всеми богами,
каких знал, излить его, прежде чем погибну, на головы врагов,
дабы навсегда остались страшные воспоминания в сознании тех из
них, кто уцелеет. Мое племя не станет гордиться и чтить мою
память. Мы слишком сильно презирали Детей Ночи. Так пусть
память эта хотя бы заставит содрогаться самих тварей. Так я
клялся богам, судорожно стиснув в руке бронзовый топор, сидящий
на дубовой рукояти и прихваченный для надежности кожаными
ремнями.
Внезапно я услышал впереди отвратительные шипение и
гортанные выкрики, учуял гнусный запах, который, пройдя через
фильтр зеленой листвы, казался почти человеческим и все же
недостоин был называться таковым. Несколькими секундами позже
тенистый лес неожиданно оборвался и я оказался на широком
открытом пространстве. Никогда прежде мне не доводилось видеть
